Толя Маленький и дедушка Юрика пришли одновременно. Толя в пальто и меховой шапке, дедушка Юрика в летней футболке и тренировочных штанах.
– Собирайся, – сухо сказал дедушка Юрику.
– Я тебя в машине жду, – сказал Роме Толя Маленький и, прежде чем уйти, обратился к дедушке Юрика с вопросом: – А вам не холодно?
Лучше бы он ничего не спрашивал. Потому что дедушка только, казалось, и ждал этого вопроса.
– Холодно тем, кто ведет неправильный образ жизни! Кто разрушает свой организм курением, питием и безбожно продолжительным сном не по распорядку!
Толя Маленький кисло улыбнулся и вышел из класса.
– Надо будет завтра Рогова допросить, – сказал Рома, с надеждой глядя на Юрика.
Тот, конечно, понял: Рома предоставляет эту честь ему.
– Ну, правильно, грязную работу всегда приходится делать мне!
9
На следующее утро Юрик учинил Рогову допрос. Рогов понял, что ему хотят помочь, и описал часы, как мог, косноязычно, но подробно.
Часы золотые «Полет» с непробиваемым сапфировым стеклом и гербом России были почему-то сделаны в Швейцарии. Часы отцу Рогова вручил сотрудник администрации президента, кошку которого роговский отец вытащил из огня. Отец Рогова – сотрудник МЧС, профессиональный спасатель – часами чрезвычайно гордился. Например, летом, на море, он всегда ходил в плавках и часах. В бане и вовсе оставались одни часы. Чтобы народ вокруг понимал, с кем имеет дело.
Отец Рогова прятал часы от сына в коробку с капканом «Сибирь № 5». Но ни капкан, ни тем более коробка Кешу Рогова не остановили. Он застегнул кожаный браслет часов на запястье и почувствовал, как наполняется силой, словно хоббит, надевший на палец волшебное кольцо Всевластья. Снять часы Кеша Рогов уже не смог.
Он принес их в школу, но показать никому не успел. Акробатика была первым уроком. Рогов после мучительных колебаний оставил часы в раздевалке, боясь поцарапать, а тем паче разбить.
– В джинсах они, в кармане были. Точно были, – уверил Рогов Юрика. – В правом.
– Ты же их в ботинке искал.
– Правильно, – сказал Рогов. – Я их сначала в джинсы, а потом подумал – и в ботинок. Решил, надежнее так…
– Не похоже, чтобы врал, – сказал Юрик Роме на уроке по истории театра.
– Надо всех опросить, – предложил Рома, обводя взглядом одноклассников.
В этот момент он понял, как долго ходит в новую школу. Так долго, что уже знает гардероб каждого человека из класса. Например, у Иоффе была только одна темно-серая рубашка. Он носил ее каждый день. Даже на физкультуре не снимал, заправлял в спортивные штаны. А однажды Рома оказался за спиной Иоффе и увидел на вороте белое перо. Перо было явно из подушки. Значит, в этой рубашке Иоффе еще и ложился спать.
Алла Мирославская надевала в школу темные юбки и белые кружевные кофточки. Она казалась строгой и от этого нравилась Роме еще больше.
Ева Иванова – джинсы и модные майки. Самая смешная – майка с Олив, девушкой морячка Папая.
Катапотов имел богатый арсенал экстравагантных нарядов (футболки шизофренических цветов с длинными рукавами), которыми он, видимо, пытался привлечь к себе внимание. У всех футболок почему-то были слишком длинные рукава. Красные руки Катапотова изредка выглядывали из них, как головы пугливых черепах.
А вот Макар Семенович всегда носил шейные платки. Платков было две штуки, серый шелковый и черный. Рома, обладая богатым воображением, легко себе представил, что учитель скрывает шрам на шее. Может быть, разгневанный зритель, которому не понравился спектакль, нанес удар ножом в темной подворотне, возле служебного выхода из театра.
– Всех? – Юрик сделал круглые глаза. – Допросить всех?
– Ну, по возможности.
– Черкизов, – вдруг сказал Макар Семенович.
– Что? – Рома повернулся к учителю.
– Кому поклонялись рыцари в Средние века? – строго спросил Макар Семенович.
– Кому? – переспросил Рома. Он, если надо, умел прикинуться невинным младенцем.
– Это я тебя спрашиваю, кому? Я об этом полчаса рассказывал, – Макар Семенович жестом приказал классу, чтобы молчали.
– Кому поклонялись рыцари? – переспросил Рома.
– Да, в Средние века, – добавил Макар Семенович. – Отвечай, я жду.
Рома оглянулся вокруг. Никто, судя по всему, не собирался ему подсказывать. Юрик бы наверняка подсказал, но он сам ничего не слышал про вышеупомянутых рыцарей.
– Рыцари поклонялись… – начал Рома.
– Ну… – Макар Семенович ждал ответа.
Рома живо представил себе рыцаря. Вот он, как живой, в ладно спаянных доспехах, с копьем, длинным, как телеграфный столб, сидит верхом на…
– Рыцари поклонялись коням! – быстро ответил Рома.
Класс грохнул. Катапотов даже упал от смеха под парту. Он сделал это нарочно, уверен был Рома, не имелось в его ответе ничего такого, чтобы валиться на пол. Макар Семенович с трудом сдержал улыбку.
– Рыцари, Рома, поклонялись Прекрасным Дамам. И если бы ты был рыцарем и жил в то время, тебе пришлось бы выбрать Даму Сердца.
