«Кто ты, Франц Тулле?» — подумал он, разглядывая себя.
Лебедев вернулся за стол, обхватил голову руками и долго сидел, потом констатировал про себя:
«Как бы фантастично это ни звучало, я воплотился в тело нацистского ученого из Берлинского университета, который входил в узкий круг 'Немецкого общества по изучению древней германской истории и наследия предков»«. — Константин мысленно перешел на немецкий язык и произнес: — 'Deutsche Gesellschaft zur Erforschung der altdeutschen Geschichte und des Ahnenerbes».
Он еще раз задумчиво окинул взглядом комнату.
«Охренеть! Но как такое возможно? Но, как ни крути, все это похоже на правду, и все это надо принять без истерик, паники, лишних эмоций и ненужных размышлений, как данность. Иначе я свихнусь. А с другой стороны… Что ж, ты, Константин Лебедев, хотел? Изучать „Аненербе“? Получи по полной программе — теперь ты попал в тело человека, занимающего не последнее место в организации».
Но тут же пришла другая мысль:
«А ведь это можно использовать для уничтожения Гитлера или Гиммлера! Может ли это изменить весь ход истории? Спасти миллионы жизней! Но чтобы подобраться к ним, первое, что я должен сделать сейчас, — это понять, кто я».
Он потянул шнур, висевший рядом со столом. Где-то за стенами раздался мелодичный перезвон колокольчика. Не прошло и минуты, как в комнату вошла уже знакомая женщина в переднике. Прямо с порога она, охая и ахая на все лады, начала сетовать на непослушный характер Франца Тулле.
— Ах, мой Франтишек, доктор строго-настрого запретил вам вставать!
— Простите меня, полагаю, мой вопрос будет бестактным и прозвучит грубо, но я не могу его не задать, — сказал Константин. — Кто вы?
Она изумленно уставилась на Лебедева, потом у нее задрожали губы, и слезы потекли по ее румяным щекам. Она запричитала:
— Ах, мой дорогой герр Тулле, мой ненаглядный Франтишек! Я вас нянчила с первых дней, когда ваша дорогая матушка представилась после тяжелых родов. Я — Марта Шмидт! Разве вы не помните меня? Ваш отец принял меня на должность hausdame, но так случилось, что после горестного события я стала вашей кормилицей.
— Простите, Марта, мне очень жаль. Я понимаю, судя по вашим словам, вы заменили мне мать, — сконфуженно пролепетал Лебедев. — Но я ничего не помню. Что со мной произошло? Как я получил все эти травмы?
Женщина несколько раз всхлипнула и начала сбивчивый рассказ:
— Ох, мой Франтишек! Восьмого августа вы ехали ночью на машине по бульвару Унтер-ден-Линден. И в этот несчастный момент, когда все люди спали, проклятые английские самолеты начали сбрасывать на город бомбы. Одна из зажигалок попала прямо в машину. Ваш водитель Уве погиб на месте, от него совсем ничего не осталось… Ах, бедная Бригитта! Тело ее сына собирали обгорелыми частями… А вас выбросило взрывом из машины в окно, но вы застряли в раме… и чудом, благодаря Господу, остались живы. Только сильно обожгли руки и сломали два ребра. Машина начала гореть… Еще немного, и вы сгорели бы совсем… — она достала платок и вытерла обильно текущие слезы. — К счастью, рядом оказался полицейский, он-то и вытащил вас. Потом перенес в безопасное место. А когда вас доставили в больницу, об этом узнал сам Гиммлер. К вам вызвали Герберта Нейдера, лучшего доктора во всем Берлине. Он вернул вас к жизни, но сказал: «Покой, покой и покой!» А вы такой непослушный, вы всегда были таким — сразу за свой рабочий стол.
Чтобы как-то переварить информацию и на время отвлечься от нее, Константин сказал:
— Марта, прошу вас, принесите что-нибудь поесть. Я жутко хочу есть и пить.
Он и на самом деле очень хотел есть. Она всплеснула руками:
— Конечно… Слава Богу и дай он здоровья доктору Герберту Нейдеру! Раз вы хотите есть, значит, выздоравливаете! Сейчас, сейчас, мой Франтишек! Я приготовлю легкий обед для выздоравливающего молодого человека!
И она, улыбаясь, быстрым шагом удалилась. Лебедев осторожно откинулся на спинку кресла.
«Вот так дела! — подумал он. — Она говорила, что бомбежка была 8-го августа, но именно советская авиация нанесла бомбовый удар, а не англичане. Значит, сейчас 1941 год. Самое начало войны».
Он посмотрел на перекидной календарь на столе — 6 августа 1941 года. Константин на пару секунд задумался:
«Значит, здесь, дома, я отсутствовал пару дней… А ведь Марго позвонила мне именно 8-го августа, только было это утром. Надеюсь, что она жива и здорова… Разница во времени между Берлином и Москвой примерно один час. Хотя какое это может иметь значение? Что я пытаюсь объяснить самому себе? Между этими событиями не может быть никакой связи… Господи! Это безумие какое-то, розыгрыш!»
Все, в принципе, так или иначе сходилось, кроме одного. Оставался только самый загадочный вопрос — кто такой Франц Тулле? Потому что Константин Лебедев, изучая историю «Аненербе», даже не слышал о таком человеке. И вот, попав в его тело, ему предстоит выяснить, кто он.
