У читателя, не только западного, но и русского — что советского, что эмигрантского — слово «трест» никаких особых ассоциаций не вызовет. В крайнем случае заглянет в словарь. А там:
«Объединение под одним управлением нескольких предприятий одной отрасли промышленности». Так сказано в словаре русского литературного языка. Слово иностранное, броское, торговое, вполне отвечающее духу эпохи НЭПа, когда советская Россия училась, по приказу Ленина, торговать, а советская разведка успешно выходила на международную арену, создавая свои, особые «тресты».
«Тресты» советской разведки возникали по определенному шаблону.
«3а границу, — пишет кутеповец Николай Виноградов, — посылались «бывшие люди», которые в прошлом занимали какое-нибудь общественное положение, были политическими деятелями, специалистами, офицерами. Обычно эти люди имели некоторую связь с эмиграцией. Они приезжали по нескольку раз в командировку по своей специальности от разных советских учреждений, встречались как бы случайно с нужными им эмигрантами, которые, как известно, очень охотно идут на такие встречи, довольно правдиво рассказывали им о жизни в Советской России, не выказывая ни малейшей симпатии к коммунистам. В третий, четвертый раз они начинали заводить разговор о возможности работать в России, говоря сначала, что «надо что-то делать», а потом намекали, что они «уже кое-что и делают». Дальнейшее зависело от талантливости агента и глупости или осторожности эмигранта».[9]
Глупости, естественно, бывало больше, чем осторожности. И если советская разведка чаще всего выигрывала, то потому еще, что отдельные неудачи ее не обескураживали. Никакой план не казался ей слишком грубым и наглым. Наступление она вела непрерывно.
Без конца прибывали эмиссары с одной и той же историей: у них в России имеется противо боль ше вистская организация, надо ее поддержать стойкими элементами из эмиграции, расширить дело. Возникали «тресты»: «национальный, «большой», «немецких колонистов», «приисковый», «рабочий», «рыбный», «военный»… Название обычно отвечала характеру очередной затеи. К примеру, говорилось, что на приисках (указывалось место), куда стекается вольница, уже создана организация и что, послав туда людей, можно «раздуть кадило»;»на рыбных промыслах, на лесозаготовках много недовольных»… Привязывали очередной «трест» к соответствующей акции: когда начались репрессии немецких колонистов, тотчас появились посланцы от них…
Все время манили эмиграцию союзом с несуществующими единомышленниками.
Самый знаменитый «трест», от которого и пошло это кодовое название, представлял МОЦР, то есть Монархическую организацию центра России.
На территории советской России МОЦР объединяла в основном бывших царских офицеров и высших чиновников. Члены этой организации проникли на ответственные посты в Генеральный штаб Красной армии, в наркоматы, на транспорт, во вне неторговые организации.
Через надежных людей МОЦР установила связь с монархическим центром в эмиграции. Регулярно посылали отчеты о внутреннем положении в России, вырабатывали общую стратегию и тактику борьбы за восстановление монархии. Организация была мощна и влиятельна.
Все бы хорошо, да одна беда: организации на самом деле не было. Вернее, она была, но состояла из агентов советской разведки и лишь на самую чуточку — из обманутых простаков.
Что же внушали представители МОЦРа монархистам-эмигрантам, а через них — разведкам и правительствам Запада?
В России, уверяли они, происходит экономическая и политическая эволюция, строй уже не тот, коммунизм хиреет, растут монархические настроения, которые МОЦР использует для подготовки переворота. А он уже не за горами. Единственное, что может помешать его успешному осуществлению, — внешняя интервенция. Ибо сама идея внешнего вмешательства непопулярна в патриотически и монархически настроенной толще русского народа.
Отсюда — вывод: не только эмигрантские организации, но и те силы Запада, которые хотели бы видеть конец власти коммунистов в России, должны, прежде всего, воздержаться от любой активной работы на ее территории. Слишком энергичная пропаганда и тем более террор могут быть только вредны, могут сорвать планомерную работу по подготовке свержения советской власти, которую проводит МОЦР.
Итак — сидите тихо, следите, чтобы не было покушений, не вмешивайтесь, и Россия снова станет монархией.
Напомним другую крупную операцию: — «Синдикат-2» — завлечение в Советский Союз, политическое и физическое уничтожение знаменитого вождя эсеров, террориста Бориса Савинкова.
