Распределение зон московского и литовского влияния в Восточной Европе в некотором смысле остановило и завершило процесс объединения русских земель Москвой и Вильной. По существу, договор 1449 г. не привел к значительным изменениям московско-литовской границы, он только очертил границу, которая существовала до этого. Точно описывался лишь небольшой неразграниченный до того момента участок Ржевской земли.
Необходимость твердого определения границ Ржевской земли стала актуальной, вероятно, только в середине XV в. До этого времени Ржев[115] часто переходил из рук в руки между Москвой, Вильной и Тверью[116]. Кроме того, внутренние непорядки в Великих княжествах Московском и Литовском во второй четверти XV в. долго не позволяли обратить внимание на пограничные вопросы. Неустойчивость владения Ржевом не способствовала стремлению к заботе о ее территориальном устройстве и границах.
Как выясняется, для реконструкции всего ржевского участка московско-литовской границы фрагмент грамоты 1449 г., повторенный в 1494 г., является недостаточным. Начальный и конечный отрезки этой границы отсутствуют.
Их помогают уточнить, казалось бы, второстепенные данные из посольских речей князя Тимофея Владимировича Мосальского (подробное описание захваченной вселукским наместником части соседней торопецкой волости Буец)[117], разводной грамоты великого князя Ивана III удельному волоцкому князю Борису Васильевичу (описание рубежа ржевской волости Вселук с новгородской волостью Лопастица)[118]. Таким образом, определяется место стыка литовской, московской и новгородской границ на северо-западе московских владений, доказывается обособленность (до 1478 г.) Ржевской земли от основной территории Московского великого княжества, выявляется специфика ржевской границы, которая проходила по заболоченной и лесистой местности, из-за чего даже в актах очерчивается только условно[119].
Вероятно, до 1449 г. западная ржевская граница не была установлена на уровне межгосударственных соглашений. Тем не менее уже до середины XV в. сложились «старые рубежи» Ржевской земли. Очевидно, официальное размежевание основывалось на традиционно существовавших представлениях о границах волостей Торопецкого повета, Бельского княжества с одной стороны и Ржевской земли (уезда) — с другой стороны. Поэтому с некоторыми оговорками обозначенную для второй половины XV в. границу можно перенести и на более раннее время. Спецификой ржевской границы оставалась ее неопределенность в связи с особенностями местности, которая не позволяла точно размежевать неосвоенные и никем не занятые земли.
Московско-литовская граница к 1494 г. претерпела изменения только в двух направлениях: в результате присоединения к Москве Вяземского княжества и по причине перехода на московскую службу со своими вотчинами ряда так называемых «верховских» князей (Воротынские, Одоевские и Белевские). Других территориальных изменений не произошло, однако также существенным было признание некоторых территорий за московским или литовским великими князьями. Отказ от претензий на влияние в Великом Новгороде, Великом Пскове, Твери, Переяславле-Рязанском, уступка ряда волостей совместного литовско-новгородского управления[120] литовским правителем Москве, безусловно, имели большое значение. Сами же территориальные потери ВКЛ в первую войну с Московским великим княжеством не были значительными, хотя бы в сравнении со следующей войной 1500–1503 гг., когда была потеряна огромная территория, в которой некоторые исследователи видят треть территории всего государства.
Территория, которую приобрела Москва, имела важное стратегическое значение. Занятие верховий р. Днепр, продвижение к истокам рек Оки и Угры создавали плацдармы для дальнейшего наступления на земли ВКЛ. Была разрушена первая линия обороны ВКЛ, сметены со своих владений пограничные князья, которые были ориентированы на противостояние возможному московскому наступлению. Надежда на активное сопротивление вяземских и верхнеокских князей не оправдалась, и новая граница после 1494 г. оказалась под сильной угрозой. Оборонительный рубеж вдоль р. Угры в основном сохранялся, но уже не было лиц, которые были бы способны обеспечить его защиту.
Наиболее крупным и территориально целостным приобретением Москвы в 1494 г. стало Вяземское княжество, которое с 1403 г. находилось в составе ВКЛ.
