Рыцари Порога. Путь к Порогу. Братство Порога. Время твари — страница 3 из 16

Начало пути

Глава 1

Дорога бежала вперед, ныряла в светлые зеленые перелески, поднималась на холмы, покрытые выжженным солнцем песком, точно плешивые головы, щедро усыпанные перхотью, опускалась в низины, где под копытами коней чавкала жирная грязь. Дорога то расширялась в две колеи от колес телеги, то сужалась до едва заметной в траве тропинки. Герб с Каем ехали впереди, за ними на расстоянии в половину лошадиного крупа, не переставая насвистывать, трусил Трури, замыкали процессию Pax и Крис. Похоже, они были старыми друзьями, потому что кони их шли бок о бок, позволяя всадникам изредка обмениваться короткими, негромкими фразами. Монотонно поскрипывали большие тюки, укрепленные позади седел на каждой лошади.

В пути вообще разговаривали очень мало. Кай еще в первый день путешествия подумал: эти четверо так давно знают друг друга и, должно быть, так много перенесли вместе, что все темы для разговоров уже исчерпаны. Чем больше он наблюдал за этими людьми, тем больше убеждался: кажется, они знают что-то такое, большое и глубокое, на фоне чего обычные разговоры представляются попросту излишними.

А что он знал об этих людях?

Главное – это то, что они спасли его, выходили и увезли из проклятой харчевни. Они спокойно и уверенно восстановили справедливость, правда, не совсем такую, какую хотелось бы Каю. Если Герб и его спутники убедились в том, что Сэм, Жирный Карл и староста Марал со всеми его прихвостнями – настоящие преступники, почему они даже не попытались наказать их? Точно им не было до них никакого дела. Уезжая, Герб даже расплатился по счету с Жирным Карлом. Тем не менее эти люди чрезвычайно нравились Каю – таких, как они, он никогда не встречал. Поэтому (больше инстинктивно, чем осмысленно) мальчик очень хотел понравиться странной четверке. Как и они, он молчал, не приставая с расспросами и не произнося слов, в которых не было острой необходимости. Впрочем, у его молчаливости была еще одна причина – он все же не совсем оправился после последних кошмарных событий.

Вдобавок Кай слышал, как там, в «Золотой кобыле», Герба, Трури, Раха и Криса называли болотниками. Что означало это слово, он не знал, но понял, как обитатели харчевни произносят это слово – с суеверным ужасом.

Что ж, болотники так болотники…

К вечеру первого дня путешествия Кай все-таки решился задать Гербу вопрос: «А куда мы едем?»

– Домой, – улыбнувшись, ответил старик. – На Туманные Болота.

– Вы там живете? – спросил мальчик, подумав: «Вот оно что! Вот почему – болотники!»

– Да.

– А где это? Далеко?

– Да…

Первую ночь они провели в какой-то случайной таверне, рангом много ниже «Золотой кобылы» – попросту большой, огороженной высоким забором хижине, где лошадей привязывали к деревьям, а путники все вместе ели, пили и спали в единственной комнате.

Второй раз переночевали на постоялом дворе, стоящем на краю большой деревни, – тот оказался много шикарнее харчевни в Лысых Холмах. Трапезная занимала весь первый этаж огромного каменного дома: если сесть в одном конце зала, противоположную стену было уже непросто увидеть в табачном дыму и чаду факелов и светильников.

Путники попали в таверну в разгар какого-то местного праздника. В центре зала, освобожденном от столов, под заливистый свист и визг многочисленных дудок, плясали мужчины и женщины, а в углу, на огромной жаровне, вращаясь на железном вертеле размером со ствол небольшого дерева, целиком зажаривался молодой бычок.

Парень, которому доверили крутить ручку вертела, успел уже порядком напраздноваться: выполняя порученную работу, он во всю глотку горланил песни и даже умудрялся приплясывать – с большим, кстати говоря, риском для собственной жизни, ибо, оступившись, рухнул бы в огонь и разделил участь злосчастного бычка. И вряд ли кто смог бы ему помочь. Относительно трезвыми в таверне оставались лишь служанки, сбивавшиеся с ног, разнося по столам кружки и кувшины.

Неподалеку от жаровни пригрелась компания гномов. Маленький народец оказался вовсе не чужд человечьему празднику. Один из гномов, возвращаясь со двора, вследствие выпитого перепутал стол, уселся за соседний и изумленно захлопал глазами, обнаружив вместо своих низкорослых собратьев верзил-крестьян. Крестьяне, впрочем, тоже удивились.

– Арьян… – выговорил заплетающимся языком один из них, пристально глядя на гнома. – Ты это… больше не пей… А то тебя от пива чего-то того… съежило… И борода до пупа оттянулась…

Какой-то мужик с реденькой рыжей бороденкой – вполне может быть, тот самый Арьян, – блуждая меж столов, сумел вычислить место дислокации своих собутыльников только примерно, поэтому бухнулся на свободный табурет, оказавшийся у соседнего стола, за которым сидели гномы. Тут пришел его черед изумляться причудливым переменам действительности.

– Ребятишки… – прокряхтел он, окинув мутным взглядом подземных мастеров. – Ну-ка марш домой к мамкам! Думаете, паклю на мордашки намотали, так за взрослых сойдете? Марш, кому сказал, детям тут не место!..

Болотники в общем веселье не участвовали. Они заняли дальний стол, съели по тарелке кукурузной каши и по порции вареной говядины. Впрочем, когда к Крису, шатаясь, подковылял какой-то хмельной мужичонка и с потешной свирепостью потребовал немедленно угостить его выпивкой, Крис молча кивнул и извлек из поясной сумки мелкую медную монетку.

Каю это не понравилось. Как он успел заметить, денег у его спутников было немного. И пусть крохотная медная монетка не могла нанести ощутимого ущерба кошельку путешественников, пьяные хари крестьян все еще были ненавистны мальчику. Он бы предпочел, чтобы Крис развернул гримасничающего попрошайку ударом по дурной косматой голове. Пускай тот поднял бы крик, на который сбежались его приятели! Болотники бы им показали! И он сам, Кай, непременно ввязался бы драку. Ух, он бы им показал!.. Ну почему Крис так поступил? А паскудный мужичонка, прихватив со стола монетку, горделиво удалился, подмигивая кому-то за соседними столиками – вот, мол, дурачки-чужестранцы предпочли откупиться, чтобы не связываться. И даже не поблагодарил.

Кай промолчал, отвернувшись в сторону, чтобы никто из болотников не заметил выражения его лица. Правда, почему-то все четверо в тот же момент дружно расхохотались, и Герб хлопнул Кая по плечу, отчего досада мальчика несколько уменьшилась.

Спать легли на крытом дворе, возле лошадей и сваленных кучей тюков.

* * *

А на следующий день случилось нечто, чему Кай объяснения подобрать так и не смог и о чем долго вспоминал с горьким стыдом.

Утром мальчик проснулся в дурном расположении духа, причину которого он сам для себя едва ли мог точно определить. Плотно позавтракав в таверне предусмотрительно оставленной еще с вечера кашей, болотники погрузили тюки на лошадей и еще затемно покинули двор, заваленный бесчувственными телами, словно после яростной битвы.

Дорога, по которой они ехали теперь, изменилась – ее почти не было видно в траве. И по пути уже очень редко попадались селяне, и по сторонам дороги уже не встречались низкие одинокие домишки.

Болотники с самого утра и до обеденного привала не проронили ни слова – ни один. Только Трури, по своему обыкновению, негромко насвистывал, покачиваясь в седле. Часа два спустя после полудня они остановились у ручья, близ которого росла дикая слива. Напоив коней и поев кислых жестких фруктов, четверо мужчин и мальчик продолжили путь.

Дурное настроение Кая усилилось. Странное поведение его спутников на деревенском постоялом дворе сбило мальчика с толку, и поэтому их молчаливость стала теперь настораживать Кая. А первым заговорить Кай не пытался из какого-то дурацкого упрямства. Он стал припоминать и другие странности этих людей, которых и раньше не мог объяснить… И, должно быть, вследствие не затянувшейся еще психической раны Кая начали мучить сомнения. Он все больше не понимал, что ждет его впереди.

