я как завышенными (в случае низкой инфляции), так и заниженными (в случае высокой). Значит, от конкретных обещаний лучше воздержаться.
Третье. Жесткая позиция Минфина относительно накопления фискальных резервов в условиях высоких нефтяных цен и нынешний вялый рост экономики ведут к медленному росту бюджетных доходов и не дают особого простора для увеличения расходов. А расходы бюджету неизбежно предстоит наращивать – достаточно вспомнить слова премьера Медведева о том, что на реализацию майского указа потребуется 25 триллионов рублей. Для сравнения: доходы консолидированного бюджета, то есть федерального вместе со всеми региональными, в 2017 году составили 30,6 триллиона рублей.
Четвертое. В начале этого года прошло резкое повышение зарплат в бюджетной сфере. Теперь правительству понадобится какое-то время, чтобы оценить все последствия таких решений: сколько денег на это нужно регионам, кто из них тянет, а кто не тянет дополнительные расходы. Поэтому пока полной ясности нет – спешить не следует.
Пятое. Правительство уже достаточно долго говорит о том, что в здравоохранении и образовании грядут структурные реформы. Вполне вероятно, что изменение уровня и/или структуры зарплат может стать их составной частью. Если это так, то абсолютно правильно будет не ставить телегу впереди лошади. Зачем повышать зарплаты каким-то сотрудникам, если завтра выяснится, что должности этих сотрудников вообще не нужны?
Отмечу, что это мои гипотезы, которые объясняют отсутствие конкретики по зарплатам в нынешнем майском указе. Вполне возможно, что в головах людей, готовивших президентский указ, были и какие-то свои соображения, хотя делиться ими с общественностью авторы указа не спешат. Однако понятно, что долго удерживаться от ответа на этот вопрос правительству не удастся. Уже через несколько недель бюджетный процесс выйдет из тиши минфиновских кабинетов, и тайное станет явным.
Правительство минимизации рисков2018
Контроль вместо программы
Первое и самое главное: Дмитрий Медведев развеял все слухи о своей слабости и неминуемом уходе в отставку и уверенно закрепился в кресле № 2, кресле потенциального местоблюстителя на случай чрезвычайных ситуаций. Более того, Медведеву удалось назначить на ключевой пост в правительстве – руководителя аппарата – своего близкого друга, бывшего руководителя Контрольного управления Кремля Константина Чуйченко, который будет “прикрывать спину” премьера, контролируя весь документооборот и распределение ответственности внутри правительства.
Вопрос ответственности является, на мой взгляд, вторым по важности. Президент Путин неоднократно высказывал недовольство тем, что его поручения не выполняются, что члены правительства без энтузиазма работают над решением порученных задач. Появление в составе правительства человека, имеющего огромный опыт работы в Администрации президента именно в части контроля за выполнением решений, позволит и дисциплину (как ее видит президент) наладить, и бумаги об исполнении поручений готовить таким образом, чтобы Кремль был склонен признать поручение выполненным.
Третий момент, на котором нельзя не остановиться: новому правительству вообще не нужно будет думать над подготовкой какой-либо программы – всю работу за него сделали в Кремле. И хотя майский указ образца 2018 года является весьма сумбурным по содержанию, в нем перед правительством поставлены оцифрованные задачи, которые, с одной стороны, вроде бы оставляют место для поиска наиболее адекватных решений, а с другой стороны, потенциальные решения не требуют никакой увязки между собой в единый документ.
Без яйцеголовых
А раз новому правительству не нужно работать над подготовкой программы, то в нем очевидно нет места “яйцеголовым” типа Шувалова или Дворковича, зато есть место для образцовых исполнителей типа Максима Акимова или Дмитрия Козака, в послужном списке которого судебная реформа, региональная реформа, сочинская Олимпиада (отмечу в скобках, что, на мой взгляд, ни один из этих проектов не был удачным по своим результатам, но это мое мнение, а не Владимира Путина). Козаку, например, можно поручить такую чувствительную тему, как арбитраж в нефтегазовом комплексе, где сталкиваются лбами Миллер, Сечин и Минфин, и где Дворкович не смог стать “разводящим”. Вспомните, как Дворкович не смог понять, куда ветер дует, и в тот момент, когда нужно было продать “Башнефть” “Роснефти”, и тогда, когда нужно было продавать пакет акций самой “Роснефти”. Очевидно, Путину надоело самому разруливать постоянные споры трех богатырей, и он решил поставить между ними и собой фильтр в лице человека, входящего в ближний круг.
Нельзя не обратить внимание на то, что все лакомые куски в правительстве, то есть кабинеты, где будет идти дележ бюджетного пирога, достались тем людям, которые крайне близки к президенту Путину и правильно понимают его пожелания. Дмитрий Козак, помимо энергетики, получил под свой контроль промышленность, которая является одним из крупнейших получателей бюджетных дотаций и субсидий, а Виталий Мутко получил контроль над строительством и ЖКХ, где уже давно и четко видны “уши” Ротенберга и Тимченко.
