— Куда это наш Юрасов прячется?
— Я подозреваю, что он на вас в обиде, — сказал доктор.
Она немного смутилась и пробормотала:
— Ему не за что на меня обижаться.
— Вы, молодежь, и без предлогов можете обидеться.
Дня через два Татаринцев пошел с Морозкиным осматривать дом для приезжих больных. Председатель сельсовета только что вернулся из районного центра и рассказывал доктору, что им отпустили деньги на строительство новой школы.
— Ваша история закончилась, — сказал Морозкин.
— Какая история? — удивился доктор.
— Разве вы не знаете? Сунцов говорил со следователем…
— Да?..
— А вот и наш командир идет! — воскликнул Морозкин, увидев Юрасова.
Доктору хотелось узнать, чем закончился разговор Сунцова со следователем, но подошел Юрасов; при нем Татаринцев не хотел продолжать этот разговор.
— Что же это вы дорогу к нам забыли? — спросил доктор.
— Некогда, Юрий Николаевич. К уборке готовимся.
— Ой, отговариваетесь. Соседка моя о вас спрашивала.
Юрасов посмотрел на доктора и неуверенно пообещал:
— Может, в это воскресенье зайду.
— Вот и славно.
Они подошли к дому. Плотники уже кончили ремонт. В комнатах стояли железные кровати, на кухне блестел медный самовар.
— Хорошо будет? — спросил Морозкин.
— Теперь заживем по-новому, — ответил доктор, довольный, что дом готов и теперь будет место, где смогут хорошо расположиться его приезжие больные.
Когда они расставались, Татаринцев опять напомнил Юрасову:
— Смотрите, не обманывайте, ждем в воскресенье.
Юрасов не обманул и в воскресенье пришел к доктору.
— Ольга Михайловна! — крикнул Татаринцев, — Степан Трофимович пришел.
Она не отозвалась.
Они сели играть в шахматы.
— Деньги вам так и не отпускают? — спросил во время игры Юрасов.
— Не отпускают, — ответил доктор и поднял голову. — А почему, собственно, вас это интересует?
— Вы, доктор, действуете неправильно. Ваша работа всему народу нужна. Поднимаете на ноги тяжелобольных. Вам мешают в этом, а вы молчите. Пусть мне кто-нибудь попробовал бы помешать. На вашем месте я бы им такой тарарам устроил! Главное, деньги-то пустяковые.
— Небольшие.
— Вот видите… Значит, эти деньги всегда у райисполкома найдутся. Для, нашего колхоза и то эти деньги невелики. Вам обязательно надо самому в район ехать.
— Это лишнее. Постараюсь обойтись.
— Вот, обойтись… А зачем? Ведь это все Сунцов устроил. Не давайте ему спуску.
— Вот вы отвлеклись и допустили промах, — перевел разговор доктор.
С книжкой в руках на веранду вышла Ольга Михайловна. Она кивнула головой Юрасову и прошла к креслу.
Юрасов вспыхнул и хотел ей что-то сказать, но сдержался.
Доктор ничего не заметил и, усмехаясь, ведя наступление, приговаривал:
— Вот как мы вас сейчас разделаем.
Партия закончилась неудачно для Юрасова. Доктор встал и увидел Песковскую.
— Вот он явился, наш забывчивый друг.
Ольга Михайловна продолжала читать.
— Вы меня видеть хотели? — спросил Юрасов, подходя к ней.
— Я? — спросила она. — Нет, это доктор по вас скучал. Ему некого было в шахматы обыгрывать, — принужденно засмеялась она.
Юрасов вопросительно посмотрел на доктора и отошел от Ольги Михайловны. Татаринцев нахмурил брови, встал и, зачем-то взяв палку, сильно стукнул ею по полу.
— Я для вас книжки приготовил, — обратился он к Юрасову и увел его к себе в комнату.
— Вы на нее не обращайте внимания, — сказал он. — Они в этом возрасте все немного сумасшедшие.
Когда Юрасов и доктор опять вышли на веранду, Ольга Михайловна гуляла по саду, не обращая на них никакого внимания.
На лице Юрасова было написано такое страдание, что доктору стало его жаль.
— Может быть, сыграем? — спросил он.
— Нет. Мне уходить пора. Сегодня днем бригадиры собираются.
Татаринцев не стал его задерживать. Ольга Михайловна поднялась на веранду.
— Я должен вам сказать, — встал перед ней с палкой в руке доктор, — что так себя не ведут. Эти приемы кокетства надо было оставить в городе. Он простой человек, и вы не имеете права так себя с ним держать.
— В чем я виновата?
— Вы знаете. Он ушел.
— Но он к вам приходил, а не ко мне.
— Что вы притворяетесь! — закричал доктор. — Вы отлично знаете, для кого он приходит.
— Вы ошибаетесь, Юрий Николаевич, — холодно ответила она.
И вдруг умоляющим голосом, вся покраснев, схватив его за руку, она сказала:
— Больше ничего не говорите. Прошу вас!..
На другой день Татаринцева и Песковскую пригласили на заседание сельсовета.
Доктор опоздал к началу заседания. В комнате было очень тесно и жарко. У двери сидел бригадир Окунев.
— Садитесь, доктор, — сказал он, вставая.
Посреди комнаты стояла высокая статная женщина. Властное лицо ее показалось доктору знакомым.
— Скажи, как раньше жили? — обратился к женщине Юрасов.