Кто они такие, эти болотники? И так ли они благородны и честны, как показалось ему сначала? Может быть, они просто хотят выглядеть такими? А на самом деле…

Ночь застала путников в диком поле, густо поросшем полынью. Кое-где из низинок торчали белеющие в темноте березки – вот и все, что можно было разглядеть при свете крупных звезд, желтыми пчелами облепивших сине-черный небосвод.

Всадники спешились, освободили от груза тюков лошадей. Они по-прежнему не разговаривали, но в каждом их движении, в органичной череде этих движений ясно прочитывался определенный смысл. Будто четверо заранее договорились о том, что каждый из них будет делать.

Герб похлопал по крупу своего жеребца, зашел спереди и, оттянув ему мохнатое ухо, проговорил несколько непонятных слов. Жеребец тряхнул мордой, зафыркал и медленно ушел куда-то во тьму. Крис в это время укладывал тюки так, чтобы они образовали правильный четырехугольник. Pax, вооружившись тяжелым ножом, отошел к низинке, откуда тотчас послышались резкие удары клинка о древесину – наверняка он готовил дрова для костра. Трури извлек из поясной сумки какую-то веревку, в которой Кай с некоторым удивлением угадал сплетенный из конского волоса силок. Кого он собрался здесь ловить, в этой пустой степи? Мышей? Ночью?.. Тихонько посвистывая, юноша удалился, а Герб ножом ловко и быстро снял слой дерна в центре «квадрата» и принялся копать ямку.

Кай присел у одного из тюков. Ноги его и спина гудели от усталости. Очень хотелось есть и пить. Он попытался припомнить: захватили ли с собой болотники какие-нибудь припасы и воду из таверны – и не смог.

Где-то недалеко тонко заржал жеребец Герба. Зафырчали и забеспокоились кони болотников. Старик прервал свою работу, поднял голову и, посмотрев на Кая, мягко приказал:

– Принеси воды.

Кай поднялся. С минуту он молчал, соображая, но Герб продолжал копать и больше, казалось, не обращал на мальчика внимания. Снова долетело из темноты лошадиное ржание. Кай, мысленно чертыхнувшись, поплелся на этот звук. Герб резко и громко выкрикнул какое-то непонятное слово, и кони двинулись вслед за мальчиком.

Кай настолько устал, что не сразу это заметил. Он даже не подумал, во что он будет набирать воду и где он вообще эту воду возьмет. Впрочем, довольно скоро он наткнулся на жеребца Герба – животное стояло над маленьким озерцом, подпитываемым, видимо, подземным ключом, и хлюпало мордой в воде. Кони Трури, Раха и Криса немедленно последовали его примеру. Кстати, к седлу жеребца Герба – как теперь заметил Кай – был приторочен небольшой котелок. Кай снял его и, ожидая, пока кони напьются, грязь и ил улягутся, чтобы можно было попить самому и набрать воду, уселся рядом.

Что-то очень не по себе было мальчику.

Он думал о том, что раньше болотники вели себя много приветливее – когда ухаживали за ним в «Золотой кобыле». А теперь, в этой дикой местности… они и слова ему не скажут. На самом деле – кто же они такие? И почему все-таки они так легко согласились взять его с собой? И как так получилось, что он, Кай, уже умудренный горьким опытом жизни – не верить никому, – вдруг проникся к ним почти безграничным доверием. Колдовство? Эти четверо – искусные и хитрые колдуны! Недаром же их все так боятся. И кони у них… сами воду ищут. Может, эти болотники увозят мальчиков в глухие места, чтобы… Чтобы – что?

Кай поежился. Какие-то совсем уж несуразные мысли полезли в голову.

Припасов не взяли… Трури с силком ушел куда-то во тьму и пропал… Ну некого ловить в пустом поле, зачем ему силок?..

Кай вздрогнул и заозирался, будто ожидал, что вот-вот и правда из темноты бесшумно шагнет коварный болотник с силком в руках. Не ему ли, Каю, уготована участь попасть на костер, который сейчас разводит Герб?

Нет, чушь какая!..

А вдруг не чушь?

Кони между тем напились. Кай подождал немного и напился сам из котелка. В лагере развели костер. А мальчик стоял с котелком в руках и щелкал зубами от ночного холода и страха. Возвращаться к костру он боялся. Но и бежать ему было некуда. Он знал, что далеко не уйдет.

Все же он отбежал на несколько шагов, опустился в одуряюще пахнущую полынь и… сам не заметил, как заснул…

Проснулся неожиданно – оттого, что кто-то потряс его за плечо. Кай открыл глаза и обнаружил себя лежащим на земле у костра, завернутым в плащ. Он рывком поднял голову и наткнулся взглядом на Трури, который, сидя на корточках, скреб ножом шкурку, похожую на лисью. Трури подмигнул мальчику. Остальные болотники сидели вокруг костра, на котором кипел котелок. Из котелка пахло вкусно – правда, не мясом, а травяным отваром.

«Неужели все съели? – изумился мальчик. – До единого кусочка?»

Трури, на которого снова упал взгляд Кая, опять подмигнул. Это окончательно вывело из себя мальчика. Они молчат, не разговаривают с ним, морят его голодом, да еще и смеются над ним! Он вскочил, сбросив с себя плащ. Теперь все болотники смотрели на него.

– Ты хочешь о чем-то спросить? – подал голос Герб.

– Да! – выкрикнул мальчик.

– Спрашивай.

Кай открыл рот, но осекся. Что спрашивать? Зачем они взяли его с собой? Что им от него надо? Четверо взрослых людей серьезно смотрели на него, двенадцатилетнего пацана. И Кай спросил первое, что пришло в голову:

– Это… была лиса?

– Нет, – ответил Трури, – степная собака.

– Как ты… достал ее?

– Их здесь множество, – охотно ответил юноша. – Посмотри внимательнее… – Он пошарил ладонью вокруг себя, нашел и протянул мальчику несколько темных катышков. – Это их помет. Степные собаки – ночные животные, они охотятся при свете звезд. Основная их еда – мыши и тушканчики. – Трури вдруг улыбнулся и, как-то по-особому сложив губы, издал тонкий писк. – Так пищат мыши, когда чуют опасность.

– Ты ее подманил! – догадался Кай. – Но…

Он посмотрел на шкурку, потом перевел взгляд на догорающий костер.

– Пора есть, – сказал Герб и, сняв котелок, быстро разбросал тлеющие угли. Ножом раскопав прогретую землю под кострищем, старик один за другим стал доставать куски печеного мяса, завернутого в листья. Каждый из сидящих вокруг костра получил свою долю. Куски были совсем небольшими, оттого и пропеклись быстро и хорошо. Жадно разжевывая горячее и все-таки довольно жесткое мясо, Кай, помимо удовлетворяемого голода, ощущал еще и стыд. Доев мясо, путники снова разожгли костер и выпили травяной отвар, по очереди глотая из котелка. Вкус отвара Каю был уже знаком – именно этим зельем старик Герб поднял его на ноги в харчевне «Золотая кобыла». Воспоминание об этом заставило мальчика покраснеть. Передавая котелок по кругу, он робко взглянул в лицо старику. Ответный взгляд Герба был серьезен, суров, но никак не укоризнен.

– Люди часто говорят слова, которые вообще можно было не говорить, – сказал Герб. – Дар речи дан человеку, чтобы познавать окружающий мир и делиться опытом. Негоже мужчине и воину попусту болтать языком. Если ты хочешь что-то узнать – спрашивай. Ни один из нас не откажет тебе в честном ответе. Ты понял меня, Кай?

– Да, – сказал мальчик.

Этим вечером Кай полностью и безоговорочно доверился своим новым друзьям, потому что он ощутил, что они и есть – друзья. То есть люди, от которых ему не придется ждать чего-то плохого, люди, которые всегда защитят и поддержат его.

Поужинав, путники расположились на ночлег. Тепло вновь разожженного костра отражалось от тюков, расположенных на равном расстоянии от костра, поэтому привалившиеся к ним болотники проспали до утра, не чувствуя холода.

