Министры радостно переглянулись. Оказывается, можно извлечь пользу от этих старых пердунов, которых произвели в маршалы, чтобы не путались под ногами, пока идут судьбоносные реформы.
— Это было бы прекрасно, господа маршалы — тут же заявил де Сен-Жермен.
Папские апартаменты на третьем этаже Апостольского Дворца плохо оберегали от июльской римской жары. Спасения не было нигде, даже в личных покоях, не говоря уже о саде на крыши. Там дышать было нечем — Тибр обмелел, зловоние от реки накрыло древний город. Так хотелось удрать в Кастель-Гандольфо, укрыться в тени садов, окружавших летнюю виллу. Не отпускали дела — преимущественно семейные. Ставший в феврале папой Пием VI Джованни Анджело Браски активно занимался возрождением к жизни своего обедневшего аристократического рода.
Непотизм не мешал ему ловко маневрировать между двумя партиями католического мира — реформаторами и зелантами. Последних называли ревностными, и они постепенно набирали силу. Папа даже был готов ради них освободить Лоренцо Риччи, но узнал, что его предшественник, Клемент XIV, уже все в тайне провернул перед своей смертью. Пий VI переключился на идеологию — его секретарь готовил энциклику «Inscrutabile divinae sapientiae», осуждающую Просвещение. Чтобы заткнуть рот реформаторам, папа публично осудил казнокрадство в Папской области.
Жарко!
Джованни не знал, куда приткнуться. Тонзура не спасала. Пот стекал с почти лысой головы на тонкую полоску волос надо лбом, ее приходилось промокать батистовым платком. Ему физически становилось нехорошо при одной только мысли, что на аудиенцию придется надеть красную шляпу с золотистыми кисточками и моццетту из красного атласа поверх белых одежд.
— Ваше святейшество! — раздался голос секретаря из-за закрытой двери. — Прибыло письмо от вашего нунция в Петербурге, Джованни Аркети.
Официально епископ Халкедонский Аркети являлся нунцием не в ортодоксальной России, где к папским посланникам относились с настороженностью и пренебрежением, а в бывшей Речи Посполитой. Появление большого числа католиков, подданных русского царя, потребовало немедленных действий. Формально нунций отправился в Петербург на переговоры об образовании Могилевского архиепископства. Неформально ему было поручено прозондировать почву на предмет перспектив католической церкви в свете Указа о веротерпимости. Папе в данную минуту меньше всего хотелось заниматься делами, но долг пастыря и хранителя престола святого Петра, его наместника на Земле возобладал.
— Сунь под дверь, — отозвался Пий VI, не желавший надевать ни туфли, ни хоть что-то поверх ночной рубашки.
Письмо появилось.
Постанывая и проклиная жару, папа добрел до двери, поднял с пола письмо. Распечатал, нашел уголок, где небольшой лучик света пробивался за плотно закрытые шторы.
Вчитался.
Письмо выскользнуло из его рук, как только он добрался до последних строчек, и беззвучно спланировало на бесценный персидский ковер. Пухлое лицо папы исказила болезненная гримаса. Жара была немедленно забыта. Мысли заскакали как перепуганные зайчики, застигнутые взбешенным огородником за поеданием капусты.
Снова появился он, тайный апокриф от апостола Петра. На этот раз в Московии, да еще в руках человека, которого Пий VI считал угрозой всему католическому миру. Этот Петр III — не реформатор, как его великий дед. Он ниспровергатель тронов, начавший с протестантов, но кто знает, когда в его амбициозных дойдет дело до столпов христианской веры, до его главных твердынь. До Австрии, Франции и Испании. Его военные успехи поражают. Блистательная победа над Фридрихом, казалось бы, должна была воодушевить Ватикан, но она его напугала.
Нунций написал, что тщетно добивался аудиенции. Что пытался даже действовать через патриарха схизматиков. Бесполезно. Царь ясно дал понять: встречи не будет, а Аркети не самый желанный гость в Петербурге.
Что он задумал, этот восточный варвар? Понимает ли он, какое оружие попало в его руки? Как он им воспользуется? Нунций ничего узнать не смог, даже соджержание древнего манискрипта.
Для папы же он не был тайной. В первые дни после его избрания хранитель архивов по традиции информировал о пергаментах, которая церковь столетиями бережно укрывала от посторонних глаз из-за содержащегося в них запретного знания. К ним относились Евангелия от Фомы, Марка, Марии Магдалины и Петра, книги Еноха, а также ряд шокирующих записей о странных явлениях, встречах и пророчествах. Апокриф от апостола Симона был опасен прежде всего тем, что разрушал канонический образ союза между Петром и Павлом, выставляя первого яростным критиком стяжательства второго. Очень удобная коллизия для реформаторов и убийственная для зелантов. И смертельная для папского престола.
Джованни покосился на окно, выходящее на площадь Санкти Петри. Ему не требовалось отдернуть штору, чтобы посмотреть на одну из главных скульптурных композиций у подножия ступеней, ведущих в базилику. Он помнил все ее детали. Там стояли статуи Святого Петра и Павла работы Паоло Такконе и Мино дель Реаме. Духовные союзники — вот какой образ создал Ватикан для двух самых важных апостолов. Опровергни этот союз — рухнет вся конструкция, а католический мир расколят распри между «петринами» и «павлинистами».
