Затем к кокону причалило «Приключение». Это был огромный – сорока километров в длину – пузатый солнечный крейсер, разительно напоминавший «маузенганды» времен Прародительницы Вонг. Пять независимых ядер. Прямоточная пушка Дирака во всю длину корпуса. Из такой можно снести губернию одним выстрелом. И где только откопали подобный раритет?
Александру скрутило от нехорошего предчувствия. Она словно вернулась в детство, в комнату на вершине губернии, чтобы смотреть, как приближается шторм, готовый пожрать целый кластер, и мама тянула ее за руку – на борт присланного за ними крейсера…
Двери раскрылись, и в помещение вошел он – такой, как его описывали слухи. Одного с Сашей роста, в зеленой шляпе и просторном дождевике, скрывавшем фигуру. За спиной – вещмешок на лямках. Следом плыли над полом нелепо колыхавшиеся шмантафимы. Они были как белые сосиски с руками и глазами и создавали впечатление голограмм, а не живых существ.
– Генерал Снафкин, – приветствовала гостя Вонг. Шмантафимы стали разбредаться по помещению, уже заполненному ПАКами, так что стало тесно.
Снафкин подошел вплотную – его лицо закрывала квазикерамическая маска, передававшая изменения мимики владельца, но не позволявшая его опознать. Меняла она и голос. Идеальная маскировка для печально известного авантюриста.
– Госпожа Александра, – гость приложил пальцы к полям шляпы.
– Как вы посмели появиться? – Вонг чувствовала, как растет гнев. Вот кого она с удовольствием отправила бы на Солнце голышом. Снафкин годами терроризировал ее семью, всюду представляясь как «чрезвычайный тайный советник и особо доверенное лицо генерал-губернаторов Солнца, баронесс Вонг-Солнечных». Для банального проходимца у Снафкина было слишком много знакомств среди знатных родов Империи. Он утверждал, что имеет баронский патент, полученный лично от Государя за особые заслуги перед Отечеством, но ни заслуг, ни патента никто в глаза не видел. Тем не менее авантюрист год за годом дурил людям голову и оказывал сомнительные услуги там, где его посредничество не требовалось. Бог бы с ним – авантюристов всегда хватало, но генерал Снафкин постоянно намекал, что ему покровительствуют сами Вонги, а уж действующий вице-губернатор – и вовсе у него в неоплатном долгу… И этот враль сейчас стоял перед ней.
– Я прибыл участвовать в тендере. У меня отличные Г3П на «Приключении», а корабли моих подчиненных прошли модернизацию для установки порталов в лучистой зоне, – генерал кинул на шмантафимов, бродивших по помещению.
– Вашим миньонам тут тоже не рады, – осталась непреклонной Александра. – Шмантафимы должны покинуть помещение.
– Прошу вас не называть их этим словом. Говори мы на иврите, оно было бы уместным, но по-русски они зовутся «хатифнатты».
– Я не намерена вам потакать, генерал. Неприятным существам – неприятные имена.
– Не мы вызываем штормы, госпожа Александра. Мы просто следуем за ними, – констатировал Снафкин, и шмантафимы-хатифнатты согласно затрепетали.
– Вы присваиваете себе полуразрушенные губернии.
– Так и есть, – самодовольно улыбнулся генерал, и это так задело Сашу, что ей захотелось сорвать маску, чтобы разоблачить его. Но она знала, что подобную маску можно оторвать только вместе с лицом – так она была сделана.
– Не будем тратить время на вражду, – предложил авантюрист. – Высылаю вам наши спецификации. Я и мои хатифнатты готовы участвовать.
– Посмотрим, – буркнула Вонг и отошла от Снафкина. Ее трясло от злости, но сильнее ее бесило то, что генерал был прав – она уже не девочка, чтобы верить, будто шмантафимы насылают штормы на губернии – само Солнце пытается разрушить чужеродный элемент, которым являются губернии. Хаос против порядка в чистом виде.
Она подошла к Эрнестине, которую в едином порыве слепого поклонения обступили хатифнатты и ПАКи – гарпия была прекрасна и знала это. Постлюди готовы поменять в своем теле все, чтобы приблизиться к сверхчеловеческому идеалу. Беда в том, что хелленмарская знать решила, что их собственный народ должен оттенять их красоту. Стать постчеловеком по собственному желанию – это одно. Быть расчеловеченным против своей воли – совершенно другое.
– Вашему компаньону пора бы спуститься к нам, – бросила Саша, протиснувшись между мелких мужчин и парящих сосисок с руками. – Вряд ли кто-то еще прилетит, а нам пора начинать.
– Ты права, – царственно кивнула Паскаль. – Думаю, он уже закончил собирать свое тело из атомов, так что может присоединиться к нам во плоти.
– Надеюсь, результат будет стоить потраченных атомов, – съехидничала Вонг. Она была анахореткой, и все эти мельтешения ее уже утомили, зато вот аболиционистка Паскаль, похоже, получала от происходящего удовольствие.
«Где нормальные участники? Где старые союзники среди транслюдей? Где солнечные корпорации из умеренных широт? Почему не отвечает семейный совет?» – изводила себя Саша.
Когда последний участник вошел в кокон, Вонг невольно перекрестилась. Мало ей было Эрнестины, ПАКов и Снафкина с его шмантафимами… Существо было двухметровым гориллоидом со слишком вытянутой – практически крокодильей – мордой.
– Где ты откопала эту образину? – шепнула Вонг Эрнестине.
– Ближе, чем ты думаешь…
– Надо закопать обратно.