* * *

Четвертый день пути оказался длинным и тяжелым. Обеденный привал случился в лесу, где Трури приманил и поймал в силки пару зайцев. На этот раз Кай вызвался его сопровождать и выяснил, что юноша обладает удивительной способностью подражать голосам не только всех живых существ, но изображать шум ветра, вой бури, плеск речных волн и треск пламени. Еще больше изумился мальчик, когда Трури сказал, что этот дар не достался ему с рождения, а был развит путем долгих тренировок. Когда юноша по просьбе Кая свистнул так оглушительно, что спугнул стаю птиц, расположившихся на дереве неподалеку, мальчик восхищенно проговорил:

– Уши резануло… как ножом.

– Бывает, что звук режет сильнее самого острого меча, – сказал на это юноша.

– И убивает?

– И убивает, – подтвердил Трури. – Всякое явление действует на живое существо, действие может быть слабым, почти неощутимым, а может – сильным, очень сильным. Огонь греет, но может и обжечь. Ветер не всегда освежает – ураган способен разрушить самую крепкую стену. Понимаешь?

Вместо ответа Кай наморщился. Потом его осенило.

– Это… как магия? – спросил он.

– Это и есть магия. Когда познаешь суть явления, то смотришь на это явление по-другому и получаешь способность управлять им. Это и есть магия, – повторил Трури. – Но и магии нужно долго и упорно учиться, если хочешь чего-то достичь. Я был немного постарше тебя, когда начал понимать природу звука…

Кай слушал юношу, словно зачарованный. Наверное, именно в этот день он впервые понял, что мир начал поворачиваться к нему иной, доселе неведомой стороной.

– А как постичь суть? – спросил он Трури.

– Нужно учиться слышать то, что не слышат другие. Видеть то, чего другие не замечают. Ведь даже два полена в очаге сгорают неодинаково, и с закрытыми глазами по треску пламени можно многое рассказать об этих поленьях: от какого они дерева, когда были срублены, как долго они горят, толщиной они в палец или в ладонь… Человек может услышать многое, если не закрывает уши. Человек способен увидеть многое, но только тогда, когда у него открыты глаза. Чего проще было заметить вчера помет степной собаки под ногами, а?

– Да, – сказал Кай.

Они вернулись в лагерь, где их уже ждал жаркий костер. Кай уселся возле пламени так близко, что жар щипал ему лицо, закрыл глаза, пытаясь уловить смысл в огневом треске. Эксперимент этот принес кое-какие плоды, но, надо сказать, довольно неожиданные – одна зловредная искорка ужалила Кая в нос, напомнив ему о том, что опыт дается не только трудом, но и болью. Трури немедленно расхохотался, но мальчик не обратил на это никакого внимания – просто уселся подальше от огня и снова закрыл глаза. Тренировки с Танком приучили его делать свое дело, не глядя на то, как реагируют на это окружающие.

Кай начал учиться.

После обеда путники продолжили путь через лес. Теперь мальчик пересел к Трури.

– Я хочу научиться слушать, – заявил он юноше, и тот серьезно кивнул:

– Я научу тебя, если таково твое желание.

Задавая вопросы и получая подробные ответы, мальчик поражался тому, как из общего фона лесного шепота точно вычленяются отдельные звуки и как эти сегменты, обретая объяснение, снова складываются в гармоничную картину. Непонятный поначалу стрекот мог сказать о том, что на лужайке шагах в десяти от того места, где проезжал маленький караван, резвится пара зайцев, а это значит, что поблизости нет ни волков, ни лисиц, ни прочих лесных хищников. Вот прошуршало что-то, невидимое и легкое, от одного дерева к другому – это белка ищет себе пропитание, прыгая по верхним ветвям. Значит, в этой части леса орешника точно не встретишь. Вот долетел откуда-то легкий стук – это упал в мох у подножия дерева плод. То есть, если на минутку свернуть с пути, можно набрать диких груш…

– А другие? – спросил Кай. – Они тоже могут слышать то, что слышишь ты?

– Они могут и много другое, – ответил Трури.

После этого Кай ненадолго притих. Он понял, почему болотники, путешествуя по безлюдным местам, не брали с собой никаких припасов, даже воды. Весь мир был открыт перед ними, словно их собственный дом. Ведь идя из одной комнаты в другую, незачем брать с собой еду.

Из леса путники вышли только к вечеру. Залитая заходящим красным солнцем долина открылась им словно на ладони. Багровый солнечный шар опускался за невиданный синий горизонт – не сразу Кай понял, что это такое. Вода!.. Водоем такого размера мальчик видел впервые. Море? Похоже, что море… А на берегу темнели высоченные стены и башни какого-то удивительно громадного города. Длинные флаги трепетали на острых шпилях… Город был словно невероятная гора, под его стенами тесно лепились друг к другу маленькие домишки, а еще ближе – лоскутами лежали на земле возделанные поля.

Кай снова ткнулся глазами в каменную громаду на берегу моря и ахнул:

– Дарбион!..

Глава 2

– Это Гарлакс, – обернувшись, объяснил Герб. – Дарбион много южнее, в неделе конного пути отсюда. Это большой город, самый большой в Гаэлоне и, уж конечно, гораздо больше Гарлакса.

– И красивее? – спросил Кай.

– У разных людей разные понятия о красоте, – помедлив, проговорил Герб. – По мне – так лес, через который мы проехали, стоит всех городов королевства, вместе взятых.

Кай недоуменно помотал головой. Какой же тогда должен был Дарбион, если даже эта громадина поражает воображение? А какие высокие стены! Этому Гарлаксу никакие налеты не страшны. По сравнению с Гарлаксом город Мари – никакой не город, а так… просто большая деревня.

– Значит, уже через неделю мы будем в Дарбионе? – спросил Кай.

– Через неделю мы будем в двух неделях конного пути от Дарбиона, – усмехнулся Трури.

Кай почесал затылок.

– Я просто подумал… – начал он, но осекся, захваченный новой мыслью: – Мы сегодня будем ночевать в Гарлаксе?

– Ага, – ответил Трури. – Сегодня можешь выспаться как следует; двинемся дальше только ближе к полудню.

– А как называется это море?

– Это не море, – без усмешки объяснил Трури, – это река. Нарья – самая большая река в королевстве, она течет с севера на юг через весь Гаэлон, поэтому для торговцев – она что-то вроде большой дороги.

– Гарлакс – торговый город, – заговорил Герб, когда Трури замолчал. – Очень богатый и поэтому довольно грязный. Ремесленного люда здесь мало, зато полным-полно купцов, менял, ростовщиков, бродячих магов, балаганных шутов и менестрелей…

– Менестрелей? – заинтересовался Кай.

– А также воров, бродяг, наемных убийц и попрошаек, – закончил Герб. – Здешний городской голова господин Арам приказал отлить статую, изображавшую его самого, из чистого золота. Статую установили над воротами его дома, и охраняли ее тринадцать городских стражников. В первую же ночь статую попытались украсть, но стражники отбились, с большим, правда, трудом. На вторую ночь караул удвоили. Статуя простояла неделю, и за это время на нее было совершено еще три нападения. А когда число стражников, охранявших статую, достигло тридцати пяти человек, статуя все-таки исчезла. Вместе со всеми охранниками. Вот история, характерная для Гарлакса.

От опушки леса казалось, что до города – рукой подать, но путники ехали еще три четверти часа, пока не достигли городских ворот. Домишки у возделанных полей, издали на фоне высоких крепостных стен выглядевшие убогими, вблизи оказались добротными деревянными домами – куда там утлым хижинам Лысых Холмов! Когда путники проезжали мимо одного из таких домов, его хозяин, куривший трубочку на крыльце, окликнул едущего впереди Герба:

– Добрые господа направляются в город?

– Это так, – ответил Герб, чуть придержав коня.

– Позвольте предложить вам переночевать у меня, – поднявшись на ноги и отвесив поклон, продолжил крестьянин. – Всего за две медные монеты вы получите теплые и мягкие постели, а еще за три – вкусный, горячий ужин.

– Благодарю тебя, – кивнул Герб и снова натянул поводья, – но мы намеревались переночевать в городской таверне.

Крестьянин, видимо, уверенный в том, что его предложение придется путешественникам по душе, раздосадованно крякнул и, зажав трубочку в кулаке, побежал за всадниками.