Вяземское княжество почти столетие определяло восточную границу ВКЛ, причем граница эта была, вероятно, очень стабильной, так как до момента захвата московскими войсками воеводы Данилы Щени (зима 1493 г.) на вяземском ее участке не известно никаких изменений. Между тем не сохранилось ни одного документа, который очерчивал пределы Вяземского княжества. Договор о «вечном» мире 1494 г., в соответствии с которым Вяземское княжество отходило к Москве, не дает представления о границах территории, которая отрывалась от ВКЛ. В этой связи интересна параллель с присоединением к Москве Смоленска. Границы его территории определялись в перемирной грамоте очень точно. И связано это с тем, что Смоленская земля не полностью переходила под московскую власть. Вяземское же княжество, как было сказано выше, единым массивом было присоединено к Москве.
Таким образом, несмотря на целостность вяземских земель и долговременную устойчивость вяземских границ, определение последних — дело довольно сложное. При выявлении вяземских границ необходимо прежде всего обратиться к исследованию размещения вотчин многочисленных местных землевладельцев (собственно Вяземских, Крошинских, Бывалицких, Козловских, Жилинских, Глинских). Затем необходимо уточнить границы вяземских земель путем определения соседних с вяземскими территорий княжеств и земель.
Можно высказать осторожное предположение, что наделение вяземскими землями верных великому князю Литовскому людей осуществлялось целенаправленно с расчетом обеспечить оборону крайних восточных пределов государства. Поэтому мы и видим вотчины пана Ивана Ходкевича (волость Рогачев)[121], князей Крошинских (волости Тешинов, Сукрумна, Ольховец, Надславль, Лела, Отъезд)[122], Глинских (волости Турье, Судилов, Шательша)[123], на самой границе с московскими Ржевской, Тверской и Можайской землями[124].
Вероятно, к 1486 г. (началу первой московско-литовской войны) на можайско-вяземском участке московско-литовской границы не было никаких контактов. Если между литовскими (смоленскими) и тверскими владениями шло активное взаимодействие (что отразилось в договорных грамотах)[125], то между московскими (можайскими) и литовскими землями долгое время, вероятно, попросту не было соприкосновения. Посол германского императора в Москву Сигизмунд Герберштейн утверждал, что «во времена Витольда владения государей московских простирались на пять-шесть миль за Можайск» («…на шесть миль не доходили до Можайска»)[126]. В то же время известные литовские владения в этом регионе (волости в районе р. Гжать, принадлежавшие князьям Крошинским) размещались на значительно более далеком расстоянии от Можайска.
Ситуация, возможно, изменилась в 1473 г., когда Можайск неожиданно получил в удел московский князь Андрей Васильевич[127]. Он (а может быть, и до него удельные князья Андрей Дмитриевич Можайский (1389–1432), Иван Андреевич (1432–1454), Юрий Васильевич Дмитровский (1462–1471) проводил активную колонизационную политику и довольно быстро продвинулся к литовским владениям. Вероятно, вплоть до территории, непосредственно занятой подданными ВКЛ, князь Андрей не нашел сколько-нибудь полезных в хозяйственном отношении земель. Здесь господствовали леса и болота[128]. Непосредственный контакт с территорией ВКЛ князя Андрея Васильевича не только не остановил, а, наоборот, придал энергии, так как теперь появилась возможность заселять и присоединять к своим владениям уже освоенные земли. Очевидно, в других частях своего удела (Углич, Бежецкий Верх, Звенигород и др.) князь не мог так активно увеличивать свои владения. Здесь же вмешательство в дела соседнего государства могло быть, во-первых, согласовано с центральными властями, а во-вторых, остаться безнаказанным со стороны администрации ВКЛ. Все, что смогли сделать князья Крошинские, на вотчину которых и был направлен интерес московского удельного князя, — это жалобы, отразившиеся в посольских речах[129]. Наступление Московского великого княжества развивалось так быстро, что князья Крошинские, после того как потеряли одни свои владения, успели приобрести другие (в районе р. Угры), но вскоре лишились и их.
Характерно, что, только продвинувшись к вяземским землям, московская сторона начала предъявлять на них претензии, как на исконные можайские земли[130]. Ряд волостей был объявлен тянущим к Можайску, и тем самым планы захватов приобретали легитимный характер с опорой на традицию, старину. Вскоре в составе можайских обнаруживаются волости, которые еще совсем недавно составляли массивы владений князей Крошинских, Глинских, Вяземских