«Не нервничай и не дёргайся! Главное — не дёргайся! Плавно рамку на себя, плавно, на чуть-чуть, и держи в таком положении, поле большое, сядешь!»
Сел, правда, с толчком и подпрыгиванием, сразу сбросил обороты. Посидел, успокаиваясь, и переводя дух. Ну, что сказать? Есть, как водится, две новости. С одной стороны — аппарат действительно может летать. С другой — совершенно непонятно, в каком положении в каждый конкретный момент находится трапеция относительно нейтрали. Пришлось срочно делать насечки на бортах кабины, изображая шкалы для продольного смещения моего, с позволения сказать — румпеля. Смещения его вправо-влево и так видны по вылету угла трапеции относительно всё того же борта, а вот углы подъёма или спуска я очень зря не разметил. Это ещё легко отделался, если бы толкнул трапецию ещё сильнее и задрал нос под большим углом — мог потерять скорость и рухнуть на землю, причём с высоты метров десять. Это могло быть больно, мягко говоря.
Работа заняла минут десять, правда, это только черновик, надо добавить цвет и подписать цифры, но даже эти зарубки, одна большая на четыре маленьких, и то помогали — я хотя бы видел условный ноль. Собравшись с духом, выехал на исходный рубеж и повторил все действия. Но при отклонении трапеции на одну большую зарубку аппарат взлетать отказался, пришлось толкать дальше, а потом и ещё дальше.
Убедившись, что поднялся на некоторую высоту и выровняв полёт, я посмотрел вперёд и увидел приближающуюся стену леса! Потом я посмотрел и по карте, и вживую, что до леса было ещё минимум полкилометра, и расстояние позволяло спокойно приземлиться. Но тогда… Впереди — лес, слева — полоса деревьев вдоль тракта, справа — холм, жуть жуткая! Я двинул рамку вперёд, набирая высоту, и опять перестарался, поднявшись как минимум вдвое выше деревьев!
Короче говоря, до самого обеда я то сидел на земле, успокаиваясь и набираясь решимости перед следующей попыткой, то совершал довольно странные и сомнительные манёвры. Ну, не разбился и аппарат не сломал, уже хорошо. Наконец, на одном из проходов увидел сворачивающий с тракта грузовик очень знакомого вида, и решил, что пора завязывать с экспериментами. Тем более, что и мобилет в кармане завибрировал, сообщая о вызове — скорее всего, Маша на обед зовёт. После посадки вынул аппарат из кармана, набрал свою половинку и убедился, что так и есть, после чего бодро порулил к гаражу вдогон за грузовиком. И догнал, что характерно! Жаль, посигналить нечем, но шофёр сам заметил в зеркале заднего вида что-то странное и затормозил у гаражей. Причём затормозил, зараза такая, резко, так что я чуть в него не врезался!
Поздоровался с командиром нашей батареи и пригласил его на обед, чтобы заодно и расспросить о поездке. Леопольд Гаврилович не стал чиниться и согласился, попросив полчаса на то, чтобы принять душ и переодеться в чистое. Расставшись с миномётчиками, я быстренько связался по мобилету с Ульяной — предупредил, что у нас к обеду будет ещё один человек, после чего сложил крыло и поспешил приводить в порядок уже себя.
За обедом, в соответствии с правилами приличия, речь вели на нейтральные темы, например — о погоде поговорили. При этом выяснилось, что в Борисове, где ночевали миномётчики, дождь был, но не сильный, начался около восьми вечера, зато шелестел до самого утра, при выезде из города моих бойцов он ещё только-только заканчивался. Ну, а после еды на поручика накинулись с требованием новостей. Сперва он пересказал более детально то, что я вкратце уже знал, потом добрался до последних трёх дней.
— Когда я сообщил, что через три дня мы уезжаем, то местное начальство сперва отмахнулось. Мол, поручик, не дурите голову, будете сидеть, сколько прикажут. Пришлось напомнить, что я поручик в отставке, и что приказы мне отдают только командир и владелец дружины. И именно владелец распорядился возвращаться. Ну, а потом ещё и ссылкой на закон добил. Комендант пытался ещё что-то говорить, но я попрощался и ушёл. А где-то через час, или чуть меньше, они как забегали! Видимо, почитали тот самый закон, а может, ещё и со своим начальством связались.
Нюськин прервался, чтоб глотнуть чая и подавить смех, вызванный воспоминаниями.
— В общем, за эти три дня сделали больше, чем за почти месяц до этого. Как сроки появились, причём короткие, так они и забегали. Ну, а заодно к нам вместо майоров-полковников с брезгливо поджатыми губами заявились поручики-капитаны. Тут и методички, что мы готовили, пригодились.
— Погоди, ты что, раньше их не показывал⁈
— Показывал, но господа полковники отмахнулись, мол, не нашего ума дела — наставления писать, ага. Зато тем офицерам, что задавали конкретные вопросы: как наводить, как пристрелка выполняется, как мину к выстрелу готовить и прочее, они нарасхват пошли. Ну, и на практике закрепили, то есть, постреляли — и по чучелам в поле, и по окопам, и просто на заданную дальность. Очень господа артиллеристы оказались впечатлены тем, что одно наше орудие может поставить почти такой же заградительный огонь, как полковая батарея, при этом ещё и боеприпас кратно более могущественный. Ну, и эффект от прямого попадания нашего фугаса в окоп тоже заставил крепко задуматься. Тем более, что для них такое попадание — довольно редкий случай, а мы из двух десятков мин три ровно в канаву положили, и ещё две — на бруствере рванули, по армейским нормативам для пушек это тоже попаданием считается.