– Добрые господа, очевидно, едут из далеких краев! – прокричал он. – И с местными обычаями незнакомы. Кто ж суется в эту клоаку на ночь глядя?! Говорят, снова в городе Красавчик объявился, чтоб его хапуны разорвали, душегуба… Да и цены у меня втрое меньше, чем в городе. Добрые господа! На ужин я подаю сливовое вино и пшеничное пиво!..

Но путники больше не отвечали ему. И через несколько минут под копытами их коней загрохотал опущенный через ров мост.

* * *

Несмотря на то что мост был опущен, городские ворота, по обе стороны которых горели большие факелы, оказались закрытыми. Заперта была и высокая (в нее, не пригнув головы, мог проехать всадник) калитка в левой части ворот. Герб, не спешиваясь, постучал кулаком в калитку. Заскрипело, открываясь, маленькое оконце, и возник в том оконце мрачновато поблескивающий глаз.

Обладатель глаза по ту сторону калитки звучно рыгнул и осведомился:

– Кто такие будете? – Не дождавшись ответа на вопрос, стражник, должно быть углядевший тюки, ответил сам себе: – По торговому, что ли, делу? Ну стало быть, четыре медные монеты с вас. По монетке с человека. Пацан, так и быть, бесплатно.

– С каких пор, – ровным голосом спросил Герб, – за въезд в город королевства Гаэлон взимается плата? В законах королевства ничего об этом не говорится.

Невидимый страж расхохотался так, что по окончании смеха рыгнул целых два раза подряд. Из-за вырвавшихся из оконца пивных паров Кай чихнул. Стражник, вероятно, только заступил на смену, перед этим сытно пообедал дома, пропустив не одну кружку пива, и потому настроен был весьма благодушно.

– Оно так и есть, господин, – проговорил он. – По закону въезд бесплатный. Только законы законами, а стемнело уже давно. Добрые люди по своим домам храпят за надежными дверьми и ставнями. На улицах полным-полно всякого сброда. Заплатите – ребята проводят до любой таверны, какую укажете. А не заплатите… Идите на свой страх и риск.

– Мы в провожатых не нуждаемся, – подал голос Трури.

Стражник снова рассмеялся, лязгнув запором. Калитка отворилась, открыв освещенную факелами площадку перед сторожевой башней. На площадке пятеро стражников, усевшись кругом на пустых бочонках, увлеченно играли в кости. Столом им служила прохудившаяся бочка с рассохшимися ободьями. Кай удивленно расширил глаза, когда увидел на этой бочке перед каждым стражником груды медных и серебряных монет. Надо же, Жирный Карл такую кучу денег и в неделю-то не выручал, а здесь – смотри-ка!.. Алебарды стражников были прислонены к стене сторожевой башни.

– Ишь какие… – пропуская путников в город, добродушно проворчал стражник, оказавшийся здоровенным толстым мужиком в кожаном панцире. – Провожатые им не нужны. Ну не нужны так не нужны… Вишь ты, важные какие!.. Пацана-то оставили бы здесь, до утра подождать…

– А монетку, хоть одну, следовало бы заплатить, – меланхолично подал голос один из игроков, тряся в руке глиняный стакан, в котором гремели, прыгая, восьмигранные кости. – Кому поутру ваши трупы-то голозадые убирать? Нам. По справедливости-то надо хотя бы одну монетку заплатить. Или две.

– Кидай, не бубни! – оборвали стражника его товарищи.

– А ты чего здесь крутишься, шкура? – рявкнул вдруг толстяк в кожаном панцире, враз утратив свое добродушие, на огневолосую девицу, которая, сверкая в полутьме голыми коленками, уже второй раз продефилировала мимо стражников. – А ну вали отсюда, чтоб я тебя не видел!

Ночной Гарлакс был совершенно не похож на родной Мари, где в такой поздний час уж и не встретишь на улице прохожих. Разве что пройдет с развеселой песней, раскачиваясь, словно рыбацкая лодка на волнах, какой-нибудь забулдыга. Внутренности этого большого торгового города напомнили Каю матушкины сказки о подземельях гоблинов – узкие улочки кишели народом, и был ночной народ странен и, пожалуй, страшен.

Какие-то оборванные люди копошились грязными кучами под стенами домов, грубо ругаясь, словно что-то деля или о чем-то споря. При приближении путников людские кучи на минуту настороженно стихали, но стоило болотникам удалиться, гомонящая возня закипала снова. Ни из одного окна не падал свет на мостовую, закрыты были окна тяжелыми ставнями. То и дело кто-то крысиной побежкой пересекал дорогу четверым всадникам, возникая из тьмы и скрываясь во тьму. Изредка с жалобными стонами подкатывал под копыта косматый оборванец, привычно плачущим голосом выпрашивая подаяние. Дважды едущий впереди Герб вынужден был сворачивать с дороги, чтобы не раздавить валявшегося посреди мостовой то ли пьяного, то ли убитого… Трижды долетали издалека отчаянные крики боли и страха. И пахло здесь совсем не так, как в ночном Мари – нагретой за день пылью и цветущей сиренью, – а мерзко воняло гниющими отбросами и застоявшейся в канавах тухлой водой. Кое-где под стенами домов вспыхивали пуки соломы, освещая грязные, перекошенные физиономии, склонившиеся над чем-то, будто ночные волки над своей добычей, вспыхивал огонь и тут же гас.

– Мне здесь не нравится, – прошептал Кай, уже давно пожалевший о том, что они не остановились на ночлег в деревенском доме.

– Мне тоже, – ответил Трури.

Их обогнал Рах. Он поравнялся с Гербом, и Кай услышал, как он вполголоса сказал старику:

– Пятеро…

– Да, – ответил старик. – Почти от самых ворот ведут.

– Позволь мне?

– Конечно. Только надолго не задерживайся. Нам необходимо выспаться, а завтра рано утром ты с Крисом мне понадобишься.

– Я постараюсь поскорее…

Рах остановил коня, спешился и хлопнул своего скакуна по крупу, отдав ему резкое гортанное приказание. Низкорослый жеребец покорно потрусил в конце процессии. А болотник неслышно исчез в темноте.

Не успел Кай спросить Трури, что все это значит, как юноша заговорил сам:

– Еще немного осталось. Здесь неподалеку трактир «Сисястая корова». Веселое заведение. Днем и ночью там не смолкает музыка. Тамошний хозяин, чтобы развеселить посетителей, помнится, ел глиняные кружки. Штуки три мог зараз слопать.

– Как это? – удивился мальчик. – Кружки…

– В этом городе и не такое можно увидеть.

– Давно ты здесь был?

– Очень давно, – ответил Трури. – Я здесь родился. А потом меня нашел Герб.

Это известие почему-то очень поразило Кая. Родился – здесь?! Трури, ясноглазый юноша с чистым лицом, вовсе не был похож на обитателей здешних трущоб.

– Я был совсем малышом, – продолжал Трури. – И почти не помню того, как мои родители предложили Гербу купить меня.

– И он купил?

– Торговля людьми противоречит законам Гаэлона, – ответил юноша и усмехнулся. – Я достался Гербу даром.

«А что было потом?» – хотел спросить Кай, но не успел.

Всадники въехали в темную улочку, такую узкую, что на ней с трудом могли разминуться двое прохожих. Тут их нагнал Pax, быстро и бесшумно вскочив в седло своего жеребца.

И тотчас дорогу болотникам преградила какая-то темная фигура, почти неотделимая от ночной смрадной темени города. Герб остановил коня.

– Добрые господа… – развязно проговорил человек. Луна, вышедшая из-за туч, осветила его капюшон, полностью скрывающий лицо, и невероятно изорванный плащ. – Добрые господа, не подадите ли монетку старому больному человеку?..

* * *

Красавчик Гиза был веселым человеком и, как полагается всем веселым людям, очень любил хорошую шутку. Первую свою шутку он отмочил в шестилетнем возрасте: набил папаше в трубку вместо табака семян разрыв-травы. Папаша, раскурив трубку, остался не только без трубки, но и без носа и двух пальцев на правой руке.

