— М-да, — покрутил головой Лебедев. — И лампочки здесь, похоже, со времен Ильича. Ладно, давай показывай артефакт, сил терпеть уже нет.
Они прошли сквозь ряды покрытых слоем пыли и паутины ящиков. По большей части это были снарядные ящики, маркированные трафаретами. В дополнение, на каждый кто-то семьдесят лет назад прикрепил лист бумаги с описанием содержимого. От времени некоторые листы пожелтели и покрылись серыми пятнами настолько, что разобрать настолько, что разобрать списки и подписи, начертанные химическим карандашом, не представлялось возможным.
Некоторые листы рассыпались, либо были повреждены насекомыми или мышами. Хаотичность заполнения помещения говорила о том, что заполняли его без какой-либо логики и плана, создав нечто вроде лабиринта — просто свалили всё в кучу, надеясь в скором времени привести в порядок, но так и не получилось.
— А что в ящиках? — спросил Лебедев.
— Что во всех, я не знаю. Несколько открыли: там частью какие-то фашистские архивы, частью имущество, похожее на приборы и механизмы… Мы еще толком не разбирали. Потом, когда починят проводку, сделают нормальный свет и вентиляцию, мы всё с девчонками разберем и перепишем, как полагается.
Они остановились.
— Ну вот, твоя настоящая любовь и настоящая страсть, — ехидно заметила Маргарита, указывая на раскрытый ящик.
Константин Лебедев уже не слушал ее и пропустил колкость мимо ушей. Он во все глаза смотрел на мощный дубовый ящик, помеченный со всех сторон знаками «Аненербе» и искусно вырезанными дубовыми листьями. Внутри находился сундук, обитый черными, вручную кованными полосами железа. На верхней крышке, явно очень древнего сундука, был вырезан рисунок ветвистого дерева и руническая надпись.
— Охренеть, — прошептал Константин, смахивая дрожащей рукой слой пыли с крышки. — Если я правильно понимаю руны… «Дерево ужаса, скакун висельника»…
Он несколько секунд задумчиво кусал губы, потом сказал:
— Кровь Одина, дарующая руны…
Он аккуратно приподнял крышку. Внутри лежал наконечник копья с обломком древка. Наконечник, украшенный множеством рун, сверкал в полумраке, словно его только что выковали и отполировали. Лебедев вытащил из кармана хлопчатобумажные перчатки и быстро натянул их на руки, потом, благоговейно выдохнув, взял артефакт.
— Охренеть, — еще раз пробормотал он. — Я никогда не видел таких рун. Если я правильно понимаю, что держу в руках, то это то самое копье, которым Один пронзил себя перед тем, как повеситься в ветвях священного ясеня, древа мира.
— А зачем он повесился? — так же шепотом спросила Маргарита, стоявшая рядом. — И еще проткнул себя копьем? Зачем?
— Он сделал это для того, чтобы получить первые руны. Он начертал их кровью на стволе священного дерева Иггдрасиль. Девять дней и ночей он висел в ветвях, чтобы получить первые руны. Понимаешь, руны — это не только буквы алфавита. Они, в отличие от наших букв, имеют еще и сильную магическую, волшебную сущность и могут использоваться для написания заклинаний, разных магических текстов и обращений к богам.
Он провел рукой по наконечнику.
— Я никогда еще не видел таких рун.
— Так значит, я молодец? — игриво прошептала Маргарита.
— Ты даже представить себе не можешь, что мы сейчас держим в руках. Это то же самое, что и копье легионера Лонгина, только значение его для древних германцев было бы в сотни раз эпичнее. Ты не просто молодец, ты моя великая Лара Крофт.
Он наконец оторвался от артефакта и благодарно чмокнул девушку в щеку.
— Одного не могу понять, — задумчиво сказал Константин, поглядывая на подругу. — Почему ни в одном историческом источнике, абсолютно нигде, не упоминается об этой находке? Немцы — самая педантичная нация в мире, и где-то должна быть запись об артефакте… Но я ни разу не слышал даже малейшего упоминания.
— Здесь еще что-то, — Маргарита показала на небольшую книжицу в старом кожаном переплете.
Лебедев аккуратно вернул наконечник на место и, взяв фолиант, открыл его.
— На немецком языке, предположительно, шестнадцатый век. Это записи какого-то торговца из города Ганза.
Он внимательно посмотрел на сундук и лежащий в нем наконечник копья со сломанным древком.
— Торговец пишет, что сундук сделан из коры священного ясеня, древние германцы называли его Иггдрасиль, а наконечник действительно от копья, которым Один пронзил себя перед тем, как повеситься на священном ясене.
— Ты веришь в эти сказки? — усмехнулась Маргарита.
— Верю или не верю… Но сама находка артефакта, который нацисты считали наконечником копья Одина, и сундук, якобы сделанный из коры Иггдрасиля, — это уже само по себе сенсационная находка.
Лебедев аккуратно закрыл дневник ганзейского торговца и убрал его в карман.
— Можно?
Маргарита состроила протестующую гримасу, подняв брови.
— Тебе можно, если только ты сделаешь соответствующую запись в журнале регистрации, и это останется, между нами. Сделаешь копию и вернешь. Потом, когда мы закончим каталогизацию, бери сколько тебе вздумается.
