Через некоторое время после их знакомства и возвращения в Париж, не говоря никому ни слова о своем решении, даже близкой подруге Мисе, Габриэль предстояло вручить Дягилеву чек на триста тысяч франков. Баснословная сумма по тем временам. Он даже чуть опешил и будто бы не верил в такую щедрость, пока не обналичил деньги в банке.
А что же Коко попросила взамен? Всего лишь его молчание. Никто не должен был знать, откуда средства на постановку. Впоследствии от ближайшего друга и Дягилева, и самой Коко, танцора балета Сержа Лифаря она узнает, что именно это и настораживало и даже пугало Дягилева – что Шанель ничего не просит взамен и, более того, настаивает на анонимности своей помощи.
Правда о колоссальных суммах, которые она жертвовала на русский балет, всплыла много лет спустя. Борис Кохно, личный секретарь Дягилева, вел все записи, в том числе о поступивших средствах. После его смерти дневники были выкуплены с аукциона, тогда-то и обнаружились эти сведения. Но не раньше, как и обещал Дягилев, ставший впоследствии для Коко настоящим искренним другом. Она ласково звала его Дяг, или просто Серж. И в дальнейшем всячески пыталась помогать и лично ему тоже. Хотя он упорно сопротивлялся, норовя все имеющиеся в его распоряжении средства снова спустить исключительно на балет.
Известен забавный случай, когда Шанель решила подарить Дягилеву шубу. Его прежняя была такой изношенной, что годилась только моли на съедение, как шутила острая на язык Габриэль. Тем более, что импресарио русского балета должен выглядеть презентабельно, считала она совершенно серьезно. Но Дягилев категорически отказался от шубы в качестве подарка и отдал Коко за нее деньги. Которые она сразу же передала как очередной взнос на русский балет.
Впрочем, Шанель помогала русскому балету не только деньгами. Она шила костюмы для постановок. Так, все костюмы к балету «Голубой экспресс» были изготовлены Шанель. Премьера его состоялась в июне 1924 года на одной из самых элегантных сцен Парижа в театре «Шанз-Элизе». Спектакль был показан в рамках театральной программы VIII Олимпийских игр, проходивших в тот год во Франции, и стал важнейшим ее событием, на котором присутствовал даже барон де Кубертен, возродивший современную Олимпиаду.
Парижанам не нужно было объяснять название балета. Все знали, что «Голубой экспресс» – это новый роскошный поезд, курсировавший между столицей и Лазурным побережьем и привозивший туда богатых курортников в поисках шикарных летних развлечений. «Голубой экспресс» стал в своем роде актуальной модной сатирой на прожигателей жизни. В этом новаторском балете словно не артисты танцевали в костюмах Шанель, а настоящие спортсмены и спортсменки – в спортивных трико и туфлях для тенниса или гольфа. Например, персонаж «Красавчик» выступал в костюме, неотличимом от майки атлета, а «Игрок в гольф» носил твидовые брюки, пуловер и носки в полосочку – как у обычных гольфистов тех лет.
Хотя артисты балета, конечно, были самые настоящие. Главную женскую партию исполняла Бронислава Нижинская, родная сестра Вацлава Нижинского, до революции выступавшая в Мариинском театре и получившая вместе со своим братом Вацлавом классическое балетное образование в санкт-петербургском Императорском театральном училище (ныне имени Вагановой). К слову, Нижинская была и первой в истории балета женщиной-хореографом, начав с этой постановки, а затем поставив на балетной сцене еще много спектаклей.
Другую партию танцевала Лидия Соколова. Балерина с русскими именем и фамилией, на самом деле, была английской танцовщицей по имени Хилда Маннингс. «Русской» ее сделал Дягилев – одним своим решением, просто заявив ей перед началом премьерных спектаклей: «Я написал на ваших карточках «Лидия Соколова». Надеюсь, вы окажетесь достойной этого имени, которое принадлежит одной великой русской балерине. И вот что еще важно. Усвойте, пожалуйста: отныне вы – русская и всю жизнь были русской».
И тема спорта – главная в этом спектакле, которая тогда, в эпоху возрождения Олимпийских игр, была очень остра и своевременна, и костюмы танцоров – на грани воображаемого и реального, как бы и не балетные костюмы вовсе, а самая обычная спортивная одежда из джерси – все это в очередной раз сделало балеты Дягилева сенсацией. Использование бытового, светского костюма почти в неизменном своем виде в балете стало очередным прорывом – и в моде, и в танце. Именно после этой постановки «отношения между балетом и модой узаконились», как писали тогда журналисты.
Ныне многие костюмы к тем русским постановкам хранятся по всему миру – в Канберре, в Национальной Галерее Австралии, Стокгольме, Техасе. Самая большая коллекция находится в Лондоне в Музее Виктории и Альберта. Именно там хранится костюм «Прекрасной купальщицы» – самый знаменитый в балете.
Через пять лет после невероятного успеха «Голубого экспресса» – в 1929 году – Шанель будет одевать артистов спектакля «Аполлон Мусагет», в создании которого принимали участие Дягилев и Стравинский, а также Баланчин, на чьей истории непременно стоит остановиться.