Выдран за это малолетний Гиза был нещадно – так, что и через три года при воспоминании о том дне сильно зудели у пацана места, по которым прошелся папашин кожаный ремень. Поэтому, сыграв с соседом очередную свою шутку (на этот раз совершенно невинную: подумаешь, всего-то повесил у него над крыльцом его же собственную кошку), девятилетний Гиза призадумался. Сосед, хромоногий скорняк, как ему было прекрасно известно, чувством юмора не обладал. Зато обладал увесистой суковатой палкой, с которой не расставался ни на улице, ни дома. Автора уморительной хохмы вычислять никто не будет, так как все обитатели безымянной улочки беднейшей части Гарлакса, где и проживал веселый малыш, были в курсе его увлечений. А отведать суковатой палки, которая, должно быть, бьет покрепче отцовского ремня, у Гизы никакого желания не было.

Немного покумекав, он поджег соседский дом, и поджег основательно – с четырех углов, напихав в щели побольше сухой соломы. Дело было ветреной летней ночью, и результат этой забавы превзошел все ожидания. Выгорела дотла половина улицы, в том числе и родительский дом Красавчика Гизы.

Осиротевший пацан прошатался день по городу и, даже не успев как следует проголодаться, был подобран у трактира «Сисястая корова» сердобольной вдовой богатого торговца тканями. Бездетная вдовушка, умилившись конфетно-красивым белокурым отроком, сама привела его за руку в свой дом, откуда ее три месяца спустя вынесли ногами вперед, а проломленной головой, соответственно, назад.

Обыскивая дом, городские стражники и соседи-доброхоты не обнаружили ни золота, ни драгоценных камней, до которых покойная вдова была большая охотница, а лишь забившегося в угол заплаканного мальчишку, который, всхлипывая, и поведал им душераздирающую историю о страшных дядях с во-от такенными ножами и дубинками, насмерть уходивших его добрую покровительницу и только чудом не заметивших его самого. Надо ли говорить, что пригретый кем-то из соседей пацан бесследно исчез на следующий же день.

После этого случая шумный Гарлакс очень долго ничего не слышал о Гизе. Только через шесть лет вынырнул пятнадцатилетний юноша на глаза людские, появившись в чистеньком и тихом трактире центральной части города. Гиза стал еще красивее, ибо к природной привлекательности добавилось еще и очарование мужественности. Где он был все эти годы и чем занимался, никто никогда не узнал (говорили, впрочем, что он находился на содержании у какой-то престарелой графини), но сразу было видно, что времени даром Красавчик не терял.

Гиза был хорошо одет, сдержан в манерах и галантен в обращении с прекрасным полом. Никакого труда ему не стоило, поговорив четверть часа, загадочно поулыбавшись и похлопав длинными и пышными ресницами, так расположить к себе собеседницу, что она уже готова была считать его сказочным принцем-инкогнито, дарованным самой судьбой в качестве компенсации былых сердечных неурядиц.

Как известно, богачи – люди, невоздержанные в своих пристрастиях, особенно в таком городе, как Гарлакс. В трактирах и харчевнях только и разговоров, что такой-то, обожравшись разносолами, отдал концы, такой-то упился вусмерть, а такой-то, играя в кости, так разволновался, что его прямо за столом хватил удар.

Богачи помирают, а жены их, как существа более благоразумные, живут дольше. Ну если, конечно, не встретят на своем пути юного, прекрасного и такого пылкого незнакомца – тогда женское благоразумие тает стремительно, как сосулька на ярком весеннем солнце. И в темных и смрадных трущобах Гарлакса, где Гиза сбывал награбленное, самые авторитетные воры и убийцы из Ночного Братства признали прекрасноликого юношу своим братом по ремеслу и, как водится, дали ему второе имя – Красавчик.

Три года Гиза кочевал из одного дома в другой, купаясь в неистовых волнах женской отцветающей страсти, пока какая-то из его многочисленных возлюбленных почему-то не почила с миром, отведав вина с ядовитым порошком, а выжила в доме городского лекаря. Эта особа, будучи по натуре бойкой и решительной, отомстила предателю с истинно женским коварством. Раздобыв магическое зелье, способное самого ослепительного красавца превратить в жабоподобного урода, она подстерегла Гизу да и запустила в него глиняным пузырьком. Но Гиза успел увернуться, и пузырек разбился не об его лоб, как хотела того мстительница, а о локоть, и всего только несколько капель жуткого зелья попало на лицо. Правда, и такого количества хватило на то, чтобы отнять у Гизы самое сокрушительное его оружие – красоту. После того страшного случая левая половина лица Гизы представляла собой отвратительную черно-зеленую пупырчатую маску, левый, ослепший, глаз недвижно торчал багровым наростом, а левая рука, скрючившись, превратилась в подобие лягушачьей лапы.

Снова исчез Гиза. И объявился через год – уже не один. С ним был здоровенный огр, чересчур тупой и свирепый даже для огра и потому взамен своего труднопроизносимого имени получивший прозвище – Балда.

Парочка прочно обосновалась в Гарлаксе, и ночные их вылазки вскоре начали наводить ужас на весь город, ибо Гиза, не в силах справиться со своим веселым нравом, не ограничивался банальным грабежом, но выплескивал жажду забав на своих жертв, которые, как правило, такого не переживали. Правда, после того, как Гиза взял дом местного пирожника Урла, вынеся все ценности, а несчастного хозяина, начинив рубленой бараниной, подвесил над жаровней с тлеющими углями, городской голова господин Азар назначил цену в двадцать серебряных монет за Красавчика, живого или мертвого. Но говорили, что стражники того района, где орудовал Гиза, получали от него немалую дань – а чем еще можно было объяснить, что Красавчик до сих пор не пойман и даже, по слухам, увеличил свою банду до пяти человек?

* * *

…В ту ночь Красавчик со своими ребятами только вышел на охоту, как пришла ему весточка, что через западные ворота в город въехали четверо всадников. «По виду непонятно кто, – нашептала на ухо Гизе рыжая шлюха Марта, – тюки у них огромадные на лошадях. Может, торговцы? Но уж больно серьезные и важные…»

– И не таких ломали, – хмыкнул Гиза из-под своего капюшона и в качестве награды ущипнул Марту за задницу. – Раз отказались от провожатых, пусть пеняют на себя.

План в голове Красавчика возник моментально. Ближайшая от ворот таверна – «Сисястая корова», туда-то, скорее всего, и направляются чужаки. Но даже если и не туда, все равно Тухлого переулка им не избежать – через него поедут. А Тухлый переулок – место о-очень удобное для близкого знакомства с такими важными господами, будь они хоть трижды важные и будь их хоть втрое больше…

– Петля, Дед, Корявый и ты, Балда, – скомандовал Красавчик, – айда за мной!

Всадников догнали довольно быстро. Некоторое время неслышными тенями следовали за ними, неторопливо трусившими по грязной мостовой, и привычным глазом определяли ценность потенциальной добычи. Что-то настораживало опытного Красавчика в этих четверых, но что именно, понять не мог. «Ладно, – отмахнулся он от сомнений. – Из Тухлого переулка живыми все равно им не уйти…»

Когда всадники приблизились к Тухлому переулку, Красавчик остановил свою команду.

– Делаем все как обычно, – прошипел он на ухо мужику, лицо которого покрывала буйная пегая растительность, отчего оно было похоже на медвежью морду. – Слышь, Дед? Остаешься за главного. А ты, Балда… – Гиза, поднявшись на цыпочки, схватил огра за острое ухо, – ежели еще раз рыкнешь не вовремя – язык отрежу! Не шуметь. Я пошел вперед…

Чуть кренясь на левую сторону, Красавчик добежал до стены ближайшего дома, взлетел на бочку, а с бочки вскочил на низкую крышу – и помчался по крыше, скоро скрывшись в густой мгле.

– Значить, как раньше… – захрипел оставленный за старшего Дед и хлопнул по плечу круглолицего малого, с обмотанной вокруг руки удавкой. – Ты, Петля, с Корявым по одной стороне, а я с Балдой – по другой. Ясно?

– Ясно, – кивнул Петля.

– Ясно, – сипнул Корявый, здоровенный мужик какого-то неуловимо несуразного телосложения, будто сколоченный из суковатых бревен.

