Юрий Васильевич СелезневРусские князья при дворе ханов Золотой Орды
Введение
История Руси ХІІІ–ХV столетий неразрывно связана с историей Джучиева Улуса (или Орды; в источниках начиная с XVI века — Золотой Орды). Русские князья, которые в этот период управляли своими землями и определяли пути развития княжеств, признали иноземную власть и были вынуждены ездить на поклон к хану. Именно там — при дворе ордынского властителя — на протяжении практически 250 лет, решалась судьба того или иного князя, того или иного княжества, в конечном итоге — всей Руси[1].
Тем не менее статус и положение русских князей в системе отношений правящей элиты Джучиева Улуса, их место в ее составе практически не исследованы. Более того, сама постановка подобной задачи нередко вызывает сомнение в правомерности и необходимости ее рассмотрения. Хотя совершенно очевидно, что лица, получающие свои не только владельческие, но и управленческие права из рук иноземного правителя, должны занимать определенное место в составе правящей группы соответствующего государства.
Несмотря на признание в исследовательской и учебной литературе факта зависимости Руси от Орды, русские князья традиционно рассматриваются как вполне независимые правители. За пределами внимания исследователей при этом остаются особенности политической и социальной системы ордынского государства, закономерности функционирования элит, которые формировали правила взаимодействия в рамках политической системы Джучиева Улуса. Сведения же источников показывают, что русские князья действовали в соответствии именно с этими правилами.
Настоящее исследование посвящено социально-политической группе, которая объединяла русских владетельных князей, — ее отличительным признакам, статусу, особенностям поведения и особенностям функционирования в составе правящей элиты Орды. Такая постановка вопроса подразумевает в первую очередь необходимость доказать, что русские князья были составной частью ордынской элиты.
Глава 1Русско-ордынские отношения в освещении русского летописания
1. Представления о природе верховной власти ордынского хана в русской письменной традиции
Завоевание Руси монголо-татарскими войсками в 1237–1241 годах поставило вопрос как о политическом признании/непризнании власти Орды, так и о том, как оценивать выстраиваемые отношения.
Принципы, на основании которых русские князья считали возможным в XIII столетии включать себя в состав элиты Джучиева Улуса, основывались главным образом на представлениях о природе ордынского владычества[2], и эти представления не могли не отразиться в памятниках русской письменной традиции. К таковым произведениям, сохранившим информацию о восприятии власти ордынского хана над русскими землями в XIII веке, необходимо отнести Галицко-Волынскую и Лаврентьевскую летописи, а также «Повесть о житии Александра Невского», «Сказание об убиении в Орде князя Михаила Черниговского и его боярина Феодора» и Слова и Поучения Серапиона Владимирского.
В основном перечисленные памятники были созданы во второй половине XIII века, во всяком случае, не позже 1320-х годов[3].
Летописная традиция Северо-Восточной Руси рассматривала само нашествие как «кару Господню», а спасение виделось в смирении перед захватчиками — «бичом Божиим»; сопротивление по этой причине считалось обреченным на провал[4]. В связи с этим русские книжники того времени в большинстве своем просто фиксируют события, связанные с отношениями Руси и Орды.
Так, Лаврентьевская летопись, основой которой послужил свод 1305 года великого князя Михаила Ярославича Тверского[5], содержащая в основном владимирское летописание, отмечает под 1242, 1244, 1245 годами поездки русских князей в Орду и признание власти хана Батыя. Причем это рассматривалось в летописях как почетный и не унизительный процесс. Авторы отмечали оказанный в Орде русским князьям почет и уважение. На протяжении практически всего XIII столетия Лаврентьевская летопись (материалы которой для этого времени большей частью ростовского происхождения[6]) отмечает, что получить ярлык на княжение — это большая честь[7].
Показательно описание в летописи событий, связанных с борьбой русских князей за ярлык на великое княжество Владимирское. Например, говоря о событиях 1281 года, когда Андрей Александрович Городецкий «прииде ис Татар… ратью на брата своего стареишаго Дмитреа, истпросив собе княжение великое под братом своим»[8], автор прямо указывает, что верховным распорядителем княжеских столов является ордынский хан.
