– Ресторан выбрал я, – продолжал настаивать на своём Генрих, и я должна была признать, что в совокупности с абсолютно бесстрастным лицом это выглядело довольно мило.
– Хорошо, – сдалась я. – В следующий раз я позволю вам за себя заплатить.
– Ловлю на слове.
Серьёзность, с которой это было сказано, не оставляла сомнений: Генрих рассчитывал на ещё один подобный ужин. И я, как ни странно, ничего не имела против. Всё-таки авантюризм был у меня в крови.
С удовольствием поглощая тирамису, я краем глаза наблюдала за тем, как Генрих ест яблочный штрудель, который оказался неказистым на вид куском пирога без каких-либо украшений или изысков. Мужчина с помощью ножа аккуратно отрезал от десерта небольшие кусочки и отправлял их в рот. При этом движения у него были настолько отточенные и элегантные, что я аж залюбовалась. Взгляд против моей воли впитывал в себя всё: узор тёмно-синих вен под тонкой кожей на тыльной стороне ладони, длинные пальцы с узловатыми суставами, небольшой тонкий шрам на правой руке между средним и указательным пальцем. Я настолько увлеклась наблюдением, что появление Николая с двумя небольшими папками со счётом стало для меня неожиданностью.
– Спасибо, – Генрих властно протянул руку и забрал обе папки. – Вы свободны.
Николай коротко кивнул и быстро ретировался.
– Вы меня разглядывали, – в голосе Генриха не было и тени недовольства. Однако и спокойного равнодушия, с которым он общался со мной весь этот вечер, там тоже не было.
– Приношу свои извинения, если смутила вас, – мне было не впервой попадать в подобную неловкую ситуацию, так что привычная фраза слетела с губ быстрее, чем я успела подумать. – У меня, как у любого художника, есть дурная привычка рассматривать в малейших деталях любой образчик красоты, чтобы потом перенести его на холст.
– Вы находите меня привлекательным? – казалось, данное обстоятельство искренне удивило моего собеседника.
– Каждый человек привлекателен по-своему, – пожала я плечами. Эти вечные разговоры о внешней красоте, её эталонах и прочих глупостях меня раздражали. – Но меня не особо волнует человеческая привлекательность в целом. Скорее, некоторые детали, которые приковывают взгляд.
– Например? – Генрих выглядел искренне заинтересованным. А я, как любой творец, всегда питала слабость к чужому вниманию. Ведь для этого и создаются произведения искусства? Чтобы показать себя, свой внутренний мир окружающим и немного погреться в лучах их восхищения.
– Сложно вот так просто облечь это в слова… – осторожно начала я издалека, словно путник, аккуратно прощупывающий дорогу через болото слегой. – Это как физика: любое вещество состоит из молекул и атомов. Так и для меня всё, что я вижу, состоит их мелких деталей. Зачастую я не особо обращаю внимания на картину целиком, но мой взгляд приковывает какая-то деталь, а воображение затем дорисовывает всё остальное. Это может быть трещина на фасаде дома или какой-то сложный рисунок на листе цветка.
– Что-то, что отличает его от других, – кивнул Генрих, и мне показалось, он действительно понял, что именно я пытаюсь до него донести.
– Да, – тихо выдохнула я, подтверждая его догадку. А затем, точно прыгая в омут с головой, продолжила: – Вы спросили меня, нахожу ли я вас привлекательным? Мне нет дела до вашей внешности, я её, можно сказать, даже не замечаю. Но я вижу ваши глаза и ваши руки. И мне этого достаточно.
Несколько мгновений Генрих смотрел мне в глаза, и я видела на дне его зрачка странное тёмное пламя. А затем мужчина отвёл взгляд и молча протянул мне одну из папок со счётом. Я покорно приняла её и раскрыла: он угадал, это был именно мой счёт.
– Как вы узнали? – удивилась я.
– Когда официант подошёл, именно её он собрался протянуть вам, прежде чем я его окликнул, – пожал плечами Генрих, словно это было само собой разумеющимся.
Доев десерты и расплатившись по счетам, мы покинули гостеприимные стены “Белой лилии”. На улице за то время, что мы провели в ресторане, окончательно стемнело: вдоль дороги зажглись уличные фонари, а количество пешеходов сократилось в разы. Да и погода заметно испортилась: поднялся холодный ветер, продувавший мой хлипкий пиджак насквозь.
– Вас подвезти? – галантно предложил Генрих, окинув меня быстрым взглядом.
– Нет, спасибо, я предпочту прогуляться.
На самом деле, это было крайне глупо с моей стороны. Я уже успела убедиться, что Генрих отнюдь не кровожадный монстр из моих детских кошмаров. Весь вечер он вёл себя как истинный джентльмен. Да и я не была беспомощной трепетной барышней, так что вполне могла бы попросить его подбросить себя хотя бы до галереи, где остался стоять мой автомобиль. Однако какое-то неясное, смутное чувство, подобрать описание которому я была не в состоянии, не позволило мне этого сделать. И теперь мне предстояло полтора часа мёрзнуть на ветру, пешком добираясь до “Млечного пути”.
– Как пожелаете, Александра Сергеевна, – Генрих не пытался настаивать. Вместо этого он снял с себя пиджак и набросил мне на плечи. – Доброй ночи.
И, не дав мне возможности что-либо возразить, ушёл в сторону легранского Колизея.
