Оружие и тактика
Эволюция тактики пехоты XIX века хорошо иллюстрирует взаимосвязь между оружием и армией. Тактика первой половины века предусматривала максимальное использование возможностей гладкоствольного мушкета. Пехота двигалась колоннами и выстраивалась к бою в замкнутый строй, подходящий для залпового огня, или близким к квадрату строем для защиты от штыковой или кавалерийской атаки. Со временем подразделения застрельщиков (солдат передового охранения, действовавших в рассыпном строю) стали вооружать быстро заряжающимися игольчатыми ружьями или дальнобойными винтовками Минье. Однако тактическая роль застрельщиков ограничивалась лишь подготовкой к атаке пехотными колоннами и вступлению в штыковой бой [Beaver 1975: 79–80; Luvaas 1959: 2–4].
Постепенное улучшение огневой мощи стрелкового оружия, связанное с появлением игольчатого ружья, винтовки Минье и казнозарядных устройств, усложнило тактический баланс между стрелковым боем и штыковой атакой, между пехотой, кавалерией и артиллерией и между атакой и обороной. Быстрое развертывание массового производства оружия еще больше усложнило тактические правила и требования к подготовке пехоты [Wintringham 1943:136; McNeil 1982:236]. Взять, например, преимущества и недостатки казнозарядных винтовок. Изначально такие ружья давали преимущество обороне, которая получила возможность активно обстреливать передовую линию наступающих. В 1866 году прусские солдаты, использовавшие казнозарядное оружие, могли делать почти в шесть раз больше выстрелов, чем их противники австрийцы, вооруженные дульнозарядными ружьями. Позицию, защищаемую воинами с современными ружьями, не могли атаковать в лоб ни пехота, ни кавалерия. Но для того, чтобы пользоваться преимуществами нового оружия при наступлении, требовались определенные изменения в тактике. В условиях скорострельного огня обороняющихся, вооруженных казнозарядными ружьями, пришлось отказаться от сомкнутого строя и заменить его подвижными подразделениями в рассредоточенном порядке. Кроме того, поскольку лобовые атаки на пехоту были очень опасны (хотя их все еще практиковали, например, во время Гражданской войны в США), повысилось значение маневров и фланговых атак. Внедрение винтовки было особенно ценно для передового охранения и легкой пехоты, и сторонники казнозарядного оружия, скажем Вильгельм фон Плоеннис и Цезарь Рюстов в Германии, утверждали, что падение боевого духа врага, вызванное скорострельным огнем, сделает новое оружие высокоэффективным в руках хорошо обученных войск. Иными словами, усиление огневой мощи должно было оказать на противника большее воздействие, чем самые смелые штыковые атаки. Передовые застрельщики, чьи функции прежде ограничивались в основном подготовкой атаки, все больше и больше превращались в основные боевые силы, что продемонстрировала Франко-прусская война. Это, в свою очередь, повышало роль командиров низшего звена, индивидуальной инициативы, интеллекта, скорости и ловкости. Поскольку пехота получила возможность противостоять кавалерии и отражать атаку на больших расстояниях с высокой меткостью стрельбы, кавалерийские операции сделались менее масштабными, конники же стали все чаще и эффективнее действовать в пешем строю, используя огнестрельное оружие[36]. Кроме того, снизилась даже эффективность артиллерийской обороны от стрелков с новыми винтовками, поскольку снайперы могли прицельно стрелять в артиллеристов. Некий британский офицер говорил:
По правде говоря, в пределах дальности действительного огня казнозарядные винтовки несравненно более разрушительны, чем артиллерия. <…> Теперь артиллеристы даже на расстоянии 1000 ярдов подвергаются точному и быстрому огню вражеской пехоты, на который могут ответить только снарядом [The Military Power 1878: 209].
Хотя подобное устройство оружия обещало более быструю и легкую перезарядку, сочетание технических и тактических соображений задержало его военное использование. Командиры не признавали его преимущество в качестве стрельбы. Довольно долго не удавалось добиться плотного закрытия затвора, из-за чего происходила утечка пороховых газов, снижавшая скорость и уменьшавшая потенциальную дальность и меткость. Ранние затворы делали стрельбу неэффективной на расстояниях более 700 ярдов. Черный порох образовывал нагар, затрудняющий извлечение патрона и снижающий скорострельность. Более того, считалось, что казнозарядные ружья слишком сложны для любой армии, рядовой состав которой был неграмотным, и поэтому доверять их можно лишь самым опытным бойцам, из которых формировали отряды застрельщиков. И наконец, командиры опасались излишнего расхода боеприпасов пехотинцами: ведь в ходе боя невозможно заново снарядить стреляные гильзы [Showalter 1975: 83–85, 93–94, 107][37].