Что делать, на кого опереться?
На Австрию надежды мало, несмотря на религиозность Марии-Терезии. Ее сын и соправитель заражен идеями Просвещения. Остаются лишь Париж и Мадрид. Людовик XVI, объединившись с Карлом II, могли бы обратиться к папе с предложением крестового похода против угрозы католической вере в лице монарха России. Пий VI их поддержит и заставит князей Священной римской империи, включая его императора, объединиться.
Он накинул халат и позвал в комнату секретаря.
(1) В открытых де Сен-Жерменом военных школах учился юный Бонапарт — в Бриеннской (1779–1784) и в Парижской (1784–1785).
(2) Де Сен-Жермен командовал датской армией в 27000 человек, которая выступила против русских полков из-за спора вокруг Шлезвиг-Гольштейна. Военные действие закончились, не успев тольком начаться из-за свержения Петра III.
Глава 4
Краковский конгресс будущие историки непременно обзовут самым бестолковым событием дипломатии галантного века. Все его «гениальные» свершения свелись к трате огромных сумм на развлечения и созданию одной единственной комиссии, которая якобы занималась решением баварского вопроса. С трудом выкроив время в череде балов, банкетов и карнавалов представители Австрии, Пфальца, Саксонии, Франции и России смогли провести несколько малозначащих заседаний. Все дискуссии свелись к рассмотрению юридических аргументов претендентов противостоящих сторон — весьма убедительных у Виттельсбахов и крайне сомнительных у Габсбургов. Поскольку никто не хотел уступать, решение могло появиться либо в результате ультиматума от посредников, либо на поле боя. Оба варианта никого не устраивали, прения продолжались. До бесконечности…
Все когда-то рано или поздно заканчивается — даже вечный праздник может набить оскомину. Вернувшийся из Парижа де Верженн и его австрийский коллега все активнее наседали на Безбородко, требуя приступить к обсуждению территориальных вопросов. Ему приходилось выкручиваться с помощью всевозможных уловок — мнимой болезни, срочного незапланированного визита к важной особе и… парадного обеда. Лучший друг дипломата — это повар. Пусть эта фраза еще не вошла в обиход (1), но накормить гостей до отвала, чтобы избежать серьезных разговоров — такой метод Александр Андреевич практиковал с восхитительной регулярностью и завидным успехом. Он привез из Варшавы прославленного Пола Трюмо, личного повара покойного польского короля, и его 70 помощников. Этот сын французских гугенотов-эмигрантов, толстый, как и положено правильному гастроному, творил под лозунгом «Не все думают, но все едят». Его глухари с краснокочанной капустой и тетерева с тушеной свеклой, паштеты и жаркое из баранины никого не оставляли равнодушным. На десерт гостей порой уже не хватало, на политические беседы — тем более.
Все изменилось в середине лета. Посыпались новости одна другой удивительнее, тревожнее и разрушительней для Конгресса. Сначала о конституции, что приняли в России, потом мутные слухи о каком-то 5-м евангелии, найденном в Москве. И тут на конгресс приехали папские нунции. Заседания тут же прекратились, в воздухе сгустилось напряжение.
У Безбородко состоялась тайная встреча с Фарнезе. Тот под видом испанского торговца, приехал в Краков, попросил пересечься в отдельном кабинете ресторации «Гусь и бык». Как обычно вокруг и около ходить не стал:
— Я сам в подлинность евангелия от Петра не верю, апокрифов со времен римского императора Диоклетиана было написано много. Была даже библия от Иуды. Но сейчас позиции церкви в католических странах сильно пошатнулись, в Риме паника. Как бы эта тростинка не сломала спину верблюда. Вы, кстати, видели книгу?
— Издалека, — коротко ответил Безбородко. — Его величество еще не решил, как использовать сей артефакт. Волна и правда, может подняться изрядная. Может лучше и скрыть на время.
— Конгресс будет разорван, — вздохнул иезуит. — Но оно и к лучшему. Договориться все-равно не получится. Готовьтесь к войне. И на юге тоже. Французское золото привезли в Стамбул.
Еще в начале года Долгоруков-Крымский отбыл в Москву, Прозоровский, командир Крымского корпуса, подал в отставку и исчез — так адмирал Сенявин неожиданно оказался самым старшим начальником на полуострове. Ему хватало забот с флотом, с устройством военно-морской базы в Ахтиаре. Эту гавань выбрал лично царь, прислав обстоятельную депешу с нарисованным чертежом организации обороны. В общем, адмирала затянула текучка, и он выпустил из-под контроля Сахиб-Гирея.
Крымский хан, доселе послушный и осторожный, сразу почуял слабину и тут же решил завести себе войско по русскому образцу. По аулам западного побережья и в степи — там, где не прошлись кровавыми граблями русские и черкесы — набрали три тысячи то ли рекрутов, то ли призывников. Согнали их в долину Альмы и принялись учить — по немецкой методе, тычками и зуботычинами. Татары не стерпели. Подняли бунт, да такой, что Сахиб-Гирею пришлось спасаться бегством, бросив свою ставку. Мятежники разрезали ханские шатры на тысячу утиральников, заявили, что выберут себе нового хана, и