у кого брать самиздат. И «кто есть ху».
Стоит ли удивляться, что бушующее в СССР море самиздата вытекает на Запад тонкой и строго контролируемой струйкой, что время потрясающих человеческих документов миновало, а по существующим каналам приходят либо произведения «апробированных» авторов, либо протоколы допросов и обысков, перечни статей и параграфов. Ныне одно из главных назначений самиздата — пополнять в качестве справочного материала полки западных университетских библиотек. На радость мышам.
Я вовсе не утверждаю, что люди, занимающиеся внутри страны и на Западе переправкой и изданием самиздата, непременно движимы нечистыми побуждениями. Отнюдь нет. В подавляющем большинстве это истинные демократы, честно стремящиеся по возможности вредить советской власти. Но я убежден, что в определенных звеньях хрупкой цепочки, по которой самиздат поступает во внешний мир, кто-то влияет на отбор материала, следит за дозировкой и за тем, чтобы одни имена укреплялись в известности, другие оставались в тени, чтобы наиболее сильные, эффектные документы не достигали Запада или тонули в сером потоке справочного материала, способного заинтересовать лишь будущего историка или футуролога, занимающегося проблемами «постсоветского общества»…
Предтечи — 2
Вспоминая о царском политическом сыске за границей, как не привести во многом поучительную историю чиновника департамента полиции Меньщикова.
Увлеченный в революцию юношеским порывом, он с первых же шагов избранного пути выяснил, что его новые товарищи, в том числе Зубатов[3], — осведомители Охранного отделения. Уязвленный таким коварством, Меньщиков решил отомстить и… сам пошел служить в Охранку. Сначала секретным сотрудником, затем чиновником. За 20 лет довольно успешной полицейской карьеры он собрал богатый материал и, уехав за границу, выдал революционерам всех провокаторов, которые были ему известны по службе в Департаменте полиции. Среди выданных агентов были и лично им завербованные. Например, москвичка Ольга Путята (пошла работать в Охранку из законного желания убрать с дороги успешную соперницу), которой «крестный» Леонид Меньшиков дал агентурную кличку «Леонидов».
Не о том, однако, речь, что обиженный в лучших чувствах революционер собрал за 20 лет полицейской карьеры обширный материал, а о том, что когда он свой список из 250 имен передал тем политическим партиям, которые эти агенты «освещали», то партии эти сочли уместным разоблачить лишь 20 предателей. Менее 10 процентов!
В чем же назидательность этого примера?
В том, в частности, что завоевавший за годы совместной работы симпатии своих товарищей агент обрастает надежной броней родственных и дружеских связей, личных привязанностей, взаимных одолжений и услуг, успевает подчас стать незаменимым и настолько врастает в привычный психологический ландшафт своего окружения, что находится мало охотников его разоблачать.
Вспомните: когда Владимир Бурцев представил руководителям партии эсеров неопровержимые доказательства измены Азефа, то людей, без колебаний приговаривавших к смерти разоблаченных агентов Охранки (Татарова, например), одолели сомнения. Они юлили, терзались и, наконец, позволили Азефу бежать. Впоследствии они не предприняли ии единой серьезной попытки убить «провокатора века». Почему?
Причин много. Среди них — кастовость. Азеф был как-никак свой, «генерал от революции», глава боевой организации. Наконец, у него были заслуги. Он убил Плеве и великого князя Сергея Александровича[4]
На уровне куда более низком, чем азе-фовский, возьмем пример той же Ольги Путяты.
Владимир Бурцев (»В борьбе с провокаторами» — «Иллюстрированная Россия», № 16 (726), 8.4.1939) пишет, что партийная карьера Путяты фактически успешно развивалась параллельно с ее разоблачением и вопреки ему. Получив от охранников Бакая и Меньшикова сведения о предательстве Путяты, Бурцев сообщил их московским социал-демократам. Но что весили подобные обвинения, когда Ольга Путята к тому времени успела доказать свою незаменимость и стала секретарем организации! Работа у нее кипит: она находит надежные квартиры для встреч и хранения нелегальной литературы и оружия, она бесстрашна — сама разносит по городу литературу, револьверы, достает паспорта для нелегальных. Среди ее особых удач — найденная для конспиративных собраний надежная квартира в больнице доктора Териана (тоже, разумеется, агента охранки).
Собрания у доктора Териана проходили гладко, все, что предпринимала Путята, удавалось. Если бывали провалы, то, по всей видимости, не по ее вине. Ни малейшее подозрение ее не коснулось.
Но репутация революционера или инакомыслящего не строится на одном умении эффективно работать, удачно все организовать. Необходима еще смелость и умение держать себя с представителями власти.
Цитирую Бурцева:
«Я должен вас арестовать! — сказал Путя-те начальник Московского Охранного отделения Патерсон, — … всех берут, а вы на свободе! Необходимо, чтобы вы были арестованы! Иначе вас могут заподозрить ваши товарищи!»
