снение.
На рубеже XX столетия под влиянием английской колонизации в Египте ускорилось развитие капиталистических отношений. Строились заводы и фабрики, нуждавшиеся в квалифицированной рабочей силе. Но в феодальном Египте ее не было. В страну потянулись иностранные рабочие, в первую очередь греки и итальянцы. Особенно много было их в Александрии, служившей египтянам «окном в Европу». Так, по данным Российского генконсульства, среди четверти миллиона жителей этого города в начале века насчитывалось 12 тысяч одних только итальянцев, «выселившихся из отечества вследствие безработицы и полной нищеты». Многие из этих людей имели опыт участия в рабочем движении у себя на родине, а среди итальянцев и греков даже действовали ячейки социалистических партий. Они, несомненно, были ближе русским эмигрантам и языком, и религией, и культурой, и политическими взглядами, чем сами египтяне. Они же быстрее и острее египтян отреагировали на арест М. Боцоева и его товарищей.
Первой откликнулась выходившая в Александрии на французском языке газета «Реформ». Она заявила, что арестованные были «политическими беженцами», которых русское правительство преследует за политические убеждения и коим на родине грозит смертная казнь.
Статья эта взбудоражила иностранцев, живших в Александрии. На следующий день, как писал в номере за 21 января еженедельник «Аль-Муайид», «большая группа иностранцев обратилась к губернатору Александрии с просьбой не выдавать арестованных русскому консульству, но получила отказ. Тогда толпа отправилась на биржу и устроила там митинг в защиту арестованных. Затем участники митинга двинулись к зданию российского консульства. Они кричали: «Свобода, свобода!», «Долой угнетение!» и пели «Марсельезу». Не добившись ничего от консула, демонстранты повернули к западной гавани. Там стояло русское судно, на котором, по слухам, арестованных должны были отправить в Россию. Толпа прорвалась через таможню, взяла штурмом судно и тщательно его обыскала, но арестованных там не было. В это время полиция подогнала к причалу пожарную помпу и, руководимая англичанином, стала разгонять демонстрантов из брандспойта».
Дело, однако, этим не закончилось. На следующий день возле российского консульства вновь прошла демонстрация. Ее участники забросали здание яйцами, луком, помидорами. Они залезли на трамвайный столб рядом со входом в консульство и сорвали российский герб. Затем демонстранты отправились на биржу, где было полно народу, и заявили, что начинают голодовку протеста против ареста и высылки трех русских.
21 января демонстрации перекинулись на Каир. «Вчера и сегодня бурные митинги в Каире, — телеграфировал на следующий день в Петербург посланник А. А. Смирнов, — протестующие против ареста и предстоящей высылки трех русских подданных, арестованных в Александрии».
События в столице, как писал 28 января «Аль-Муайид», «начались на бирже. Затем собравшиеся там, числом около тысячи, вышли на улицы. Они устроили митинг, на котором выступил 35-летний итальянский инженер по имени Батыты. Он заявил, что «личная свобода в Египте под угрозой, раз трех невиновных русских высылают туда, где им грозит погибель».
В тот же день в знакомой уже читателю гостинице «Континенталь» собрались около двухсот человек. Среди выступавших на митинге был русский беженец, которого представили как «ближайшего друга и соратника одного из арестованных». «Нынешний момент — решительный для жизни этих троих, которых русское правительство преследует по политическим мотивам, — заявил он. — Бюрократия требует их выдачи, чтобы затем бросить в застенок. Мы, русские эмигранты в Египте, требуем во имя человечности освободить троих заключенных из александрийской тюрьмы, потому что то, что называют политическим преступлением, является в социальном смысле борьбой против царской деспотии. Да здравствует свобода! Долой угнетение!» Последние слова оратора потонули в громе аплодисментов.
Участники встречи в гостинице «Континенталь» сформировали комитет в защиту трех русских и просили аудиенции у российского посланника. Смирнов принял их, но удовлетворить требования членов комитета отказался. Тогда они напечатали листовки на французском языке с призывом провести в 6 часов вечера демонстрацию и митинг протеста возле театра «Нувотэ».
В назначенный час перед входом в «Нувотэ» толпились люди. На митинге выступали не только иностранцы, но и египтяне. Одним из них был архитектор Басней. Затем часть демонстрантов направилась к английскому консулу лорду Кромеру — фактическому правителю Египта. Они просили его не выдавать арестованных русскому консулу, а провести расследование на месте. Однако лорд Кромер отверг их просьбу.
24 января газета «Аль-Ахрам» напечатала текст листовки, ходившей по Каиру. В ней говорилось: «Товарищи! Организованная и мирная демонстрация, в которой мы принимали участие, требуя уважения к праву на политическое убежище в отношении александрийцев, не принесла желаемого результата. Поэтому наш долг в отношении жертв произвола — принять решительные меры для того, чтобы свобода и человечность восторжествовали. Долг каждого человека — быть готовым к действиям и при необходимости отвечать на силу силой. Да здравствует русский народ, долой царизм!» Думаю, читатель согласится со мной, что эта листовка наверняка была написана русским революционером-эмигрантом.