При этом мой командир батареи выглядел таким довольным, что даже забавно было, как он радуется тому, что «утёр нос армейцам».
— В общем, передача опыта шла от рассвета до заката. А перед самым отъездом прибежал интендант с бумагой, что предписывается выкупить у нас «мортиру с принадлежностями и боезапасом». Причём из бумаги выходило так, что потраченные мины нам тоже оплатить должны. Ну, часа два мы торговались…
— А что так долго?
— Так он, свинтус такой, заявил, что это у нас не артиллерийское орудий — мол, вы, Юрий Викентьевич, сами это Его Императорскому Величеству сказали. И не картечница. Ну, и пытался провести по бумагам как «крепостное ружьё», а там цена сами понимаете, какая — с учётом, что их с вооружения если где не сняли, так только из-за лени. Я ему говорю — мол, в бумагах чётко указано, что мортира. Вот давай как мортиру и покупай. А он вытащил расценки тех времён, когда корова рубль стоила, а строевой конь — три. Мол, ничего более свежего для мортир нет. И насчитал по тем расценкам сто пятьдесят рублей за миномёт!
Я не смог точно определить по лицу и тону Нюськина, возмущается он такой наглостью интенданта или восхищается.
— И что в итоге?
— А в итоге я увидел раздел «салютные установки» и продал, как мортиру салютную. Тот жук, правда, потребовал доказательств, так я в мину около взрывателя заклинание стихийного щита встраивать начал, но, не закончив, мину-то и запустил.
— И что⁈ — Ульяна не выдержала театральной паузы.
— Что-что, — это уже Мурка моя. — Как мина вылетела за границу контроля нашего начарта, плетение разрушилось, а закачанная в него энергия выплеснулась. Скорее всего –взрывом, что «завело» и штатный детонатор, и основной заряд.
— Именно так, ваша милость! Как оно шарахнуло над головой и чутка впереди! Больше тот жук не торговался, даже за мины по пятьдесят рублей отдал и не чихнул!
— Не контузило хоть? И, главное, осколками никого не посекло?
— Нет, когда взрыв на высоте, ударная волна в основном вверх идёт, а осколки в стороны разошлись, причём пока до земли долетели, скорость потеряли.
— А орудие за сколько продал?
— За тысячу семьсот. По сравнению с орудием, конечно, маловато…
— Но по сравнению со ста пятьюдесятью предложенными изначально –просто замечательно!
— Это да. Ещё передок и колёсный ход оптом за двести пристроил.
— Хорошо, что грузовик не продал.
— А там торга не получилось. Этот заявил, что знает, сколько стоит грузовик Кротовского, и даст только эту цену, четыре семьсот. Ну, я и ответил, что это двухосная голая платформа столько стоит, а тут нормальный трёхосный грузовик, сравнивать которые просто нельзя, и продавать отказался. Ну, а поскольку интендант сразу сказал, что на авто у него цены определены жёстко, то и я торговаться не стал, сказал, что за такую продажу вы мне голову откусите.
— Правильно сказал. Ладно, вам два дня на отдых и приведение себя в порядок, не считая сегодняшнего, потом — служба по распорядку.
Для продолжения полётов у меня в этот день не было сил ни моральных, ни физических, так что засел в кабинете и стал чертить эскизы внутреннего оборудования будущей кареты «скорой помощи», в первую очередь того, что придётся заказывать на стороне. А ведь придётся, пусть у нас в дружине и имелись свои шорник со столяром, но квалификация не та, да и с оборудованием у них негусто. Зашли по очереди девочки мои, рассказал им, чем занимаюсь, и те начали помогать. Хорошо, что большую часть работы я к этому времени уже сделал, иначе шансов бы не было. Потому как пришлось рассказывать, объяснять и доказывать необходимость про каждый элемент. И спорить по поводу предлагаемых изменений. Ещё повезло, что Ромка проснулся и потребовал Мурку к себе, а одна Ульяна быстро утратила боевой пыл, так что провозился до ужина и немного после него, но со столяркой за сегодня всё же разобрался. Вот Улю завтра с этими эскизами к Клёнову и отправлю! Ох, коварный я тип…
Коварный-то коварный, но только после отъезда жены спохватился, что мне сегодня в Смолевичи нужно! Точнее, нужно было ещё вчера, а сегодня необходимо, нужно не то, что ехать, а лететь! Хм… Лететь? А почему бы и нет — если над дорогами, а сесть можно на мою родную улицу, она, в отличие от большинства, достаточно широкая, и движения там особого нет. Авантюра, конечно — но я низенько-низенько…
Трижды пролетел сперва над лугом, потом над лесом, закладывая плавные виражи то вправо, то влево. Вроде как приноровился, даже нравиться стало. Поднялся повыше, по спирали над родным уже лугом, хоть и было страшновато, но дед убедил, что чем ниже — тем опаснее. Мол, стоит попасть в нисходящий воздушный поток — и ага. Так что набрал, по дедовым прикидкам, метров двести и взял курс на Смолевичи. Вопреки моим опасениям, уже с такой высоты я эти самые Смолевичи видел вполне отчётливо!