– Начали… – хотел проговорить Дед, но не успел, потому что возникшая неведомо откуда сила закрутила его тело винтом и с маху швырнула о мостовую.

Позабыв угрозу Красавчика, огр Балда раззявил пасть, чтобы ошарашенно рыкнуть, и тут же грянулся навзничь, еще в полете потеряв сознание от точного и чудовищно сильного удара под дых. Мгновением позже, получив крепкий тычок в горло, беззвучно осел Корявый. Прежде чем приложиться лбом об стену, Петля вдруг очень близко увидел соткавшегося прямо из вонючей ночной мглы незнакомца. Страшно было его лицо: на безволосой голове виднелись следы давних ожогов, с левой стороны подбородка темнел диковинный округлый шрам. Но даже не это испугало Петлю, а то, что не было гримасы ярости на этом лице, как у всякого человека, вступающего в бой. Незнакомец выглядел спокойным и деловито-сосредоточенным, словно не раскидывал в разные стороны банду опаснейших головорезов, а, скажем, обрубал ветви кустарника, чтобы расчистить себе путь.

Впрочем, поручиться за то, что именно эта мысль мелькнула в круглой голове Петли, никто бы не смог.

Ровно через два удара сердца после того, как появился, Pax снова нырнул во тьму, оставив у стены четыре бесчувственных тела.

* * *

– Добрые господа, не подадите ли монетку старому больному человеку?.. – проговорил Красавчик.

– Если тебе нужна монетка, – ровно сказал старик впереди процессии, – ты можешь пойти в трактир и продать нож, который держишь в рукаве.

«И как углядел, что блеснуло? – подумал Гиза. – Темно же…» Тем не менее он без удивления в голосе продолжил разговор:

– Довольно бессовестно, добрые господа, издеваться над бедным человеком, у которого второй день крошки не было во рту…

При этом Красавчик не смог удержаться, чтобы не бросить быстрый взгляд на низкие покатые крыши, откосы которых почти смыкались над Тухлым переулком.

– Удобное место, – сумев перехватить его взгляд, ответил старик. – Очень легко и просто камнями или дубинами сверху проломить головы тем, кто едет по этой улице. Или петлей сдернуть всадника с коня. Четверо парней на крышах способны в несколько мгновений положить небольшой отряд.

На это уже Гиза не нашелся что ответить. Он непроизвольно вздернул голову, чтобы лучше видеть старика. Но и тот, видно, успел рассмотреть его лицо.

– Сдается мне, это тебя величают Красавчиком, – сказал он. – Прозвище точнее действительно трудно подобрать.

Гиза отступил на шаг. Потом еще на шаг. Почему ребята медлят? Они уже давно должны были… да-да, сделать именно то, о чем говорил этот странный старик!

– Убирайся с дороги, Красавчик, – услышал он голос старика. – И будь уверен: еще раз попадешься нам – разговор будет совсем другим.

Гиза скрипнул зубами. Бешеная ненависть зашумела в его голове. Еще немного, и он бы бросился с ножом на этого старикана, но инстинкт подсказал, что он вряд ли даже успеет обнажить оружие. Поэтому, не колеблясь, бандит повернулся и бегом припустил прочь.

* * *

– Что это было? – шепотом спросил Кай, когда болотники продолжили путь.

– Ночные Братья, – тоном, которым говорят о пролетевшей мимо летучей мыши, откликнулся Трури. – Грабители то есть. Их полным-полно в этом городе. Столько, что городская стража предпочитает вести с ними дела, нежели бороться. А вот, погляди, и «Сисястая корова»…

Впереди засиял желтоватый свет. Подъехав ближе, Кай увидел низкий, словно расплющенный ударом чудовищного молота, домишко с небольшой пристройкой под крышей. Окна этой пристройки, как и окна первого этажа, ярко светились. Над полуоткрытой дверью, из которой вместе с клубами жидкого синеватого дыма струился приглушенный гомон, был укреплен факел, освещавший несуразную деревянную вывеску, изображавшую то ли дурную горбатую лошадь, то ли перевернутую вверх тормашками пузатую свинью. А может, и двухголовую помесь курицы и быка, но уж никак не корову, тем более «сисястую».

Болотники спешились. Рах повел лошадей, груженных тюками, на задний двор «Коровы», а остальные во главе с Гербом вошли внутрь таверны.

Кая сразу оглушил многоголосый шум, царивший в тесной трапезной, так густо уставленной кривоногими столиками и короткими низенькими скамьями, что пройти к стойке было трудновато. Столики, точно муравьями, были облеплены полупьяными, пьяными и пьянющими оборванцами. Таких живописных лохмотьев, таких физиономий, щедро украшенных язвами, шрамами, синяками и ссадинами, мальчику еще никогда не приходилось видеть. Из-за удушающего смрада перегоревшего самогона, табачного дыма и вони немытых тел Кая едва не вывернуло наизнанку.

– Из здешних ночных заведений, – молвил Трури, когда Кай попятился назад, ткнувшись затылком в его грудь, – «Сисястая корова», наверное, самое приличное. Не бойся. Нас тут знают, в трапезной нам надолго задержаться не придется.

– Самое приличное?.. – только и выговорил Кай.

Болотников и впрямь здесь знали. Не успел Крис, идущий последним, перешагнуть порог, как к ним уже поспешил, выпрыгнув из-за стойки, вертлявый и смуглый парень, голорукий, одетый в одни только короткие штаны и невероятно грязный передник. Растолкав длинными мускулистыми руками протестующе мычащих оборванцев, легко перепрыгнув через дюжину скамеек, парень молниеносно оказался прямо перед Гербом.

– Давненько вас не было видно, уважаемый Герб, – быстро сломившись пополам и выпрямившись, тонким голосом проговорил парень.

– И тебе привет, Пузо, – отозвался старик.

Кай удивленно уставился на худого парня с таким неподходящим прозвищем и тут вдруг увидел, что никакой это не парень. Это взрослый и, наверное, даже старый мужчина. Лицо его при ближайшем рассмотрении оказалось покрыто мельчайшей серой паутиной тонких морщин, губы бледны и тонки, а в желтоватых кошачьих глазах таилась тревожная настороженность.

– Почему – Пузо? – потянувшись к Трури, спросил Кай.

– Потому что самая выдающаяся часть тела этого человека – утроба, – усмехнувшись, ответил ему на ухо тот.

– Это он ест за деньги глиняные кружки?

– Смотря за какие деньги, – услышал мальчика тавернщик. – За пять медяков могу кружку сжевать. А за серебряную монетку – целых три, да еще кувшин в придачу. А уж за золотой гаэлон можно расстараться и скамейку проглотить. И безо всякой магии. Я, молодой господин, из бедной семьи вышел, вот и привык всякую гадость жрать. У молодого господина есть деньги?

– Привычка ко лжи не украшает мужчину, – сказал Герб, но не ему, а Каю. – И деньги, чеканки двора его величества, негоже тратить на сомнительные развлечения.

– Я не врал, а приукрашивал, – хмыкнул Пузо и тут же, опять поклонившись, осведомился: – Господа желают комнату?

Не дожидаясь ответа, он повел болотников к стойке, за которой виднелась лестница, ведущая, очевидно, в пристройку. По пути Пузо так ловко и бесцеремонно отвешивал пинки, раздавал подзатыльники, что двигавшиеся в его фарватере путники добрались до лестницы так же быстро, как если бы шли по просторной мостовой. На мгновение обернувшись, Пузо что-то шепнул старику, а сам взлетел по ступенькам наверх.

Скрипнула дверь, раздалось невнятное визгливое восклицание – и вниз по лестнице скатилась полуодетая девица, а следом за ней, торопливо натягивая штаны, вывалился ошеломленно мигающий красными пьяными глазами бородатый мужик.

– Пожалуйте, господа! – крикнул, высунувшись из-за двери, Пузо.

Комната была совсем крохотной, и большую ее часть занимала широченная кровать, правда, безо всякой перины и покрывала. Через два маленьких окна лилась в комнату липкая темень, рассеиваемая, впрочем, светом масляного светильника, подвешенного к потолку.

– Подождите минуту, – снова поклонился худощавый Пузо, – и я принесу вам ужин. – На пороге он, однако, задержался. – Может быть, уважаемый Герб желает чего-нибудь еще?