«А попал ли я в его тело? Или я стал им, или он стал мной…» — но подумать об этом как следует он не успел.
Появилась Марта. Она аккуратно вкатила сервировочный стол на колесиках.
— Герр Тулле, а вот и еда для моего Франтишека.
Она подкатила стол и начала выставлять еду на небольшой журнальный столик, стоявший между двух кресел. Константин медленно встал и переместился в одно из них. Он вдруг ощутил зверский аппетит, словно не ел несколько дней.
— Марта, а сколько дней я находился без сознания?
— Два дня, — ответила женщина. — Доктор Нейдер сказал, что сильно пострадали ваши легкие. Он говорил, что допускает возможную контузию… И я вижу, что он, как всегда, оказался прав. Но еще он говорил, что ваша молодость и крепкий организм преодолеют все без препятствий. Вы обязательно встанете на ноги.
— Да, да… — неопределенно сказал Константин.
Он заметил, что Марта Шмидт все время обращалась к нему либо «герр Тулле», либо «Франтишек». В первом случае обращение шло на «вы», во втором — на «ты».
«А „Франтишек“, похоже, мое детское прозвище. Надо запомнить это», — подумал он, принимаясь за еду.
Марта постаралась на славу: ароматный куриный бульон с белыми кубиками куриного мяса, легкий омлет, несколько яблочных блинчиков и кофе со сливками — все пришлось как нельзя кстати. Он обхватил чашку двумя руками и с наслаждением отхлебнул теплый, вкусный бульон.
— Он, как всегда, великолепен, — похвалил Лебедев.
Женщина благодарно заулыбалась и села в соседнее кресло, наблюдая, как он ест.
«Если уж косить под потерю памяти, то надо делать это на все сто и выжимать по максимуму из ситуации, а не истерично метаться в поиске ответов: „Как такое возможно?“, „Как я сюда попал?“» — Лебедев окончательно понял суть своего положения и решил, что нужно принимать вещи такими, какие они есть. Хотя верить не хотелось. И лишь любопытство одерживало верх над желанием «закрыть глаза, открыть и пусть все будет как прежде».
— Марта, — сказал Константин, — не обижайтесь на меня. Я действительно ничего не помню из своей прошлой жизни. Я даже не помню, кто я такой. Не говоря уже о вас.
Он увидел, как у женщины увлажнились глаза. Она готова была снова зарыдать.
— Прошу вас, помогите мне. Расскажите мне о том, кто я? Кто же это может сделать лучше, чем не вы, моя кормилица?
— Конечно, Франтишек. Я вижу, как это печальное событие изменило тебя. Ты даже внешне сильно изменился, голос твой стал немного другим, словно тебя подменили. Но сердце… Сердце твоей кормилицы не обманешь. Ты жив, и скоро поправишься, а это главное.
Она рассказала о его жизни.
Складывалась очень любопытная ситуация. Родился он в Тюрингии, в семье мелкого землевладельца Альберта Диттера фон Тулле. Землю его предки получили очень давно за какие-то заслуги перед герцогами Тюрингии. Впоследствии права были подтверждены императорами Священной Римской империи и влиятельными аристократами из Эрнестинской линии. Но так как земли было мало и находилась она в пересеченной местности, доход приносила мизерный, поэтому все его предки служили в армии либо становились мелкими буржуа, имея более-менее сносный доход. Вопрос с наследием земли и дворянским титулом у него вызвал сомнения — уж слишком все зыбко было в этом вопросе.
Мать Франца скоропостижно умерла при родах, и Марта Шмидт стала не только экономкой в небольшом поместье, но и кормилицей. Была ли связь между Мартой и отцом Франца, Константин так и не понял.
Отец, по большей части, не занимался воспитанием сына, а лишь выделял деньги для обеспечения его нужд и образования. Вполне возможно, что такое отношение стало следствием того, что Франц являлся «живой» причиной смерти его жены, что и привело к отчуждению.
Через какое-то время он поступил в одну из школ города Мангейма. Продолжая оставаться предоставленным самому себе, но от природы будучи очень смышленым умницей (как сказала Марта), он отлично учился. Нашел и соответствующих себе друзей. Один из них — сын главы гамбургского концерна «Феникс» Эрнст Шефер. Закадычный друг Франца, непоседа и заводила всех шалостей. Вместе они взрослели и много времени проводили на улице: стреляли из пневматического оружия, ходили в длительные и весьма опасные походы, бродя по горам Тюрингии. Франц помогал Эрнесту выводить и растить птиц, насекомых, рептилий. Кроме этого, Франц неожиданно увлекся антропологией и историей.
«Это тот Эрнст Шефер, что возглавил третью нацистскую экспедицию в Тибет, причём негласным покровителем, якобы, выступил сам Генрих Гиммлер. А если судить по фотографии, я не только принимал в ней участие, но и являюсь его близким другом еще с детства. Помимо чисто научных задач, экспедиция занималась поиском следов „арийской“ прарелигии. Изучали разные источники: письменные памятники буддизма и вообще исследовали Тибет на предмет его отношения к арийской расе. А я, как видно из всего этого, принимал самое непосредственное участие», — Константин Лебедев слегка тряхнул головой, освобождаясь от размышлений.