Ликующий крик Малыша разнёсся над лугами и дорогами, над зелёными холмами и ввысь до самого синего неба. И конечно же этот крик достиг кареты. Его услышали всадники, и кучер на облучке, и его сменщик рядом, и двое грумов-слуг, стоявших на запятках кареты, как в наши дни мусорщики, что ездят на запятках мусорных машин. Но это, разумеется, совсем неподходящее сравнение!
И все они – и всадники, и кучер, и сменщик кучера, и оба грума – увидели бегущего им навстречу Малыша. Но Малыша ли видели они? Того ли маленького мальчика, который удрал из родительского кукольного театра, чтобы устроиться оруженосцем к страшному рыцарю-разбойнику, но по дороге к своему испытанию провалился в глубокое болото? Конечно же нет! Они увидели чёрное чудовище, которое неслось им навстречу, крича так, словно сам чёрт в него вселился.
– Ха! – вопило это чудовище, приближаясь к ним всё быстрее, как будто вообще не знало устали. – Я наколю вас на пику, как колбаски на шампур!
Ну и что бы сделали вы, оказавшись в таком положении? Опустили бы забрало и выхватили меч из ножен? Мужественно ринулись бы навстречу этому чёрному, орущему, бешено размахивающему руками чудищу?
Всадники, кучер, его сменщик и оба грума не сделали этого, ибо, как вам известно, люди в Средние века были ужасно суеверны. Они подумали, что сатана восстал из преисподней, а если такого встретишь – беги прочь со всех ног.
Так они и сделали – и всадники, и кучер, и сменщик, и оба грума. Всадники пришпорили своих коней, а кучер, сменщик и грумы дрожащими руками выпрягли четвёрку лошадей из кареты, вскочили на них верхом и ускакали вслед за рыцарями-всадниками.
Малышу ничего не оставалось, как кричать им вдогонку:
– Эй! Жалкие трусишки! Тряпки! Швабры! Зайцы! Не убегайте далеко! Примите сражение! Вернитесь же, к чёрту!
Он кричал до тех пор, пока беглецы не превратились в облачко пыли на горизонте, а потом и вовсе исчезли. Причём навсегда: из страха перед покрытым грязью Малышом они ускакали так далеко, что никто из участников этой истории их больше никогда не видел.
Когда они исчезли безвозвратно, Малыш понурился, не зная, что ему теперь делать. Имело ли смысл вообще грабить карету, если её все бросили? Нападать на карету, которую никто не защищал, – это не подходило под определение самого опасного преступления. Малыш ругался так, что мама и папа Дик побледнели бы от ужаса. Потом в нём зародился дерзкий росток любопытства.
– Ну и ладно, – сказал он себе, потому что никогда не терял надолго присутствия духа. – Испытание провалено, но карету-то я могу осмотреть. Вдруг найду в ней что-нибудь полезное. Только вот сокровищ мне не надо. Если бы я их по-честному награбил – тогда другое дело.
И он потопал к карете, немного скованно, потому что к этому времени чёрная грязь, которая покрывала его с головы до ног, уже начала засыхать, превращаясь в коросту.
Карета оказалась ещё великолепнее, чем он думал. Она сияла на солнце, как гемма[1], и на дверцах была изображена та же корона, что украшала и поникшее знамя. Без сомнения, то была королевская корона, и это вновь воскресило в Малыше только что преодолённую досаду. Если бы он упустил рыцарей какого-нибудь князя, с этим ещё можно было смириться. Но не сразиться с рыцарями короля – это было сокрушительное поражение.
С новыми проклятиями на устах Малыш распахнул дверцу кареты.
– Много же тебе понадобилось времени, чтобы найти меня. Ты всегда такой медлительный?
Малыш захлопнул рот ещё до того, как кончился поток его ругательств. Не то чтобы он испугался – Малыш никогда ничего не боялся, – он был ошеломлён, обнаружив в карете маленькую принцессу. Ведь эта девочка несомненно была маленькой принцессой. Это сразу было видно по её длинному бирюзовому платью и по серебряной диадеме в блестящих светлых волосах. Но прежде всего её можно было узнать по укоризненному взгляду, который тотчас пробудил в Малыше потребность многословнейше и верноподданнейше извиниться.
Но за что? Ведь он же ничего не сделал этой принцессе. И разве его вина была в том, что её рыцари, кучер и слуги бесчестно удрали? Это его самого разозлило даже больше, чем её!
– Ты кто? – дерзко спросил Малыш вместо того, чтобы просить прощения, как повелевал её взгляд.
– Я – принцесса Филиппа Аннегунде Роза, – сказала она. – И кроме того, если хочешь знать, ты воспрепятствовал мне в том, имею тебе великодушно сообщить, что я держала путь к моему семиюродному дяде, королю Килиану Последнему. Сам он бездетный и потому избрал меня в качестве престолонаследницы, поскольку рассчитывает на скорую кончину.
– О, – сказал Малыш. – Он что, болен?
Малыш спросил об этом не из сочувствия. Ограбить брошенную карету больного короля казалось ему ещё менее опасным, чем карету здорового. Так что в его нападении действительно ничего не сходилось!
– Вообще-то нет, – сказала Филиппа Аннегунде Роза, поправляя свою диадему. – Он только считает, что страдает меланхолией.
Малыш непонимающе смотрел на неё большими голубыми глазами на покрытом грязью лице.
– Это означает «печальный», – пояснила Филиппа Аннегунде Роза. – Я никогда не бываю печальной. А ты?