Через эмиссаров и пользующихся его доверием людей Борису Викторовичу Савинкову неторопливо и методично внушали, что на территории России существует и действует организация его единомышленников.[10] Посланец этой организации, приезжавший к Савинкову в Париж, говорил ему примерно следующее:»в России происходит политическая и экономическая эволюция. Народ убедился в том, что его революционные чаяния обмануты, что большевики — узурпаторы, предатели революции. В народе брожение, и под напором демократических сил вот-вот произойдет взрыв. Всякая деятельность против советской власти, проводимая или направляемая извне, может, однако, лишь повредить, погубить все дело. Надо довериться политическим силам демократии внутри страны. Эти силы не стихийны. Существует крупная организация, располагающая своими людьми повсюду: в Генеральном штабе Красной армии, в ГПУ, в народных комиссариатах, на транспорте. Для того, чтобы объединиться и действовать с удесятеренной энергией, этой организаций недостает лишь вождя, политической фигуры, способной объединить и возглавить».
Возглавить! Уж что-что, а возглавить Борис Викторович Савинков был всегда готов. Он клюнул на приманку самозабвенно. А тут ему подбросили еще и такую косточку: его единомышленники в России провели, мол, целый ряд удачных экспроприаций и располагают огромными средствами. Но не знают, как распорядиться деньгами. Только одному человеку готовы русские демократы доверить свою партийную кассу — Борису Викторовичу Савинкову. Чтобы не было сомнений в том, что разговор этот серьезный, знаменитому террористу прислали в Париж на дорожные расходы двадцать тысяч франков.
И Савинков нелегально отправился в Россию. Возглавить и распорядиться кассой. Схвачен он был сразу после перехода границы. Но это еще не был конец.
Как бывает театр в театре, так был в этой операции обман в обмане, который и позволил выжать Савинкова как лимон.
Когда провокаторы доставили Савинкова в Москву к высоким чекистским начальникам, те, отослав выполнявших свою миссию агентов, доверительно объяснили пленнику, что обман — лишь вынужденное прикрытие. На самом деле руководители ЧК и впрямь являются его, Савинкова, единомышленниками в борьбе против предателей революции, всяких Троцких и Зиновьевых. Просто не было другого способа связаться с ним и доставить в Россию. А России он нужен!
— Без вас, Борис Викторович, мы не сумеем довести наше дело до победы. Иначе любое выступление против их власти узурпаторы-доктринеры выдадут за попытку реставрации монархии, и народ может им снова поверить. Ведь народ ненавидит монархию. (Это говорили создатели МОЦР!) Кроме того, возможны реставрация и интервенция — а это было бы гибелью всех и всего. К тому же монархисты повесят и вас и нас! С вами же, Борис Викторович, мы совершим чудеса и спасем Россию. За вами пойдет народ. Для этого надо, прежде всего, не дать этим мерзавцам из ЦК вас казнить и обеспечить вам в дальнейшем достойное место в руководстве нашей страны. Ради этого вы должны на суде признать советскую власть.
Ради России Савинков был готов на все. И на занятие высокого поста, и даже на спасение собственной жизни.
На суде, как от него и требовали, Савинков признал советскую власть. Затем, опять-таки как от него и требовали его московские «единомышленники», он написал своим друзьям за границей, что, приехав в Россию, убедился в том, что русский народ идет за большевиками, и он, Савинков, склоняется перед выбором народа. В своем выступлении на суде и в письмах за границу, в частности к Бурцеву, он признавал свой политический крах.
Письма были переданы на Запад советскими дипломатами и опубликованы.
Теперь политическую капитуляцию Савинкова следовало эффектно завершить.
Он должен был делом доказать признание своего политического банкротства.
И вскоре после суда Борис Викторович Савинков покончил с собой, выбросившись с пятого этажа во двор внутренней тюрьмы на Лубянке.
Версию самоубийства приняли за границей почти все. Даже Владимир Львович Бурцев, недоверчивый и въедливый историк русского революционного движения, разоблачитель провокатора Евно Азефа, - и тот поверил. И сын Савинкова Лев, с которым я служил в Испании в чекистском батальоне, верил. Или говорил, что верит, чтобы не перечить начальству. А среди этого начальства был некий Гриша Гранде, он же Григорий Сыроежкин, заслуженный чекист, участник операции по поимке Бориса Савинкова и, по многим данным, один из его убийц, один из тех, о ком в «Архипелаге ГУЛАГ» Солженицына читаем:
«В 1937 году, умирая в Колымском лагере, бывший чекист Артур Прюбель рассказывал кому-то, что был в числе тех четырех, кто выбросил Савинкова из окна пятого этажа в Лубянский двор».[11]
И, разумеется, было фальшивкой прощальное письмо Бориса Викторовича Савинкова.
Работа продолжается
Еще одно громкое дело тех лет. Дело Шульгина.
В процессе операции «Трест», чтобы раз и навсегда преодолеть всякое недоверие высших эмигрантских кругов к МОЦРу, ее глава, чекистский агент Якушев, предложил: «Пусть Шульгин съездит нелегально с нашей помощью в Россию. Я гарантирую его безопасность и благополучное возвращение. А вернется, сам расскажет, что там увидел. Василий Витальевич не ошибется и не обманет».