– Деда твоего награды пропали, – сказала вошедшая тетя Паша. Иван обернулся и отошел от окна.
– А что за награды?
– Так ордена и медали военные, я на поминках вам показывала… да ты же пропустил все, – вспомнила она. – Дед с войны три ордена и несколько медалей принес… – Она присела на краешек кровати и начала перечислять названия боевых наград своего отца. Прежде слишком крупная и массивная ее фигура будто бы уменьшилась и теперь казалась Ивану хрупкой и уязвимой.
– Погоди, а книжечки-то… книжечки у меня в другом месте хранятся.– Она торопливо вышла из комнаты, а Иван стал разглядывать черно-белую фотографию в рамке, стоявшую на комоде. Юный дед в военной форме смотрел на внука тревожно и грустно, не улыбаясь. Смотрел так, будто бы он все о нем знал и все про него давно понял. Тяжесть в затылке постепенно отпускала.
– Молоденький он тут совсем, – сказала вернувшаяся со стопкой удостоверений тетя Паша, – на этой фотографии видно, как ты на него похож… Я сразу это заметила, а Соня не согласилась, говорит, ты вроде как копия своего отца… Книжечки были на месте, я их у себя, с документами храню… погляди, если интересно. – Тетя Паша положила на комод потрепанные и грязноватые, размером с паспорт, удостоверения к медалям и темно-бордовую, уже начавшую пускать нитки по краям, орденскую книжку. Иван осторожно, словно боясь испачкать, взял ее в руки. На первом развороте слева была отпечатана прямоугольная рамка, обозначавшая место для фотографии (самой карточки не было, но был штамп, мол, действительно без фото), справа – фамилия, имя и отчество. Он растерянно смотрел на документ: буквы его, Ивана, имени чернильно расплывались в глазах.
– Это временное удостоверение, лейтенант, потом вам выдадут орденскую книжку… – сказал Ивану человек с густо морщинистым серым лицом, одетый в военную форму. – Спасибо за службу, сынок. – И протянул ему широкую ладонь.
Юный лейтенант вышел из штаба, временно находившегося в низкой и мрачной деревенской избе. Было уже темно. Мелко накрапывал дождь, пахло листовым перегноем и земляной сыростью… а еще плавящимся металлом, горелым мясом, кипящей кровью и чем-то тревожно-сладким. Так теперь, казалось, пахло всегда. Лейтенант зажмурился и закричал: он снова и снова вырывал чеку, до боли выворачивал плечо, падал лицом в пропитавшуюся кровью грязную жижу, извивался и полз, как обезумевшая, потерявшая страх змея, готовая атаковать и жалить пантеру, пока та не сдохнет.
Иван открыл глаза и глубоко вдохнул. Его нос, горло и грудь наполнил сладкий запах нежных фиалок, мирно обитающих в своих уютных горшках на окне спальни деда.
– Теть Паш, как думаешь, кто мог взять награды? – спросил мальчик.
– Не знаю, Ванюша, тут из посторонних никого не было, – после небольшой паузы ответила она и посмотрела в пол.
– Ванек, меня тут не было… скажешь матери, мол, не видел меня с самого утра, а эта сумка пусть полежит у тебя под кроватью… Только не открывай, там сюрприз для мамы. Я скоро вернусь и мы сходим с тобой в кино. Хорошо?
– Хорошо, – говорит десятилетний Ваня вслед спешно уходящему из квартиры Вите. Мальчик еще не бывал в кино и уже отчаянно ждет возвращения брата.
– Он вернётся, – сказал Иван тете Паше. – Вор вернется за орденской книжкой.
-3-
Витя объявился на следующий день к обеду. А с утра Иван сходил на почту и распечатал с флешки свой рассказ, который он, наконец, закончил редактировать. Он хотел отправить его в один литературный журнал: вдруг примут. Купил большой конверт, но подписать его решил дома. Кассирша так нарочито медленно считала распечатанные листы, будто бы желая успеть прочесть все написанное, что мальчик, едва не лопнув от помидорного напряжения, забрал теплую стопку замаранной убористым текстом бумаги и поспешил прочь.
Когда Иван возвратился с почты, тети Паши не было: должно быть, пошла на огород, что за домом, собрать овощей и зелени к обеду. Мальчик бросил распечатки на кровать в своей комнате и поспешил к тетке, чтобы попросить побольше свежей петрушки к супу. Он быстро сбегал на огород и обратно, а, вернувшись, застал в своей комнате Витю. Тот, не разувшись, сидел на кровати брата и читал его рассказ.
– Ванек, ну где ты ходишь? – спросил Витя, откладывая листы в сторону. – Тетка где?
– На огороде.
– Слушай, брат, мне помощь твоя нужна… Надо как-то осторожно вызнать у тети Паши, где дедова орденская книжка хранится…
– Зачем? – спросил Иван.
– На поминках тетка говорила, что эта книжка совсем растрепалась: обложка посыпалась, чернила выцвели… Вот хочу сюрприз ей сделать и отреставрировать… все же фамильная память… Поможешь?
Иван молчал, вспоминая терпкий запах перегноя и сырой земли.
– Верни награды… и я не скажу тете, что это ты их взял, – наконец сказал он, расставляя слова, будто бы пробуя их на вкус, осторожно, словно впервые.
Витя поднялся с кровати и медленно подошел к Ивану, который все еще стоял в дверях.