Старик, кажется, ждал этого вопроса.

– Да, – ответил он. – Мне нужно четыре куска черного золота, склянку русалочьих слез, меру бормочущего порошка и брусок каменного пламени в палец величиной.

Пузо, кивавший по мере того, как Герб перечислял все эти загадочные штуки, при словах «брусок каменного пламени» нахмурился.

– Черное золото, русалочьи слезы и бормочущий порошок достать нетрудно, – сказал он. – Этого добра в Гарлаксе пруд-пруди. А вот с каменным пламенем сложнее. Разве что у Тианита есть немного? Но я к нему не пойду… – Тавернщик вдруг сморщил лицо и, сложив из пальцев обеих рук «трехрогую козу», сделал отмахивающий жест.

– Значит, завтра придется навестить еще и Тианита, – усмехнулся Герб.

Пузо поклонился и исчез, неслышно притворив за собой дверь.

Пока Рах и Трури чистили дорожные плащи, чтобы уложить их на дощатую поверхность кровати, Кай подошел к старику.

– А кто такой этот Тианит?

– Маг Сферы Смерти, – ответил Герб.

Почему-то это высказывание заставило Кая поежиться. Старик заметил это.

– Ты ведь знаешь, – сказал он, – что по уставу Ордена Королевских Магов любому городу полагается иметь представителя каждой из четырех Сфер.

– Ага, – кивнул мальчик. – У нас в Мари Арарн-ведьмак был. Говорят, он в Сфере Огненных Магов состоял.

– Сфера Огня, – поправил Герб. – Еще есть Сфера Жизни, члены которой учатся повелевать всеми живыми существами. Есть Сфера Бури. Маги, принадлежащие к ней, способны управлять стихиями воды и ветра. А есть Сфера Смерти. Тамошние маги поднимают мертвых и вызывают на службу демонов из Темного Мира. Как правило, люди испытывают к магам этой Сферы непреодолимый ужас, хотя по мне так Сфера Смерти нисколько не могущественнее прочих Сфер. И конечно, тоже служит людям. А Тианит – мой давний знакомый. Приятный собеседник, довольно знающий маг… Правда, он несколько мрачен и замкнут – в силу особенности своих занятий.

– А вы? – осторожно спросил Кай. – Из какой Сферы?

– Мы Ордену Королевских Магов не принадлежим, – объяснил Герб. – Закон королевства не запрещает заниматься магией людям, не являющимся членами какой-либо из Сфер. К тому же, – добавил он, – теоретические магические изыскания – совсем не наше дело. Магия необходима нам, чтобы выживать. Ты что-то еще хочешь знать?

Конечно, Кай хотел. Но тут вошел Рах, а следом за ним и Пузо, в руках которого каким-то чудом умещались большой поднос, уставленный исходящими паром тарелками, свиной окорок, круглый хлеб, размером не уступавший мельничному жернову, кувшин и несколько кружек. При виде еды у изголодавшегося мальчика тут же вылетели из головы все вопросы.

После ужина, укладываясь на большой постели между Гербом и Рахом (Крис устроился на полу, а Трури отправился ночевать на конюшню, чтобы охранять тюки), Кай чутко прислушивался к шуму внизу. Мальчику жутко хотелось спать, но, уходя, длинноволосый юноша задал ему урок: не открывая двери, выяснить, сколько человек находится в трапезной.

Крепко зажмурившись, Кай до головокружения разбирал невнятные вскрики, обрывки песен и ругательства, густо разбавленные звоном кружек, скрипом скамеек и глухим стуком падающих тел – внизу то и дело вскипали потасовки.

– Семнадцать… – уже засыпая, прошептал он.

– Неверно, – раздался голос старика. – Четырнадцать мужчин и семь женщин. Двое только что вышли, трое вошли… Двадцать один человек. А с Пузом – двадцать два. Сосредоточься и попробуй еще раз.

– А я ведь почти правильно угадал! – похвалился Кай.

– Ты не угадываешь, а слушаешь. А «почти правильно» – только подслащенная замена слову «неправильно».

Кай смог заснуть лишь через час с четвертью. Последняя его попытка была более удачной, чем предыдущая. Он верно назвал количество женщин, а в общем ответе ошибся всего на трех человек.

* * *

Кай проснулся один в пустой комнате. Он сбросил с себя плащ, пахнущий дорожной пылью, поднялся, подошел к окну и выглянул на улицу. Утреннее яркое солнце преобразило город. Улицы, в ночной тьме казавшиеся подземными норами, раздались вширь – и по ним теперь не сновали похожие на крыс нищие, а чинно шествовали кухарки с корзинами, вышагивали, покачивая алебардами, городские стражники. Из окон, освобожденных от глухих ставень, неслись ароматы готовящихся к обеду кушаний и буднично деловитые голоса.

Кай вдохнул полной грудью, обернулся и… вздрогнул. За его спиной стоял Крис. Привычно удивившись чудесному умению болотников передвигаться абсолютно неслышно (а как, интересно, он умудрился бесшумно отворить скрипучую дверь?), мальчик вежливо пожелал Крису доброго утра.

– И тебе доброе утро, – кивнул болотник. – Внизу уже готов завтрак, а во дворе есть колодец, где можно умыться.

– А где все? – спросил Кай.

– Внизу, – ответил Крис. – Все, кроме Герба. У нас есть еще время для отдыха, пока он не вернется.

«А куда он направился?» – хотел спросить Кай, но тут же вспомнил вчерашний разговор о магах. Вот придет старик, можно будет более подробно поговорить на эту тему. Мальчик задал другой вопрос:

– А куда мы поедем после Гарлакса?

– Нам предстоит долгий путь, – проговорил Крис. – Теперь нам долго не придется ночевать в теплых постелях таверен и постоялых дворов. Из Гарлакса, где мы обычно делаем последние покупки, двинемся на Запад. Места там глухие, больших городов на дороге больше не попадется. В полудне пути отсюда начнется Паучий лес, из которого мы выйдем хорошо если через два дня…

– А почему – Паучий? – приводя в порядок одежду, осведомился Кай, которому не очень понравилось название.

– По большей части в том лесу растут железные деревья, самому юному из которых не меньше двухсот лет.

– Железные деревья?

– В тех краях, откуда ты родом, железных деревьев не сыщешь. Разрастаясь, они переплетаются кронами, совершенно не пропуская к земле солнечный свет. Оттого, кроме железных деревьев и серого мха, в сердце леса ничего больше не растет, поэтому и животных там редко встретишь. Зато уйма птиц и насекомых – особенно пауков, любящих темень и сырость. Ну… сам посмотришь.

– Пауки – это не самое плохое, – повеселел Кай. – Волки, медведи и рыси – намного хуже.

– Волков там нет, – подтвердил Крис. – Медведей и рысей тоже. Разве что на самом краю леса. Но твари, для которых у людей не нашлось имени, встречаются.

Кай испытующе посмотрел на него. Болотник спокойно улыбнулся в ответ. Нет, он не шутил и не пытался его напугать. Как уже понимал Кай, это было не в обычае болотников. Крис попросту подробно отвечал на заданный ему вопрос.

– А дальше?

– Как выйдем из Паучьего леса, – продолжал Крис, – места пойдут глухие. Потом начнутся Каменные Пустоши. Дорога через них нелегкая – очень трудно в Каменных Пустошах сыскать воду и еду. Да… Потом поедем через дикие земли – нам еще долгий путь предстоит пройти, прежде чем мы достигнем Горши. А до нашего болота мы будем сплавляться вниз по Горше. Слыхал о такой реке?

Кай помотал головой.

– Неудивительно, – заметил Крис. – Горша впадает в Туманные Болота. Вот там-то мы и живем. Там-то ты и начнешь учиться всему, что знаем мы.

– Ух ты!.. – выдохнул мальчик и больше ничего не смог сказать. Он будет учиться всему, что знают и умеют болотники! Он станет таким же умелым воином, как они! Да после такого обучения не только в Северную Крепость – в Горную Крепость возьмут на службу!

– А теперь пойдем завтракать, – сказал Крис.