— Идет, — согласился Лебедев. — Ты лучшая.
Маргарита в ответ вздохнула и, посмотрев по сторонам, спросила:
— Ты ничего не чувствуешь? Запах гари…
Лебедев принюхался.
— Да, что-то есть такое. Это, наверное, еще от того замыкания, — сказал он, снова переключив свое внимание на наконечник и ящик.
— Нет! Черт возьми! — воскликнула Маргарита, схватила его за руку и кивнула в сторону ближайшего навала ящиков. Из-за них, медленно стелясь по потолку, выползал, словно коварный южноамериканский питон, серый язык дыма.
— Зараза! — выругался Лебедев. — Надо выбираться, пока не поздно.
Он захлопнул сундук и вытащил его из дубового ящика.
— Сука, тяжелый.
Они двинулись в сторону выхода, но уже через несколько шагов стало понятно, что дым заполнил основную часть помещения, и идти было невозможно. Воздуха не хватало, от спазмов легких сбилось дыхание. Они раскрывали рты, хватая задымленный воздух, словно рыбы, выброшенные на берег, и от этого становилось еще хуже.
— На пол, сверху воздуха нет, — прохрипел Лебедев.
Они упали на четвереньки и снова предприняли попытку выбраться, но, к их ужасу, свет, и без того тусклый, мигнул и погас, оставив их в полной темноте. Лебедев вдруг четко осознал: они не выберутся, потому что, двигаясь на четвереньках, в полной темноте, в дыму, в проклятом лабиринте из ящиков и стеллажей, их шансы равны нулю. Рядом всхлипнула Маргарита:
— О, Господи, мы погибнем. Костя, милый, я не хочу умирать…
— Марго, успокойся, я выведу нас. Мы не погибнем.
Он включил фонарик и сказал:
— Давай, за мной.
— Я прошу тебя, брось этот проклятый ящик, не тащи его за собой!
— Нет! Я не брошу его и выведу нас.
Но оказалось, это совсем не просто. Фонарик в условиях задымления светил всего на полметра, и они постоянно упирались в ящики. Ситуация становилась критической. Внезапно где-то впереди полыхнуло пламя, ярко осветив всё помещение. Константин вскочил. Ящики за несколько десятилетий превратились в горючий материал, не хуже пороха, поэтому горение распространялось с молниеносной скоростью, но ярко освещало помещение. К счастью, выход из хранилища уже был виден, осталось преодолеть несколько метров.
— Вставай и бежим за мной!
Маргарита поднялась, и они, что было сил, бросились к выходу. Но пламя сожрало последние остатки кислорода, а раскалённый воздух обжигал и без того ослабленные легкие. Глаза выедал едкий дым, поэтому уже после нескольких шагов они снова упали на пол, обессиленные. Константин увидел, как горящий стеллаж накренился, готовый упасть и окончательно перегородить выход огненной стеной. А в соседнем помещении уже вовсю работала система пожаротушения и сигнализация. Спасение было уже рядом. Лебедев оценил ситуацию. Нескольких необходимых секунд уже не было — они не успеют. Вернее, он мог спасти только одного — себя или Маргариту.
«Как же жаль…», — обречённо подумал он.
Тут же, как он и предполагал, между ними и выходом обрушился стеллаж, завалив горящими ящиками проход и перекрыв путь стеной из огня.
Собрав остатки последних сил, он отшвырнул ящик с артефактом, поднял Маргариту, едва подававшую признаков жизни, и толкнул её сквозь пламя в проём выхода. Но сделать спасительный прыжок самому уже не хватило сил. Он упал на спину и увидел, как с другой стороны обрушился ещё один горящий стеллаж, окончательно отрезав путь к спасению. Константин перевернулся со спины на живот, стараясь как можно сильнее прижать голову к ещё прохладному полу и найти хоть немного кислорода. Он посмотрел на горящий ящик с артефактом. Пламя имело какой-то странный серебристый отблеск. Он протянул руку — странно, оно совсем не обжигало, хотя как это можно было понять среди раскалённых языков огня? Неожиданно перед ним, в дыму пожара, возник силуэт человека, и он услышал тихий шёпот:
— Иди за мной.
Константин пополз к нему. Силуэт протянул руку.
— Ещё ближе. Иди ко мне. Возьми наконечник.
Лебедев вытащил наконечник, одновременно увидев, как кожа на его руке покрылась вздувшимися пузырями. Они лопались, и горячая жидкость стекала по руке. Он выронил наконечник, машинально сделал пару тщетных движений, пытаясь его найти, но обрушилось ещё несколько стеллажей и ящиков. Несчастному Константину показалось, что грохот был похож на взрыв боеприпаса. Он даже, как будто, ощутил сильный удар взрывной волны. Силуэт искривился, приобретая черты лица.
«Какая странная форма», — подумал он, теряя сознание, — «как у немецких полицейских».
Тот что-то говорил ему, потом снова расплылся в неясный силуэт.
— Дай мне свою руку…
Константин ответил на зов, вытягивая обожжённую кисть руки, но сверху посыпались горящие ящики, пачки с бумагами, какие-то предметы. Тело нещадно жгло…
«Ну вот и всё», — мелькнула последняя мысль.
Константин Лебедев открыл глаза и долго смотрел в белый потолок, украшенный витиеватой лепниной в стиле модернизма.