Несмотря на то что Соединенные Штаты лидировали в разработке казнозарядных винтовок, в их армии новое оружие подвергалось строгой критике. Начальник артиллерийско-технической службы беспокоился, «не приведет ли возможность такой стрельбы к расточительным использованию и растрате боеприпасов», а Совет по боеприпасам, рассматривавший в 1836 году казнозарядную винтовку Джона Холла, решил, что «оружие сложно по устройству и при неисправностях вызовет у солдат трудности и растерянность»[38]. Изучение практики европейских армий середины века позволяет предположить, что дороговизна производства нового оружия и сопровождающие его массовое изготовление серьезные трудности, а также опасения, что испытываемые в данный момент модели будут уступать в дальнейшем своим усовершенствованным вариантам и вообще использование недостаточно проверенного в деле оружия может угрожать безопасности страны, – все это тормозило широкое внедрение казнозарядных ружей. В большинстве армий середины века по-прежнему главный упор делали на штыковую атаку. Даже после Крымской войны утверждалось, что стрельба является лишь подготовительным этапом перед решающей массовой атакой и должна быть подчинена этой цели и что главная роль в тактике по-прежнему принадлежит испытанной веками штыковой и кавалерийской атаке. Превосходство боевого духа, подготовки, дисциплины и решимости в рукопашной схватке не подвергалось серьезному сомнению. Хотя преимущество казнозарядного устройства против дульного заряжания становилось все заметнее по мере внедрения первого, тупик в сравнении различных казнозарядных ружей, по иронии судьбы, возродил аргументы в пользу холодного оружия и боевого духа [Howard 1961: 5, 35; Showalter 1975: 103, 109, 123–124, 215–216].
Тактические доктрины, отводившие главное место холодному оружию, уже сосуществовали с более новыми, делающими упор на огневую мощь, и, хотя в войнах середины века было более чем достаточно самоубийственных кавалерийских атак, существование казнозарядных нарезных ружей с эффективной дальностью в 1000 ярдов превратило и Гражданскую войну в США, и Австропрусскую, и Франко-прусскую войны в войны винтовок. В свою очередь, к концу XIX века с развитием использования пулеметов значение винтовки снизилось, подобно тому как с внедрением винтовок снизилась военная роль штыка: пехота теперь не могла захватить позицию, защищаемую пулеметным огнем. Пулемет в сочетании с лопатой и колючей проволокой положил начало эпохе позиционной войны и снова дал пехоте огромное преимущество в обороне. Благодаря этой перемене руководство снова взяли в свои руки командиры полков, что избавило войска от бесконтрольности и беспорядочной стрельбы, характерных для действий рассеянных подразделений. Более того, как выразился Дж. Ф. Фуллер, с появлением бездымного пороха «прежний ужас перед видимым противником уступил место парализующему ощущению наступления на врага невидимого, из-за чего возникало подозрение, что он находится повсюду» [Fuller 1956, 3: 145; Howard 1962: 208–209]. Пулемет «не столько упорядочил искусство убийства, <…> сколько механизировал или индустриализировал его» [Keegan 1976: 229–230].
Рационализация производства оружия
Но даже важнее, чем конструкция оружия, оказались способы, которыми американские производители революционизировали старые системы и обозначили методы, позволившие с тех пор производить огнестрельное оружие намного лучше и дешевле, нежели прежде [The Firearms Manufacture 1881: 148].
Инновации в конструкции и технике изготовления огнестрельного оружия первой половины XIX века сопровождались не менее важными нововведениями в его производстве – изменениями, без которых было бы невозможно его широкое распространение в конце века. Со временем на смену ручным инструментам пришли точные станки, а разрозненное ремесленное производство оказалось вытеснено централизованным фабричным производством. В результате к середине века сложилась «американская производственная система», как назвали ее в британской парламентской комиссии. Отличительными чертами этой системы в целом и индустрии стрелкового оружия в частности явились разделение и специализация труда, унификация методов работы, централизация организации рабочего процесса, иерархическая цепочка управления, механизация рутинных и стандартизированных задач, прецизионные измерения, последовательность выполнения механизированных операций и единообразие или даже взаимозаменяемость деталей[39]. Вообще-то, некоторые особенности американской системы возникли не в США, и не все функции были разработаны одновременно. Но после Великой промышленной выставки 1851 года в Хрустальном дворце особенности американского огнестрельного оружия показались британским экспертам по оружию настолько своеобразными, что было принято решение создать парламентскую комиссию для посещения американских заводов.
На первых порах огнестрельное оружие производили как частные оружейники, так и правительственные предприятия. В Западной Европе оружейные производства концентрировались прежде всего в таких городах, как Сент-Этьен, Льеж и Бирмингем. В частности, льежцы были востребованы по всей Европе, что проявлялось в «постоянном перемещении экспертов и техников в те страны, где в них нуждались» [Gaier-Lhoest 1976: 163]