– Мне твой цисгуманистический шовинизм неприятен, – скривилась Паскаль. – Я думала, ты свободных взглядов, раз сама трансчеловек.
– Значит, не настолько свободных, – успела сказать Саша до того, как к ним подошел гориллоид.
– Меня зовут Хануман, – представился он. – Я царь обезьян. Мудрец, равный небу.
Саша была слегка подкована в таких вопросах. Знай своего врага! Хануман – анаграмма слова «анхуман», то есть «нечеловек», ну или «античеловек». Анхуманы – сатанисты, хотя необязательно. Они слишком радикальные, чтобы их терпела в своих рядах даже хелленмарская знать.
– И сразу нет, – твердо сказала Александра. – Участники тендера получат долю вычислительных мощностей в будущих губерниях – в соответствии с их вкладом в строительство. Я не позволю, чтобы враги рода человеческого крутили свои задачи на наших мощностях.
Нечеловек издал глухое угрожающее ворчание, и Саша невольно обратилась к бортовому фантому «Шойгу». Тот уловил команду и незаметно для окружающих накинул на девушку следящий кокон силового скафандра. Стоит кому-то напасть, и кокон станет полноценным полем за микросекунду. Только когда твой противник – отродье, даже это – слишком медленно.
Хануман каким-то образом почувствовал контур ее скафандра и тут же сменил рык на дружескую ухмылку.
– Ваше сиятельство, я лишь скромный меценат с окраин системы. Пусть я постчеловек, но сердце мое открыто для имперского цисгуманизма. Мне нужны вычислительные мощности исключительно для добрых дел.
– Каких это?
– Я покажу, – он сделал шаг в сторону и вытянул руки – из них посыпался песок, складываясь в трехмерную фигуру.
«Наноматы – здесь!» – мысленно воскликнула Саша и отдала приказ запечатать скафандр. Тут же зеркальный слой закрыл ее ото всех, потом стал прозрачным, но это была лишь иллюзия прозрачности. В носу зачесалось от запаха разнотравья – скафандр открыл дыхательный портал в какой-то заповедник на Земле.
Тем временем песок принял форму ребенка, скорчившегося на полу. Статуя идеально повторяла живого человека… И тут она открыла глаза.
Ребенок был одет в обтрепанный первопроходческий скафандр прошлого века – такие еще донашивают нищие потомки кометных фермеров и горняки на спутниках планет-гигантов. Забрало треснуло. На бледном лице следы авитаминоза. Мальчик с мольбой смотрел на Сашу. Он протянул к ней руки.
– Тетя, я хочу жить. Пожалуйста! Разве я не могу жить? Маму и папу убили… Дай мне жизни, хоть крошечку! – Призрак ребенка метнулся к ней, но был рассыпан ударом поля – защитная система скафандра отреагировала на смертельный ужас владельца.
Разлетевшийся песок стал собираться снова – теперь он воссоздавал маленькую девочку в порванном платье. Кожа ее была зеленой, а за ушами вспухли нежные рубцы жабр. Гидропонические сферы вольнопоселенцев Лагранжии-5 – вот откуда она, поняла Саша.
Девочка открыла глаза и тут же стала плакать, под ней быстро натекла лужа крови. Она была в шоке и ничего не говорила, лишь скулила и раскачивалась.
– Я собираю малых сих по самым ужасным уголкам системы, – пояснил Хануман. – Мальчика я спас сорок лет назад с Весты – супрематисты Пояса бомбили горняцкие поселки в глубине Реясильвии. Я снял цифровую копию. Оригинал умер от удушья неделю спустя – не хотел уходить от останков родителей… Девочку я скопировал в одной из сфер «Милости спирулины». Я мирный человек, так что мне пришлось дождаться, когда солдаты Венерианского фронта надругаются над ней и уйдут в следующую флоросферу. Оригинал погиб час спустя, когда лазерный залп с фрегата разнес на куски всю кладку «Милости».
– Зачем ты мне их показываешь?
– Они были лишены жизни против своей воли. Злые люди надругались над ними. Не нелюди, но обычные люди. Малые сии достойны лучшей жизни. Я хочу им лишь добра – в виртуальной среде я излечу их раны и отведу к свету постгуманизма. Для этого мне нужно немного места в губерниях, чтобы развернуть там виртуальность для моих воспитанников…
– Отдай их мне. Я отведу их в царствие цифровое, – сказала Вонг.
– Нет, – тут же отказался Хануман, сделав такой жест, словно защищает кого-то дорогого, но на месте девочки остался лишь песчаный холмик.
– Почему?
– Они только мои.
Саша сняла с груди нательный крестик, и тот стал расти, пока не стал размером с ладонь. Этот крест она направила на Ханумана, и тот попятился.
– Ты знаешь, что это, – сказала она. Он невольно кивнул. В ее руках был ключ в царствие цифровое, только вот никто не мог попасть туда непроверенным. Сразу после оцифровки человек оказывался в изолированном пространстве, где вся его жизнь просматривалась в ретроспективе – событие за событием извлекалось из глубин памяти и переживалось заново – посредством постановки-реконструкции. Субъективно процесс занимал годы, хотя длился не дольше часа – благодаря ускорению времени. В ходе процедуры решалось, достоин ли человек войти в царствие цифровое. Безопасен ли он для Империи, ведь ему позволят попасть в самое сердце губерний. Побочным эффектом такой проверки становились душевные муки невообразимой силы. Некоторым требовалось очень много времени, чтобы пройти процедуру, осознав и приняв все свои жизненные ошибки. Тем не менее человек, как бы мерзко он ни жил, рано или поздно пройдет процедуру, а вот нечеловек – никогда.