И русские дипломаты, и английские колониальные власти понимали: сбить волну выступлений можно было лишь отправкой арестованных из Египта. Но как это сделать? Александрийский порт блокирован демонстрантами, готовыми отбить у полиции трех русских. И тогда их специальным поездом тайно вывезли из Александрии в Порт-Саид. Смирнов с облегчением телеграфировал в Петербург: «Арестованные только что отправлены из Порт-Саида на пароходе «Корнилов». Их сопровождает стража в 10 человек». Было это вечером 26 января.
Через день весть о тайной депортации арестованных попала в газеты. Дальнейшие выступления были бессмысленны. Но еще долго эта бурная неделя была памятна и тысячам жителей Египта, и русским дипломатам, и английским колониальным властям.
Повторю еще раз: в выступлениях солидарности с арестованными русскими революционерами участвовали в основном иностранцы. Ведь в политическом отношении они были более просвещенными, чем египтяне. Да к тому же каждого из них в случае неугодной властям политической деятельности могла постигнуть участь этой тройки. Но важно и другое. Как писал египетский историк Абдель Ваххаб Бакр, иностранные рабочие были своего рода наставниками египтян и в области идеологии и политики, и в сфере рабочего движения. В данном случае они преподнесли своим местным товарищам предметный урок свободы.
Собственно, именно так и расценила январские события газета «Аль-Лива», основателем и редактором которой был лидер египетского национального движения Мустафа Камиль: «Мусульмане (читай: египтяне. — В. Б.) должны были бы активнее участвовать в этих выступлениях, — писала она 11 февраля, — чтобы понять наконец, что такое настоящая свобода».
И египтяне действительно сделали для себя соответствующие выводы. «Январские манифестации отдались гулким эхом в последовавших вскоре после них событиях», — отмечает Рифаат Саид. 1907 год вошел в историю Египта как год подъема национально-освободительного движения. Он стал последним в политической карьере лорда Кромера и первым в деятельности созданной Мустафой Камилем национальной партии. Страна сделала пусть небольшой, но необходимый шаг по пути к независимости.
Глава 5Лондонский корреспондент
И снова ранним каирским утром я ожидаю в машине доктора Касема возле ресторана «Андалуз». На сей раз он не по-египетски точен. Возможно, дело в том, что нам надо заехать еще за одним человеком. Как доктор Ибрагим в Александрии, он будет нашим проводником в дельте Нила.
Доктор Хабиб — так зовут этого человека — живет неподалеку. Он уже завел двигатель своего «Фиата», так что через минуту-другую мы трогаемся в путь.
Наш провожатый — отпрыск богатых помещиков. Все земли вокруг деревни, куда мы сейчас едем, принадлежали его отцу. Да и сама деревня называется Завия аль-Хабиб — по имени семьи. Две проведенные после революции 1952 года, при президенте Гамале Абдель Насере, аграрные реформы существенно подорвали позиции помещиков в египетской деревне, но не уничтожили их окончательно. У доктора Хабиба все еще достаточно земли, чтобы безбедно жить в Каире на доход от сдачи ее в аренду и заниматься любимым делом — изучать фольклор.
Собственно, нас с доктором Касемом интересовала не вотчина Хабибов, а соседняя деревня Деншавай. 13 июня 1906 года там произошел инцидент, всколыхнувший всю страну и ставший толчком к интересному эпизоду в истории русско-египетских связей. Не сразу удалось мне восстановить этот эпизод и даже узнать подлинное имя его главного действующего лица.
На сей раз задачку задал сам доктор Рифаат Саид. «Личность, заслуживающая особого внимания, — Теодор Розенштайн, — писал он в своей книге. — Это был российский социалист, эмигрировавший в Лондон. Затем он приехал в Египет, где редактировал выходившую на английском языке газету Национальной партии «Иджипшн стандарт». Впоследствии Розенштайн написал книгу об истории английской оккупации Египта под названием «Гибель Египта». Книга была закончена в 1910 году, после чего он вновь уехал в Лондон. Удивительно, но Ахмед Шукри, переводчик этой книги на арабский язык, писал, что был лично знаком с Розенштайном. По его словам, после победы большевистской революции мистер Розенштайн вернулся в Россию и работал личным секретарем Ленина. Затем российское правительство назначило его послом в Тегеран».
Кто бы это мог быть? Ведь известно, что среди секретарей В. И. Ленина не было человека по фамилии Розенштайн. А как насчет посланника в Тегеране? Смотрю «Дипломатический словарь». Фамилии «Розенштайн» там тоже нет.
Странно. Переводчик мог преувеличить близость Розенштайна к Ленину, чтобы придать больший вес его книге. Но с какой стати выдумывать ему должность посланника, да еще именно в Тегеране?