«У Путяты был произведен обыск. Присутствующие товарищи видели, как она красиво, не растерявшись, держалась с теми, кто обыскивал, и как она им вызывающе дерзила. Обыск кончился арестом всей компании. Путята очутилась в тюрьме и за ней, таким образом, еще более была упрочена революционная репутация».
Сегодня она еще послала бы гебешников за пивом.
О, унылое однообразие безотказных приемов! Проходят десятилетия, меняются исторические эпохи, люди высаживаются на Луне и возвращаются на Землю, а полицейская техника, основанная на самых примитивных психологических ходах, остается.
Когда мы с женой сидели в «отказе» в Москве, среди нескольких бородатых и от-чаяцных еврейских юношей, которых за бескомпромиссность и смелость прозвали «камикадзе», особой храбростью выделялся Леонид Цыпин.
Он насчитывал тогда более двадцати приводов в милицию, но, не колеблясь, снова и снова бросал властям очередной вызов. Несмотря на молодость, Леня Цыпин пользовался среди «активистов алии» немалым авторитетом, к его мнению прислушивались, и разного рода деликатные поручения, требовавшие смелости и смекалки, поручались предпочтительно ему.
Вы угадали! Леня был агентом КГБ. О чем все и узнали, когда пришла ему пора выступить в печати с разоблачением «происков сионистов».
Столь же смелых, неосторожных до дерзости и постоянно бросающих вызов властям предержащим встречал я и среди безнаказанно активных деятелей инакомыслия. Некоторые из них к тому же постоянно ездят на Запад.
Когда въедчивый Бурцев все же ее разоблачил, Ольга Путята отравилась. Ее спасли чудом. Действуя в среде, имеющей в их глазах нравственное обаяние, агенты подчас психологически проходят, мне кажется, путь героя фильма Росселини «Генерал делла Ровере».
Попавшегося на ерунде мелкого спекулянта с хорошей внешностью гестапо помещает в тюрьму, выдав за убитого генерала, присланного для связи с антифашистским подпольем. Расчет построен на том, что перед смертью ожидающие расстрела руководители Сопротивления раскроются знаменитому генералу, которого они не знают в лицо.
Но, попав в окружение смертников, которые и впрямь доверились ему, жулик настолько входит в роль бесстрашного генерала, что не выдает никого и, исполнив до конца роль героя, идет на казнь вместе со своими новыми товарищами.
Думаю об одном москвиче, который настолько сросся со своим персонажем сурового опекуна неопытных диссидентов, что ради сохранения маски тоже, полагаю, пойдет на что угодно.
Неужели это специфическая черта российского доносительства? Еще Салтыков-Щедрин писал, что русский соглядатай (так это называли в те годы) и прокламацию вам поможет написать, и донесет на вас, и перекрестит на дорогу, провожая на каторгу…
Мы легко говорим — «стукач». А ведь в СССР это сложное явление! Холодно-расчетливых азефов сравнительно мало, чаще другое.
Много среди агентуры молодых людей, для которых доносительство — единственное средство получить диплом при неважных отметках, устроиться на работу в столице при отсутствии влиятельных родственников. Или способ продвинуться по службе, чего-то добиться, стать выездным, получить проект, заказ…
Учтите также несоразмерную строгость советских наказаний. Юноша только сделал первые шаги на пути инакомыслия, а тут — хлоп! Конец не только всем карьерным мечтам (на это он шел заранее), но конец и служению великой идее. И тут предлагают сотрудничать… Ну что же, надо уметь маневрировать. Ведь никто лучше него не сумеет отличить второстепенное от важного, решить о чем сказать, что утаить. Да от него и не требуют грубого доносительства. Так, общие впечатления. Главное — оградить близких ему людей от провокаций вражеских разведок. Очистить их окружение от сомнительных личностей, ввести туда кого надо. Кого-то с кем-то познакомить, кого-то с кем-то поссорить… Разве это «стук»?
Лучшее доказательство тому, что он ничего не делает дурного: никого из его друзей не берут. А если и берут, то он всегда ни при чем.
Назвав этого человека стукачом, вы только показываете примитивизм своего мышления и неспособность что-либо понять.
Вообще, и «агент КГБ» — понятие расплывчатое. Да и дело тонкое!
…Приехав в Москву, М. все свободное время проводит среди диссидентов. Те считают его своим. Он регулярно привозит им письма от друзей и запрещенные книги. Из Москвы берет письма и самиздат. М. ничего не боится. Не удивительно: у него героическое прошлое. Участник Сопротивления.
У себя в стране М. не только принимает приезжающих высших советских чиновников, но они у него живут. С разрешения и поощрения посольства СССР. Для посольства М. — свой человек.
В своей гуманитарной области М. — второстепенный специалист, но тесные связи с СССР и активное участие в организации конгрессов и встреч обеспечили ему даже некоторую международную известность. Он автор многих печатных работ. Почти все они опубликованы (за высшую гонорарную ставку) в СССР.