Голикова против Силуанова
Нельзя пройти мимо двух несомненно сильнейших игроков в будущем составе правительства: Антона Силуанова и Татьяны Голиковой. Силуанов, если верить Медведеву, станет бюрократически самым сильным министром финансов: со времен Егора Гайдара ни один министр финансов не поднимался выше должности простого вице-премьера, и при этом их полномочия ограничивались контролем за налоговиками и таможней. По словам Медведева, Силуанов по совместительству займет место Игоря Шувалова, то есть получит в свои руки практически все экономические вопросы, что, на мой взгляд, выглядело бы оправданно только в том случае, если бы Алексей Кудрин становился “экономическим царем”, сидящим в Кремле, а Силуанов соглашался бы на роль проводника принимаемых тем решений.
Сам Силуанов, безусловно, является квалифицированным министром финансов в узком понимании этого слова: он хорошо знает бюджетное хозяйство и хорошо понимает, чем опасно нарушение жесткой бюджетной дисциплины (мне кажется, что Силуанов – последний в череде минфиновских бюджетников, работавших на Ильинке в 1998 году и на своей шкуре испытавших, что такое настоящий кризис). При этом, его мало интересуют прочие вопросы финансовой политики, и он готов жертвовать чем угодно ради следования один раз озвученным догмам.
Для примера возьмите конфискацию пенсионных накоплений и, по сути дела, полное разрушение той конструкции пенсионной системы, которая строилась на протяжении десяти лет и имела в том числе институты формирования долгосрочных сбережений. Все это было брошено в топку бюджетного котла ради получения ежегодно 250–300 млрд рублей или 1,5–2 % от общей суммы доходов. Большего вреда для разрушения институциональной финансовой среды трудно придумать. Разрушить старую пенсионную конструкцию Силуанову удалось весьма легко, а вот как строить новую правительство думает уже четыре года, и пока безрезультатно.
Другими примерами деструктивной позиции министра финансов являются решения о санации банков-банкротов (Силуанов возглавлял совет директоров АСВ), за которые бюджету предстоит заплатить примерно триллион рублей. Очевидно, что ни один из санируемых банков не имеет шансов на восстановление, а сама практика санации банкротов не способствует оздоровлению банковской системы.
Татьяна Голикова, казалось, нашла свое место в системе власти, став руководителем Счетной палаты, которую она превратила в работающий орган, при этом количество слухов о заказных проверках резко уменьшилось. Но президенту Путину ее таланты понадобились в другом месте, на “направлении главного удара”, которым на протяжении ближайших лет, несомненно, будут здравоохранение и пенсионная реформа. Пенсионная реформа может стать весьма взрывоопасной, если при ее подготовке допустить ошибки в расчетах (как это было с программой монетизации льгот). В этой связи Путин, похоже, не готов доверять никому из оставшихся на его скамейке запасных игроков, понимая, что у них не хватит ни опыта, ни знаний, ни аппаратного веса для того, чтобы противостоять Минфину, который будет в очередной раз пытаться содрать клок шерсти с драной овцы. В реформе здравоохранения проблема другая, но она тоже хорошо вписывается в профиль Голиковой: сюда в очередной раз предстоит направить колоссальные бюджетные средства, и Путину хочется, чтобы эти расходы дали хоть какой-то положительный эффект.
Правительство минимизации рисков
Чего можно ждать от такого правительства? Вряд ли того, что оно станет единой командой: ясно, что подбор игроков осуществлялся не из одного центра и по разным принципам. С другой стороны, все кандидаты в вице-премьеры имеют большой бюрократический опыт и вряд ли готовы на очевидные глупости. Вполне вероятно, что усилиями Силуанова и Голиковой управление какой-то частью бюджетных расходов будет нормализовано, но и интересы близких к президенту людей явно не будут ущемляться. Сможет ли такое правительство провести какие-то технократические реформы, например в образовании или здравоохранении? Пока непонятно – нужно ждать назначения соответствующих министров, которым предстоит сыграть в этих вопросах ключевую роль.
Подводя итог, можно высказать такую гипотезу: это правительство не войдет в историю как правительство прорыва, о котором мечтает президент Путин, но оно вполне справится с ролью хорошего стабилизатора. Оно будет достаточно эффективно использовать имеющиеся ограниченные ресурсы для минимизации рисков, с которыми России неизбежно придется столкнуться в грядущие годы.
IIIБанковская система
Нужно ли идти назад?2016
Чем ниже падает рубль, тем чаще приходится слышать разговоры о том, что неплохо бы Банку России навести порядок в подведомственном хозяйстве и стабилизировать курс рубля. Мне такие идеи кажутся архаичными и деструктивными, так как негативные последствия их реализации заведомо превышают возможный положительный эффект.