Выходец из России, Георгий Баланчивадзе, фамилию которого Дягилев для удобства сократил до Баланчин, свою балетную жизнь в 1913-м начал так же, как и Нижинские, в санкт-петербургском Императорском театральном училище. После его окончания и начала работы в государственном театре оперы и балета Баланчивадзе поступил в Петроградскую консерваторию, где изучал игру на фортепиано, теорию музыки, контрапункт, гармонию и композицию. В 1924 году во время гастролей в Европе он решил остаться и вскоре получил приглашение работать с русским балетом Дягилева в Париже в качестве хореографа.
Плакат Жана Кокто для спектаклей Русского балета С. П. Дягилева с изображением Вацлава Нижинского, 1911 год, Музей театрального и музыкального искусства
Танцоры Русского балета С. П. Дягилева в костюмах Chanel для спектакля «Голубой экспресс», 1924 год, Париж
Интересно, что на премьере балета «Аполлон Мусагет» костюмы были не от Шанель, их делал художник по костюмам Анри Бошан. Но после первого же представления, увидев артистов на сцене, Баланчин в ужасе понял, что они были одеты чудовищно! И вместе с Дягилевым тут же отправился на улицу Камбон, 31. «Шанель никогда не ошибалась, она всегда знала, как надо одеть женщин», – скажет впоследствии в одном из своих интервью Баланчин. Она и в тот раз все сделала как надо и фактически спасла балет, создав для спектакля свою версию античной туники с поясами-подхватами из галстучного шелка. Роль Музы, для которой Шанель шила сценический костюм, исполняла русская артистка дягилевского балета Фелия Дубровская.
Джордж Баланчин, впоследствии уехав в Америку, станет не только основателем современной американской балетной школы и автором более трехсот балетов, но и положит начало неоклассическому балету в целом.
У Дягилева Шанель впервые встретилась и с Пикассо. Женой гениального художника была русская балерина Ольга Хохлова, которая позже станет клиенткой Шанель. Венчание дочки русского офицера и испанского гения в лучших православных традициях состоялось в 1918 году в православной церкви Александра Невского в Париже. Ради этого брака Пикассо принял православие. Свидетелями на той знаменитой свадьбе были Дягилев, Аполлинер и Кокто.
Шанель познакомилась с художником во времена его совместной работы с Дягилевым над декорациями для «Голубого экспресса». Поначалу она дружила с Пикассо осторожно, если можно так сказать, смотря на его величие слегка снизу вверх. Но для Пикассо она была именно другом, с ней он не раз делился своими душевными страданиями и даже иногда жил в ее квартире – либо во время любовных разладов с женой, либо когда Ольга уезжала на лечение в санатории. Пикассо панически боялся одиночества. Пустая спальня и безмолвный зал в его временно опустевшей парижской квартире на улице Буасси-д’Англа навевали на него страх и тоску.
Однако Шанель не просто предоставляла ему кров. Она была ему близка по духу, как человек, рано познавший страдания одиночества. Оба они, совершив невероятное восхождение на вершину успеха, по сути, оставались глубоко одинокими людьми и как никто другой понимали это друг в друге. Да и вечная неуспокоенность и желание доказать миру свою значимость тоже их очень роднили душевно. Хотя Шанель и призналась как-то, что Пикассо в состоянии злости мог доводить ее до дрожи. А вот он назовет ее «самой рассудительной женщиной на свете».
Возвращаясь к «Голубому экспрессу», нельзя не вспомнить еще одного талантливого художника из России Александра Шервашидзе. Первый среди профессиональных художников Абхазии, правнук правителя Абхазского княжества, князь Александр Константинович Шервашидзе родился в Феодосии, учился в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, был учеником известного русского художника Василия Поленова. В 1894 году уехал в Париж, чтобы продолжать учиться живописи и участвовать в выставках.
Это именно он был автором задника декораций по мотивам картины Пикассо «Две женщины, бегущие по пляжу». Фактически это была гигантская копия полотна Пикассо, выполненная Шервашидзе за немыслимо малый срок – всего за двадцать четыре часа. Но декорация была настолько мастерски исполнена и так точно копировала произведение самого художника, что Пикассо, не задумываясь, поставил на ней свой автограф, как если бы это была картина, написанная им самим. Шанель была не менее поражена и восхищена талантом Шервашидзе, которому отправила в день премьеры «Голубого экспресса» все подаренные ей цветы.
Через Дягилева Шанель познакомилась и со знаменитым художником Бакстом, работавшим с Русским балетом. Декорации Лео Бакста еще в том, самом первом, русском балете «Шехерезада», увиденном Коко, привели ее в полный восторг. Лев Самойлович, урожденный Розенберг, переехавший в Париж из города Гродно Российской империи и получивший признание как один из ярчайших представителей русского модерна, художник, иллюстратор, дизайнер, был невероятно популярен в Европе. Для «Русских сезонов» Бакст оформлял не только упомянутую «Шехерезаду», но и «Клеопатру», «Карнавал», «Нарцисс». По его эскизам шили костюмы для Вацлава Нижинского и Тамары Карсавиной. Бакст не раз предлагал Шанель писать ее портрет, на что она только отшучивалась, по-дружески называя его «старым попугаем», хотя ему было всего пятьдесят пять, а ей тридцать семь лет.