– А ты помоги мне найти книжку – и я не скажу матери, что ты педик. – Он кивнул в сторону кровати.
– Это всего лишь рассказ, вымысел.
– А мать, думаешь, поверит? Она, Ванек, в тебе давно сомневается… Ты посмотри на себя… тебе же только платьице надеть осталось.
Мальчик отступил назад, а потом, резко развернувшись, выбежал из гостиной в прихожую, из прихожей – спешно, на ходу влезая в кеды – во двор, а со двора, скрипнув тяжелым засовом ворот и больно прищемив палец, на улицу. Он бежал по широкой пыльной грунтовке мимо соседских домов и их ворот, калиток и заборчиков (новых и старых, добротных и покосившихся), пестрых палисадников и тенистых тополей. Бежал не останавливаясь в сторону деревенского кладбища, куда за все это время, проведенное у тетки, так ни разу и не сходил.
Он повернул за магазин – на небольшом холме, за огородами, виднелись кресты.
Свежий земляной горб, заваленный венками, Иван нашел быстро, хотя могила деда была спрятана на самом краю кладбища.
Оградки не было, только скамейка. Мальчик сел, вытащил из заднего кармана джинсов бордовую книжечку и стал ждать.
– Ты ее что, закопать решил? – крикнул Витя издалека.
Иван молча смотрел, как брат пробирается между крестами.
– Ну хорош придуряться, Ванек, просто отдай… и забудем. – Витя стоял у могилы деда и смотрел на мальчика сверху вниз. Иван протянул брату книжку. Тот взял ее и усмехнулся:
– Все-таки ты никчемыш, мать права, а я уж было подумал…
– Даже не откроешь? – спросил Иван, когда Витя стал засовывать добычу в карман. – Все же фамильная память.
Витя удивленно взглянул на младшего брата, покрутил в руках книжечку, пожал плечами и раскрыл. В лицо остро врезались мелкие холодные капли.
Витя смотрел на бумажный разворот, на котором выцветшими чернилами была написана фамилия, которую он не знал. Он с силой зажмурился, открыл глаза – и увидел уже другую, тоже незнакомую, фамилию.
– Что за черт… – испуганно пробормотал Витя и огляделся: Вани не было. По опустевшей скамейке решетил дождь.
Небо обесцветилось, где-то вдалеке прогремело. Витя выругался, посмотрел на часы и поспешил прочь. Через час его должен забрать отсюда и увезти в город кореш на машине: условились «пойматься» у магазина. Там можно и дождь переждать.
Вдруг его кто-то сильно толкнул в спину. Еле удержавшись на ногах, Витя обернулся и увидел автомат, который прямо на него направлял мужчина в военной форме. Витя никогда не видел эту форму вживую, но моментально узнал: в паре метров от него стоял солдат Вермахта.
Дорогу сильно развезло от дождя. В глубоких колеях, оставленных чьими-то огромными гусеницами, стояла мутная вода. Витя хлюпал своими летними туфлями с перфорацией, местами проваливаясь в грязь по щиколотку. Он шел, держа вверх полусогнутые в локтях руки, по улице совершенно незнакомой деревни. Мрачные бревенчатые избы, деревянные заборы, низкие ограды из серых кривых досок, спутанные ветки плетеней, закрытые ставнями окна. Было тихо и пустынно. Едва уловимо пахло гарью.
Ныл копчик и запястье, которые он повредил, когда споткнулся и упал, пятясь от автоматчика. Витя не знал, куда его ведут. Не понимал, что происходит и где он оказался. Все его внутренности, казалось, оккупировал недоуменный ужас.
Вдалеке послышалась резкая и грубоватая для русского уха немецкая речь. Скоро показались люди в военной форме, которые кучковались у ворот одного из дворов. Витин конвоир тыкнул его в плечо и что-то выкрикнул, кивая направо и потрясая своим автоматом.
– Партизан! – картаво и почему-то обрадованно сказал рослый человек в грязноватой гимнастерке, подвернутой в рукавах. Он стоял у забора, вальяжно расставив ноги, и курил, щурясь из-под заляпанного козырька фуражки.
– Я не партизан, мужики… это ошибка, ошибка… Не партизан, – затараторил Витя, яростно мотая головой.
– Партизан. – Курящий кивнул. – Бандит.
Солдат, который привел Витю, кивнул двум сослуживцам, стоящим неподалеку, чтобы те взяли его «на мушку». Сам же подошел к вальяжному и что-то быстро заговорил, доставая из кармана удостоверение, которое нашел у Вити при обыске.
– Это не мое, мужики! Не мое! Это брат мне подсунул, его эта книжка, его! Там, на кладбище он остался, братец мой… это он вам нужен, не я! Это все он!
Металлический толчок в спину – и Витя плюхнулся на четвереньки в грязь. Даже не сделав попытки подняться, он кричал и колотил жирный, смачный чернозем. Брызги летели в лицо, смешивались со слезами и каплями вновь начинающегося дождя, который с каждой минутой становился все сильнее. Витя поднял голову к серому небу, будто бы желая смыть с лица грязь. Жуткая немецкая речь стихла, слышался лишь шум дождя и раскаты грома вдалеке.
Витя поднялся и, оглядевшись, понял, что вокруг – никого.
Дождь меж тем превратился в ливень, а ливень – в сплошной поток, который уже не могла впитать земля. Когда воды было по пояс, Витя понял, что нужно плыть.