Наиболее яркие оценки власти ордынского хана содержатся в летописных источниках при описании событий в Курском княжестве, помещенных в Лаврентьевской и Симеоновской летописях под 1283–1284 годами. В. А. Кучкиным установлено, что эти события относятся к 1289–1290 годам[9]. Суть их в том, что ордынский откупщик дани Ахмат выступил организатором двух слобод, которые располагались в пределах Курского княжества, и туда начало стекаться местное население. Этот вызвало протест местных князей — Олега Воргольского и Святослава Липовичского. Они отправились с жалобой к хану Тула-Буге, который дал им войско для разорения слобод. Однако баскак Ахмат привел карательную экспедицию от Ногая, который возглавлял в то время второй политический центр в Орде и имел напряженные отношения с Тула-Бугой. В ходе дальнейшей борьбы князья Олег и Святослав погибли.
Описывая эти события, автор повествования неоднократно подчеркивает, что судьбами русских земель распоряжается ордынский хан: «Князь Олег иде въ орду… с жалобою къ царю Телебузе»[10]; при описании спора князей Олега и Святослава говорится: «Со мною еси ко цесарю не бежал» и «ныне затерял еси правду мою и свою ти не идешь ни к своему цасарю ни к Ногою на исправу»[11]. Таким образом, верховными распорядителями земель и правом суда являются ордынские правители — хан Тула-Буга и Ногай.
В то же время галицко-волынский летописец характеризует ситуацию несколько в ином ключе. Описывая возвращение князя Даниила от Батыя, южнорусский книжник подчеркивает, что честь татарская — злее зла: «О, злее зла честь татарская! Данилови Романовичи), князю бывшу велику, обладавшу Рускою землею: Кыевом и Володимеромъ и Галичем со братомъ си, инеми странами, ныне седить на колену и холопом называетъ ся! И дани хотять, живота не чаеть. И грозы приходять. О, злая честь татарьская!.. Злобе бо их и льсти несть конца. Ярослава, великого князя Суждальского, и зелием умориша, Михаила, князя Черниговьского, не покланившуся кусту, со сдрим боярином Федоромъ, ножем заклана быста»[12].
Правда, в одной из последних частей Галицко-Волынской летописи, в так называемом «летописце Владимира Васильковича»[13], охватывающем события с 1272 по 1289 год, автор, которым считается епископ Евсигиний, более нейтрально, в сравнении со своими предшественниками, высказывается об ордынской зависимости. Так под 1274 годом в летописи отмечается, что ханом Менгу-Тимуром была удовлетворена просьба князя Льва. В результате Лев Данилович получил в свое распоряжение ордынские войска во главе с воеводой Ягурчином для ведения военных действий в Литве. Кроме того, по распоряжению хана к объединенным войскам были обязаны присоединиться Роман Брянский со своим сыном Олегом и Глеб Смоленский. Авторское отношение к сложившемуся положению дел отразилось во фразе: «Тогда бо бяху вси князи в воли в тотарьской»[14].
Довольно подробно автор определяет положение русских княжеств при описании событий, помещенных под 1287 годом. Тогда ордынский хан Тула-Буга и его брат Алгуй совершили поход на Польшу, а русские князья обязаны были участвовать в походе. Автор говорит о положении русских князей: «Тогда бяхуть вси князи русции в воли татарьской, покорени гневом Божиим»[15]. В другом месте летописец отмечает: «Тогда же бяху вси князи в неволе татарьской»[16]. Таким образом, по мнению автора «летописца Владимира Васильковича», наказанием за прегрешения православных были «воля татарская» и «покорение гневу Божию».
В «Повести о житии Александра Невского» о взаимоотношениях Руси и Орды говорится трижды. Впервые, подчеркивая международное значение князя Александра и в то же время отмечая данную Богом ордынскому хану власть, автор отмечает, что Бату-хан (Батый) («царь с восточной стороны». — Ю. С.) «слышавъ Александра тако славна и храбра, посла к нему послы и рече: "Александре, веси ли, яко Богъ покори ми многы языкы? Ты ли един не хошеши покорити ми ся? Но аще хощеши съблюсти землю свою, то приеди скоро к мне и видиши честь царства моего"»[17].
Второй эпизод связан с изгнанием с владимирского стола брата Александра Андрея, на которого «разгневася царь Батый»[18].
Третий раз тема русско-ордынских отношений всплывает в связи с последней поездкой князя в ставку хана. По данным «Жития…», «бе же тогда нужда велика от иноплеменник, и гоняхут христианъ, веляще с собою воиньствовати». Князь же Александр «поиде к цареви, дабы отмолити людии от беды»