Рома бросил быстрый взгляд на Аллу Мирославскую, которая, казалось, смотрела на него с неким ожиданием, и сказал:
– Еще чего! Не стал бы я никого выбирать!
Алла Мирославская тут же отвернулась, и Рома это заметил.
Но не мог же он при всем классе признаться, что у него уже есть Дама Сердца.
Допрос начали с Иоффе. Тот с самого начала жутко испугался. Глаза его бегали, пальцы нервно шевелились. Иоффе хлопал редкими длинными ресницами и быстро говорил:
– Я часы не трогал. И я не видел ничего. Никого не видел. Если б увидел, я, конечно б, сказал. Но я ничего не видел.
– Который час? – неожиданно спросил Юрик.
Однако Иоффе, несмотря на панику, понял, что его хотят подловить. Он был очень умный, этот Иоффе.
– А, проверяете? У меня нет часов, – сказал Иоффе. – У нас в школе на каждом этаже часы. Чтобы время узнать, я на них смотрю.
Рома и Юрик подняли головы, и, действительно, циферблат с выпуклым стеклом висел на стене над их головами. Был он приплюснут с двух сторон и походил на гигантское око, а деления на нем напоминали густые ресницы.
Рома и Юрик опустили головы, но Иоффе уже не было. Он сбежал.
– Я Иоффе подозреваю, – сказал Юрик.
– Я тоже, – вторил ему Рома.
– Знаешь, почему я его еще подозреваю? Потому что он чешется все время!
– Да, это подозрительно, – согласился Рома, – хотя он, может быть, не мылся давно?
– Возможно.
Сенина долго допрашивать не пришлось. Он перешел сразу к делу:
– Видел. Посреди урока Мицкевич в раздевалку заходил.
Рома и Юрик не ожидали, что все так стремительно выяснится.
– А он долго там пробыл? – спросил Рома.
– Двадцать пять секунд, – ответил Сенин.
– Ты чего, засекал, что ли?
– Я точно знаю, – сказал Сенин, – потому что за двадцать пять секунд я ровно семьдесят раз этот эспандер выжимаю.
И Сенин, вынув из кармана, продемонстрировал желтый кистевой эспандер.
– В тот раз я, помню, засек.
– За двадцать пять секунд он бы успел… – сказал Рома Юрику.
– Что успел? – спросил Сенин.
Ему никто не ответил.
– Что успел, мужики? – не унимался Сенин. Он всегда разговаривал как взрослый, ходил как взрослый, хмурился и сплевывал как взрослый. Но взрослым его это не делало.
– У нас свои дела, у тебя – свои, – сказал Юрик сурово.
Оказалось, Сенин понимал настоящий, мужской разговор. Только такой, видимо, и понимал. В ответ он коротко хохотнул:
– Да я только спросил, мужики. За спрос не дают в нос.
10
Прежде чем приступить к разговору с Мицкевичем, надо было выработать тактику. Мицкевич был не прост. Он, наверное, был самым загадочным человеком в классе. Начать с того, что ходил он всегда в черном. Даже трусы у него были всегда черные.
Мицкевич отличался крайней неразговорчивостью. А если что и решал сказать, то всегда недоговаривал, обрывал на полуслове.
Например, если вы спрашивали Мицкевича, что он купит в буфете, пиццу или сосиску в тесте, он отвечал:
– Ты спрашиваешь, что я выберу, пиццу или сосиску в тесте? Это зависит от… – в этом месте Мицкевич замолкал.
А вы, сгорая от нетерпения, повторяли свой вопрос. Хотя вам никакого дела не было до того, что он выберет, и сведения об этом никогда не пригодятся вам в жизни. Просто когда вам специально чего-то не говорят, вам обязательно хочется узнать, в чем тут дело.
Еще Мицкевич умел незаметно исчезать. Скажем, на перемене собралась веселая компания и обсуждает, как сорвать урок математики (театральные уроки срывать неинтересно). Каждый высказывает свое независимое мнение по этому вопросу. И доходит очередь до Мицкевича. Все к нему оборачиваются и говорят:
– А что скажет Мицкевич?
А Мицкевича и след простыл. В плотном ряду одноклассников зияет дыра, просвет. Нет Мицкевича. И как он сумел незаметно скрыться, непонятно. И, главное, вопрос, куда он исчез, когда самое интересное происходит тут.
Потом, когда Мицкевич возвращается с загадочным выражением на лице, его спрашивают:
– Ты где был?
Мицкевич отвечает на это в своей обычной манере:
– Это не так уж и важно, хотя…
Тут Мицкевич замолкает, украшая себя слабой, потусторонней улыбкой. А вам хочется ударить его в лоб, чтобы он пришел в себя и сказал, наконец, что-нибудь конкретное.
– Каждый преступник должен иметь мотив, – сказал Рома.
Макар Семенович выслал их из «Пещеры», чтобы они приготовили этюд. Нечто вроде маленькой сценки. И тему им дал «Неожиданное известие». Сложную тему. У остальных были темы не такие сложные. Например, «Случай на перемене».
Вместо подготовки этюда Рома и Юрик обсуждали ход расследования.
– Какой у него мотив? – повторил Рома.
– Мотив простой, – сказал Юрик. – Часы ему понравились, и весь мотив.
– Думаешь, этого достаточно?
– А то нет. Может, он клептоман. Мой дядя, помнишь, я тебе говорил, ненормальный, так он в шутку начал у друзей зажигалки воровать.