Далее коротко рассказал о том, что это вообще за аппарат, и что именно получилось у меня.
— Может, нужна помощь? Как видите развитие этой ветви авиации?
— Никак. Это заведомо тупиковый вариант. Меня никак нельзя назвать авиационным инженером, но конструкция по сути своей настолько простая… Думаю, что предел развития там уже близок, по моим представлениям теоретический предел таких аппаратов это сто шестьдесят — сто восемьдесят километров в час скорость и не более полутонны полезной нагрузки, считая вес пилота. Если использовать двигатель не на магической тяге, то в эти пятьсот килограммов войдёт ещё и двигатель с запасом топлива, и масло…
— И зачем же занимались бесполезной и тупиковой конструкцией?
— Почему же бесполезной? Как личный транспорт дельталёт неплох, тем более, что крыло у него складывается и снимается, разобранным можно хоть в любом сарае хранить, хоть даже в квартире. Для спорта опять же. То есть — своего рода мотоцикл, только не для дорог, а летающий. Ещё в качестве мобильной пожарной вышки использовать можно.
Тут я рассказал о том, как летом совмещал испытания с оказанием помощи городским пожарным. После этого Государь посмотрел на часы, поморщился, и стал прощаться:
— К моему великому сожалению, времени совсем нет. Могу я попросить вас уделить ещё какое-то время моим дочерям? Боюсь, им довольно скучно осенью во дворце…
— Почту за честь, Ваше Величество!
— Только особо их не балуйте, а то мигом на шею сядут. Я через какое-то время пришлю за ними.
Император вместе с секретарём ушли, оставив меня на растерзание четырёх дам. Кстати, судя по тому, как непринуждённо и привычно секретарь включился в разговор — он не просто «один из», совсем не просто. Непонятно только, зачем он присутствовал при встрече.
«Чтобы просьбы твои записывать, чучело ты уникальное».
«Что сразу „чучело“, зачем обзываешься?»
«Ну, а как ещё сказать, если тебе Император практически прямым текстом говорит: „ну, попроси уже у меня что-нибудь“, а ты тупишь и ничего просить не хочешь⁈»
Тем временем моё возвращение заметили Великие Княжны и вместе с жёнами повернулись ко мне.
— Ах, Юрий Викентьевич! — Разговор опять начала старшая из двух. — Это так романтично, эта ваша новая песня!
— А почему именно «май»? — Включилась в разговор Анна. — Я понимаю, что для рифмы, а ещё почему?
— На этот вопрос и я могу ответить! — Рассмеялась Маша. — На самом деле всё просто: в мае дни рождения и у Юры, и у меня, и у двух моих сестёр! Самый праздничный месяц в семье получается. Только брат и папа подкачали: один родился в самом начале июня, второй — в конце апреля.
— Понятно. Это, получается, на самом деле песня, специально для вас написанная!
— Конечно! У Юры, кстати, и про апрель есть, но она совсем не про моего папу.
— А о чём она⁈
Пришлось пересказывать легенду, обыгрывающую внезапное возвращение зимы в последние дни марта и то, как она стремительно отступила буквально на следующий день. А потом и петь — куда деваться?
— Нет, эта песня не такая! — Задумчиво протянула Анна. — Она хорошая, и интересная, но грустная какая-то. Всё кончается хорошо, но — печально. Я не люблю, когда грустно. Давайте лучше ещё раз про май споём, все вместе!
Анастасия Петровна вздохнула, скорее осуждающе, чем от скуки, но Анна уже настроилась на небольшой концерт, и отступать от своей идеи не собиралась. Несмотря на вздохи, великая княжна Анастасия к исполнению присоединилась, вместе с сестрой особенно старательно выпевая концовку третьего куплета, Анна та даже глаза прикрыла на строчке «но можем мы любить друг друга сильней».
— Кстати, насчёт туч — тут тоже намёк, — сказала задумчиво Маша. — Я маг воздуха, правда, с уровнем чуть больше трёх, и иногда некоторые облака на самом деле могу попробовать разогнать, но мне это будет ОЧЕНЬ трудно. А у Юры вообще вторичные стихии Тверди, которая антагонист Воздуха. Так что это про нас: тучи нам разогнать трудно, но, при большом желании и в небольшом количестве — можно.
Анна внезапно вспомнила про ту песню, которая ей понравилась год назад и стала ходить по комнате, прижав руки к груди, как лапки и напевать:
— Я кошка, кошка, кошка…
— Это, кстати, Юра тоже про Машу написал! Прямо у нас на глазах, во время репетиции! Можно сказать, из её слов песню составил. Мурка тогда делала вид, что Юра её не интересен, а он — что не понимает намёков. Такие были забавные!
— Мурка?
— У Маши девичья фамилия — Мурлыкина.
Маша уже набрала воздух, чтобы устроить ответную отповедь, но не успела. Анастасия спросила:
— А вам, Ульяна Харитоновна, Юрий Викентьевич песни писал?
— Да.
— А какую, о чём она? — Не утерпела Анна.
— Эта песня должна была стать четвёртой на «зимней» пластинке, но я постаралась, чтобы мы не успели её прорепетировать, придержав до поры для себя. Пока не сбудется желание…
— Желание⁈ Это песня про желание⁈
— Почти.
— А можно её услышать?
— Конечно. Особенно если Юра и Маша помогут с аккомпанементом.