Я проводила долгим взглядом удаляющуюся фигуру вампира.
«Всё чудесатее и чудесатее, – подумала я. вспоминая цитату из “Алисы в стране чудес”. – Впрочем, пожалуй, я совсем даже не прочь нырнуть в эту кроличью нору».
Нападение
Поскольку погода для пеших прогулок была крайне неподходящая, я решила воспользоваться такси. Можно было, конечно, попытаться дождаться автобус, но это было равносильно подвигу – время было уже позднее, и общественный транспорт ходил из рук вон плохо.
Дожидаясь приезда заказанной машины, я решила перезвонить Георгу и назначить новую встречу.
Зиверс принял звонок уже после второго гудка. У меня сложилось такое впечатление, что всё это время он сидел с телефоном в руках, ожидая моего звонка.
– Да, – раздался в динамике знакомый хриплый голос.
– Ещё раз здравствуйте, Георг Виландович, – бодро проговорила я. – Надеюсь, я вас не отвлекаю?
– Нет, я ждал твоего звонка, – подтвердил мои подозрения мужчина. – Как прошёл ужин?
– Нормально, – меня несколько насторожил подобный вопрос. – А что?
– Я был весьма удивлён, когда трубку взял Генрих.
– Вам не понравилось, что мы ужинали вместе, – догадалась я по его вымороженному тону. – Мне казалось, что мы с вами неплохо ладим.
– Ты – хорошая девочка, и лично против тебя я ничего не имею, – голос Георга звучал ровно и спокойно, а у меня сердце сжималось от боли, потому что я уже точно знала, как он закончит эту фразу. – Но я бы предпочёл, чтобы ты держалась от моего сына подальше.
«Вот и оно, – мелькнуло у меня в голове. – Кто бы сомневался».
– Значит, вашему племяннику я в качестве девушки подхожу, а сыну уже нет? – внутри клокотала ярость. Я всегда ненавидела лицемеров, которые в глаза тебе улыбаются, а на самом деле презирают и за спиной говорят гадости. – И что же со мной не так? Лицом не вышла? Или происхождением?
– Александра, успокойся, – голос Георга был холоден и равнодушен. – Я не собираюсь продолжать этот разговор в подобном тоне. Завтра буду ждать тебя у себя в кабинете в обед. Доведём до ума эскизы, а заодно обсудим наши межличностные отношения.
– Нет, – отрезала я. – Я вам не шавка, чтобы прибегать по первому зову. Эскизы отправлю на почту, пусть ваши штатные художники дорабатывают их, сколько им вздумается. А я пас.
Сбросив вызов, я убрала телефон в карман и, совершенно забыв о том, что вроде как вызвала такси, стремительно направилась вниз по улице – клокотавшая в груди ярость требовала немедленного выхода. И длительный забег по ночному городу был неплохой альтернативой мордобою.
На самом деле, если отбросить в сторону эмоции, подобное поведение Георга было вполне закономерным. Ну, кто я, в общем-то, такая? Обыкновенная выскочка, дочь алкоголички, с целой кучей заморочек, психологических триггеров и большими проблемами по части контроля над гневом. Ни один нормальный, здравомыслящий человек не захочет такую особу себе в невестки. И я бы прекрасно поняла неприятие Георга, если бы он высказывал мне его раньше прямо в глаза. Но ведь нет! Все эти годы он спокойно общался со мной, даже намёком не показывая своего неодобрения. Более того, судя по событиям последних дней, он искренне считал, что мы с Ричардом пара, но при этом никогда не высказывался против этих отношений. Правильно, Ричард же всего лишь племянник, за него не так страшно. А вот собственный сын – это совершенно другое дело!
Громкий женский крик, донёсшийся откуда-то из подворотни, резко вклинился в мои размышления, заставив вернуться в реальность. Мгновенно подобравшись, я решительно направилась к источнику звука. Пройдя в узкую арку между двумя высотками, я оказалась в своеобразном каменном мешке, образованном четырьмя домами, и перед моими глазами в тусклом освещении двух уличных фонарей развернулась жуткая картина: на земле, отчаянно размахивая руками, лежала щуплая девушка, чьё лицо в полумраке было невозможно разглядеть. Рядом с ней стояло три крупных не то бродячих собаки, не то волка. Один из зверей вцепился девушке куда-то в бок, терзая плоть своими зубами.
Не раздумывая, я вытащила из кобуры пистолет и сделала предупредительный выстрел в воздух, привлекая к себе внимание. В большинстве случаев этого звука оказывалось достаточно, чтобы заставить противника отступить. На свору диких собак он должен был подействовать безотказно. Однако мои ожидания не оправдались. Звери синхронно повернули ко мне головы: из темноты на меня сверкали жутковатые глаза, в которых не было ни тени страха. А мне в голову внезапно пришла дикая мысль: не оборотни ли это?
Зверь, стоявший ближе всех ко мне, сделал стремительный бросок. Я среагировала моментально: один шаг в бок с одновременным разворотом корпуса на сто восемьдесят градусов, чтобы увернуться от удара. Волк, которому из-за габаритов не хватило манёвренности, пролетел чуть вперёд. Я нажала курок, метя в район задницы: убийство в мои планы не входило. Звук выстрела разрезал воздух. Вслед за ним раздался жалобный визг.