— Жили, как люди живут. Работали, себя кормили.
— Что пустое спрашивать, — сказал Морозкин. — Что, мы ее первый раз видим?
— Забывать стали, — крикнул Юрасов.
— Ну, ладно, — отмахнулся Морозкин. — Спрашивайте.
— Хорошо жили? — опять спросил Юрасов.
— Всяко приходилось.
— Шесть лошадей держали?
— Семья была большая, делились все. Для детей держали.
— Где второй сын?
— Отбывает.
— За что отбывает?
— Отбывает и все, — резко ответила женщина, теребя платок.
— Тебя сельсовет спрашивает, — внушительно и с достоинством сказал Морозкин.
Все ждали ее ответа.
— Машинку швейную у соседки купили, — нехотя проговорила женщина. — А она вдруг в суд подала, что мы украли ее. И донесла, что краденое держим.
— На много осудили?
— Третий год отбывает. На пять лет.
— Ясное дело, — сказал Морозкин. — Кто говорить хочет?
— Мне бы уж только часть дома получить, — униженно попросила женщина.
— Теперь помолчи, — остановил ее Морозкин.
Женщина продолжала стоять посреди комнаты.
В заднем ряду поднялся пожилой мужчина.
— Тяжелое дело надо решить, — сказал он. — Дом-то колхозу отдали. Две семьи в нем живут. Этот дом Белоусовы бросили, а сельсовет национализации не провел. И выходит, что они наследники этого имущества и могут его от нас потребовать.
«А, это Белоусовы», — вспомнил вдруг доктор.
— Мне весь дом и не нужно, — сказала женщина. — Пусть в одной половине живут.
Говорили еще несколько человек. Никто твердо не знал, как следовало поступить правильно. Один высказал мысль, что дом отдавать не надо, а пусть колхоз заплатит Белоусовой за него деньгами. Юрасов крикнул:
— Ишь, какой легкий на колхозные деньги.
Поднялся Баклушин и сердито сказал:
— Удивительно мне. Словно всем поло́вой глаза засыпало. Кто дом у вас обратно просит? Жена Белоусова. Забыли, как он мельницу сжег? Убежали они тогда из села, и дом не нужен был. Семейная-то кровь во всех сказалась. Один сынок третий год за кражи отбывает, а второй за смерть человека скоро отбывать пойдет. А с домом-то что они сделали, помните? Полы порубили, крыльцо поломали, окна выбили. Одно только — подпалить не успели. А теперь отдавай его обратно? Эх, вы!
Старик хотел еще что-то сказать, но в комнате поднялся шум. Баклушин тяжело сел и блестящими злыми глазами смотрел на Белоусову.
— Верно! — крикнул бригадир Окунев. — В голод все село за фунт хлеба песок им на станцию возило.
Женщина все еще стояла посреди комнаты. Лицо ее то краснело, то бледнело.
Поднялся Морозкин. Постоял, подумал, потрогал усы и сказал:
— Знаете, почему она пришла в село? Многие бывшие кулаки решили, что для них старое время возвращается. Они получили все народные права. Но по глупости Белоусова сочла, что теперь она даже свое кулацкое имущество может обратно получить. Могу уверить, что общественную собственность мы и дальше будем крепить. Наши законы тверды. Этого дома ей не получить. Заявление Белоусовой могли и не разбирать. Сельсовет национализировал ее дом и передал его в собственность колхозу. Я хотел только, чтобы все ее увидели и поняли еще раз, что дорога назад для таких людей закрыта. А теперь приступим ко второму вопросу. Доктор находится здесь. Даю ему слово.
Женщина хотела что-то сказать Морозкину, но он отвернулся, и она быстро вышла из комнаты.
— Я, собственно, не знаю, почему мне дают слово, — сказал доктор, поднимаясь.
— Юрасов! — позвал Морозкин. — Ты говорил с доктором?
— Не успел, — смутился Юрасов.
— Что же ты молчал? — возмутился Морозкин. — Мы, доктор, хотим узнать о работе больницы. Можете сейчас рассказать?
— Я попробую, — ответил доктор, доставая записную книжку и вешая палку на спинку стула.
Доктор начал говорить. Плавному рассказу мешала мысль, как ему поступить: рассказать или нет про смерть Белоусовой. Так и не решив, он вдруг сказал:
— В больнице умерла Белоусова. В связи с различными толками о причинах смерти я должен внести ясность.
— Это лишнее, — прервал его Морозкин. — Вы, доктор, короче рассказывайте.
— Да, — поддержал Окунев. — Завтра народу рано вставать.
Татаринцев быстро рассказал о больницы, сообщил, что скоро в село приедут еще два врача — состоянии зубной и хирург, что пора подумать о расширении помещения больницы.
— О работе по туберкулезу тоже надо рассказать, — попросил Морозкин.
— Мне десяти минут не хватит.
— Можно и больше.
Доктор опять встал.
— Мне очень трудно говорить. Борьба с туберкулезом меня особенно интересует. Необходимо сказать, что туберкулез — распространенная и страшная болезнь. Неверно мнение, что туберкулез городская болезнь. В старой деревне туберкулез был так же распространен, как и среди городских жителей.
Чем дальше рассказывал доктор, тем с бо́льшим интересом все его слушали. Он вспоминал студенческие годы, свои прежние занятия в клинике профессора Орлова, первые свои наблюдения над больными. Он только опустил подробности личной жизни.