Маша взяла в руки баян, я — гитару, и после короткого проигрыша Ульяна запела:
— Когда приходит год молодой, а старый уходит прочь[2]…
— И что, вы держали снежинку? И она не растаяла? — Анна, похоже, решила вообще не вспоминать о дворцовом этикете.
— Я же маг огня. А мы можем не только поджигать и нагревать, но и забирать тепло. Правда, это очень трудно, по крайней мере, если ты не за третьим барьером и не имеешь, куда передать тепло. Но я постаралась, и у меня получилось — чуть ли не впервые, причём до этого я только дважды могла рывком сдёрнуть жар, а тут — сделала всё, как хотела. Правда, чуть ладонь не отморозила, но быстро согрела.
— И желание сбылось? А какое⁈
— Конечно, сбылось. Выйти замуж за Юру…
— Уиииии!!! Вы такие, такие!.. Такие не обычные, такие… Как из романа, вот! Рассказать — не поверят!
— Да уж, в нашей среде почти все браки — исключительно по расчёту.
Я понял, что тему надо срочно менять: мало ли, что там в голове совсем молоденькой девочки переклинит на почве романтики, а мне потом отвечать⁈ Как говорит дед — не вывезу я такое, не трактор! Помогла мне Анастасия:
— Может, чаю закажем? Говорили сегодня много, и пели тоже…
— Нет уж, лучше тогда «чайник»!
Великие княжны рассмеялись:
— Что, тоже не любите все эти церемонии?
— Нет, но в чужой дом со своими обычаями лезть не следует. Так что — приходилось терпеть, пока не узнал возможность обойти.
— Папе тоже не нравится, поэтому он уже давным-давно, когда устал ругаться, завёл себе отдельного гоф-шенка, который один имеет право подавать чай и кофе в кабинет, и там пьёт так, как хочет!
— Хорошо быть главным в доме.
— Это да!
Следующие минут двадцать разговаривали об особенностях этикета в разных краях и разных социальных слоях. Чаю попить в компании великих княжон так и не вышло: пришла статс-дама, чтобы вести их на занятия. Анна Петровна не удержалась:
— Хорошо с вами! Жаль только, так редко приезжаете…
— Некоторые просто слишком долго собираются. Пока восемнадцать фасонов платьев перемеряют, чтоб на каждый день минимум одно новое было — полгода и прошло!
— Зачем⁈ Один визит — одно платье, ну, на бал ещё, это нормально, иначе наши придворные разорились бы давно! О! А давайте я вас своими фрейлинами сделаю? Тогда вообще…
Девочку перебили окликами сразу двое — и сестра, и наставница.
— Анна, ты на пересдачу экзамена нарываешься! У тебя фрейлинами могут быть только незамужние девушки! Замужняя женщина может быть только статс-дамой, а таковые тебе будут положены только в замужестве!
— Да, точно… А жаль!
На этом и расстались, отправившись ещё раз прогуляться по городку перед отъездом и собирать вещи при помощи специально присланных горничных.
[1] На шейных лентах носились старшие, первые и иногда вторые степени орденов, но вторые чаще на лентах, надеваемых через плечо.
[2] «Песня про снежинку» из к/ф «Чародеи», 1982 год. Композитор Евгений Крылатов, автор слов Леонид Дербенёв.
Глава 5
Дед, зараза такая, не удержался, прокомментировал: мол, горничных прислали не столько для помощи в сборах, сколько для того, чтоб мы лишнего не прихватили. А то, мол, после иных гостей только стены остаются, и те — ободранные. И добавил, что обычай провожать гостей до двери тоже придумали, чтоб те по дороге ничего не спёрли. Злой он, конечно. Но смешно было представить, как один барон другого к выходу из замка провожает, а тот пытается незаметно подсвечник за пазуху сунуть.
На вокзале для нас остановили «по требованию» пассажирский поезд и там очень быстро и слаженно забросили в вагон, распределив по купе. Управились как бы не втрое быстрее, чем мы выгружались, когда приехали! Вагон оказался снова прицепным, с номером на сей раз не «два-бис», а «три-а», видимо, для разнообразия, либо поезд принадлежал другой компании. На сей раз возвращались не люксом, а «обычным» первым классом, но не «спальником», а уже знакомым вариантом на три купе, из которых два были выкуплены для нас. Причём меня с чемоданами поместили в то, которое ближе к центру вагона, как барьер между жёнами и соседями.
В одном канцелярия дала маху — нас всех троих отправили не в Минск, а в Могилёв. Так сказать, по месту учёбы и пребывания главы семьи. Есть в этом и хорошая сторона — тёщам о поездке их дочки сами расскажут, мне за них отдуваться не придётся. Пришлось Маше, когда это выяснилось, срочно звонить на мобилет своей маме и договариваться, как быть с сыном. Поняв, что это надолго, отправился знакомиться с соседями по вагону, чтобы потом сюрпризов ненужных не было. Окажутся там молодые балбесы, что начнут перед жёнами моими хвосты распушать, придётся приводить к порядку, а оно нам всем надо? Соседями оказалась семейная пара в возрасте: полковник, который ехал дослуживать до пенсии в более благоприятном климате на Кавказских Минеральных водах с женой. Их тоже взволновало и обеспокоило, что в вагон загрузилась «какая-то молодёжь», опасались, что соседи окажутся шумными. Пришлось успокаивать. Хорошо, что пошёл не переодеваясь в вагонный костюм, поскольку на дорожном миниатюры наград имелись. За них и зацепился глазом сосед. Слово за слово — сам не заметил, как разговорились.