Малыш отрицательно помотал головой, при этом с неё в карету посыпались комочки грязи.
Принцесса смахнула пару комочков со своего платья.
– А скажи, ты вообще никогда не моешься? – спросила она.
– Я провалился в болото, – объяснил Малыш и опять почувствовал потребность извиниться – на сей раз за свой костюм. А ведь совсем недавно ему нравилась его грязевая броня.
– Тебе повезло, – сказала Филиппа Аннегунде Роза. – Не будь ты покрыт от макушки до пяток этой вонючей грязью, мой эскорт не сбежал бы от тебя.
– Мне, наоборот, не повезло, – возразил Малыш, до которого только теперь стала доходить эта взаимосвязь. – Ведь я как раз хотел сразиться с твоим эскортом. Я собирался наколоть их на пику, как колбаски на шампур. Кучера и слуг, конечно, нет. – Он выпрямил спину и немного выпятил свою перепачканную в болоте грудь.
– На пику? Какую ещё пику? – удивилась принцесса.
Под слоем грязи Малыш покраснел, сравнявшись цветом со своими рыжими волосами.
– Не важно, – сказал он. – Подробности мы можем опустить. Я держу путь, чтобы совершить как можно более опасное преступление и после этого стать оруженосцем грозного рыцаря-разбойника Родриго Грубиана.
– Что ж, – сказала принцесса, – тогда у тебя на пути больше нет никаких препятствий. По крайней мере, ты только что захватил в плен наследницу трона короля Килиана Последнего.
– Боюсь, что этого недостаточно, – сказал Малыш. – Вот если бы я сразился с твоим эскортом… А что же опасного, простите, в том, что мы с тобой тут болтаем?
До принцессы, кажется, дошло.
– Ты мог бы, конечно, сразиться со мной, – сказала она, немного подумав. – Но я не соглашусь сослужить тебе такую службу. Принцессы никогда никому не служат ни при каких условиях.
Малыш снова помотал головой, на сей раз из полного понимания, но это не отменило того факта, что с него снова посыпались крошки грязи на платье принцессы.
– Но ты мог бы меня похитить, – продолжала Филиппа Аннегунде Роза. – Быть похищенной – это, мне кажется, вполне принцессиально. А похитить меня – это достаточно опасно?
Она обобрала с платья новые комочки грязи.
– Не знаю. – Малыш напряжённо раздумывал, из-за чего с его лба свалилась целая лепёшка грязи. – Ты полагаешь, достаточно опасно похитить принцессу, которая сама додумалась до мысли быть похищенной?
– Это не играет роли, – заверила его Филиппа Аннегунде Роза. – Сам подумай, я племянница короля, который приходится мне семиюродным дядей. Все рыцари в стране попытаются меня освободить. А сверх того ты ещё мог бы потребовать за меня выкуп. Тогда это не только похищение человека, но ещё и шантаж. А как тебя, кстати, зовут?
– Малыш, – представился Малыш и снова почувствовал потребность просить прощения – на сей раз за имя, которое звучало совсем не по-разбойничьи.
– Мои друзья называют меня Флип, – сказала Филиппа Аннегунде Роза.
– Но я не твой друг, – нахмурился Малыш. – Я твой похититель.
– Но всё равно можешь называть меня так, – кивнула Флип. – Ну что, идём? – И она подобрала подол своего платья и выбралась из кареты.
– Погоди немного! – Малыш чувствовал себя захваченным врасплох. При этом ему нравилась мысль похитить принцессу, да и сама Флип ему тоже немного нравилась. Больше всего ему нравилось то, что она не давала себя в обиду.
Но прежде чем они отсюда уйдут, не должен ли он оставить какой-то знак? Он быстро подошёл к карете, помусолил палец в ещё не засохшей грязи у себя на животе и принялся писать этим пальцем:
ВО СЛАВУ РЫЦАРЯ-РАЗБОЙНИКА РОДРИГО ГРУБИАНА!
Так на белой карете возникла чёрная надпись большими буквами, и Малыш удовлетворённо разглядывал свою работу.
Шестая глава,в которой к придворному магу Рабанусу Рохусу прилетает почтовая ворона – и появляется меланхолический король, а также гудипанский дракон
Рабанус Рохус, чародей при дворе короля Килиана Последнего, стоял на крыше своей чародейской башни, которая располагалась в одном из тёмных уголков королевского парка. Башня, ограждённая зубцами, была мрачным, сырым строением, которое становилось тем мрачнее и сырее, чем глубже уходило в землю. Ведь чародейская башня придворного мага Рабануса Рохуса не только высилась в небо, но и углублялась в самые недра земли, где Рабанус Рохус скрывал свои тайны. Там внизу, в предпоследнем подземелье башни, жил один тайный дракон, но о нём речь пойдёт немного позже.
Пока что Рабанус Рохус был занят не драконом, а вороной. Он увидел в подзорную трубу, как она подлетает. Ворона, измочаленная и измученная долгим полётом, пошатываясь приземлилась на один из зубцов башни.
– Неповоротливая ты скотина! Быстрее-то не могла лететь? – ругался на неё Рабанус Рохус. Со вздёрнутой бородой, в развевающейся мантии он поспешил к ней, грубо схватил и сорвал у неё с лапки маленький деревянный цилиндр. – Если и дальше так пойдёт, – фыркал он, – придётся заменить вас на голубей. И тогда ни один человек не узнает, что когда-то были почтовые вороны. Да может, оно и к лучшему. Хотя бы забудутся все неприятности, каких я натерпелся с вами.