* * *

В трапезной сейчас было тихо. Кроме столика, за которым завтракали болотники, занято было еще два стола. За одним, опустив косматую голову на залитую вином и изрезанную ножами столешницу, натужно храпел какой-то оборванный тип, а за другим сидел, покачивая на коленях потертый струнный инструмент, похожий на скверного гуся, худощавый мужчина. Голову он склонил к своему «гусю» так низко, что ярко-рыжие лохмы полностью закрывали лицо. Кай, едва увидев рыжего, остановился как вкопанный. Глаза его заметались по трапезной, словно он надеялся увидеть где-нибудь рядом громадного серокожего огра. Трури, Рах и Крис удивленно посмотрели на побледневшего мальчика.

– Господин Корнелий… – прошептал Кай. Рыжий протяжно вздохнул и поднял голову.

«А, сэр Кай Истребитель Огров, привет тебе!» – зазвучало в ушах мальчика.

– Господин Корнелий! – закричал Кай.

Широкое рябое лицо с уродливо расплывшимся перебитым носом выражало тоскливую муку. В глазах, недоуменно уставившихся на мальчика, бултыхалась муть. Кай мотнул головой, отгоняя наваждение.

– Тебе, малый, чего? – произнес рыжий. – Есть монетка?

Голос у него был низкий и хриплый, точно не говорил он, а рычал. Кай сглотнул.

– Одна медяшка, – хрипло простонал рыжий, – и сладкозвучное мое пение заставит тебя смеяться. Или плакать… Это уж на твой выбор. Столько, сколько я знаю песен, побасенок, куплетов и баллад, не знает никто в этом городе… О, веселый Гарнак, как башка-то болит!..

Выговорив это, рыжий схватился за горло и мучительно рыгнул.

– Ты его знаешь? – спросил Трури, оказавшийся рядом с Каем.

– Нет, – ответил Кай. – Показалось…

– Одна медяшка! – заново начал рычать-причитать рыжий. – Одна-единственная медяшка, добрые господа! Не дайте помереть с похмелья самому талантливому менестрелю города Гарлакса… Да что там города – всего королевства!..

Кай посмотрел на юношу. Тот кивнул: один раз мальчику, другой раз – тавернщику, безучастно наблюдавшему за этой сценой. Пузо нырнул под стойку и вынырнул с полной кружкой в руках. Менестрель, не выпуская из рук своего инструмента, рванулся к стойке словно утопающий к берегу. Вытянув кружку одним глотком, он поднял расцветшее лицо. Перебитый нос его запунцовел.

– Другое дело, – рыкнул менестрель. – Чего угодно молодому господину? Веселую песенку? Э-эх, вы-ыбрал в жены я осли-ицу!.. – ударив по струнам, заревел он так, что Кай зажал уши.

– Не надо петь? – удивился этому жесту рыжий. – А чего ж тогда? Ну-ка, глянь…

Он грохнул своим инструментом по стойке и извлек из поясной сумки несколько разноцветных тряпичных мячиков. Подкинул в воздух сразу два, потом еще два… Кай удивленно заморгал – мячики не падали на пол. Менестрель ловил их и подбрасывал снова, ловил и подбрасывал. Мячики образовали цветной круг, и круг вращался, подчиняясь почти неуловимым движениям рук рыжего, пока один из мячиков не отлетел вдруг в сторону. Менестрель сделал судорожную попытку поймать мячик… и упустил все остальные.

– А? – тем не менее с дурашливой гордостью осведомился он. – Как? Здорово?.. А чем еще может порадовать бедный менестрель такого красивого молодого господинчика? Нешто последние слухи желаете узнать? Эт-то запросто, – и рыжий заговорил, машинально перебирая струны: – Говорят, Красавчика сегодня ночью какие-то залетные душегубы причесали. Всю банду его прямо втоптали в мостовую! Правда, не сдох никто, но ближайшую неделю в этой части города спокойно будет. А сам Красавчик, говорят, из передряги невредимым выкрутился. Он такой, с него станется… И еще говорят, поклялся свирепо отомстить обидчикам. А чего ж – и отомстит. Ежели в городе не повстречает их, так еще где настигнет. У него-то, у Красавчика, и в здешних лесах дружки-товарищи есть… Пожалуйте, добрый молодой господин, за свежие новости еще кружечку. Ведь никто пока еще не знает, только я один знаю…

Кай снова посмотрел на Трури. Юноша нахмурился.

– Пожалуйста, – попросил мальчик. А сам подумал, что, если бы не перешибленный нос и не хриплый бас, этот рыжий менестрель был бы вылитым Корнелием. Чем-то родным до слез веяло от его беззаботной пьяной болтовни под перебор струн.

– Еще одну, – сказал Трури тавернщику.

– А вот толстая Стилка с улицы Трех Мерзлых Петухов, – выхлебав вторую кружку, бодро зарычал менестрель, – ну жена Лавы-травника, ну та самая, что в прошлом году с Гагой-булочником путалась, теперь, говорят, городских стражников полюбила. Которую ночь, говорят, ночует в караульной башне. Нарочно, говорят, день-деньской буянит, чтоб ее стража загребла. Колотит своего Лаву прямо на улице на глазах всего честного народа почем зря. А наши доблестные стражники… – Рыжий менестрель густо загоготал. – Наши стражники, говорят, когда в последний раз ее в караулку волочили, все советовали: ты, Стилка, дескать, не по носу благоверному стучи и не по шее, а рога ему лучше пообломай, а то он, дескать, в двери уже проходит только на четвереньках – рога мешают… Пожалуйте, добрый молодой господинчик, еще кружечку, я вам и не то расскажу…

– По-моему, достаточно, – сказал Трури.

Тут дверь распахнулась, и в таверну ввалилась компания каких-то ранних пьяниц. Рыжий менестрель, подхватив свой инструмент, бочком подскакал к ним, взлетел на скамью и проревел:

– Пей пиво! Пей! Пей! И бутылки об пол бей!

– А вот и музыка! – умилился один из выпивох. – Слышь ты, рыжий, сидай к нам. А ну хозяин, тащи за стол, чего у тебя там есть… И пива побольше!..

– И покрепче! – гулко поддакнул менестрель, пританцовывая на скамье.

* * *

В трапезной таверны было темновато – маленькие окна не пропускали достаточно света. Да еще казалось, что винный перегар, табачный дым и нечистое дыхание забулдыг давно образовали в помещении особую атмосферу, удушливо-сумрачную и зловонную. Потому на столы, занятые посетителями, Пузо ставил сальные свечи – толстенные, мутно-желтоватые, горевшие тусклым огоньком, зато нещадно чадившие.

– Искусство управления звуком, – объяснял Трури за завтраком, – начинается с умения слушать. Это как бой на мечах. Сначала учишься держать в руках клинок, а уж потом – наносить удары и парировать их.

Позади Кая скрипнула дверь. Выпустив из рук ложку, которой хлебал бульон, он дернулся, чтобы обернуться, но вовремя удержался.

– Один, – напрягшись, проговорил он. – Мужчина. Большой.

– Плохо, – сказал на это Трури.

Кай удивился. Неужели он не отличит стук шагов, который производит один человек, от стука шагов двоих или троих? Это же проще простого! Он все-таки оглянулся и увидел, как через порог переползал, пыхтя и едва держась на ногах, толстый мужичонка, волочащий на спине мертвецки пьяного собутыльника.

– Нечестно! – воскликнул мальчик.

– Почему? – удивился юноша. – Я на твоем месте с закрытыми глазами мог бы сказать, сколько лет каждому из этих двоих, во что они одеты и какого цвета у них волосы.

– Так то же ты… – вздохнул мальчик.

Он снова взялся за ложку, но уже через несколько глотков отложил ее. Вой и гомон, окрепшие в трапезной, раздражали его. Ему уже хотелось поскорее покинуть это место, поскорее выехать из города, чтобы продолжить путь к загадочным Туманным Болотам.

Сколькому еще предстоит научиться! Бездна потаенных знаний, только чуть приоткрывшаяся, ничуть не пугала его. Наоборот, он жаждал побыстрее окунуться в эту бездну. А потом, когда постигнет все, что знают болотники, перед ним ляжет дорога к Северной Крепости, дорога к рыцарским подвигам и ратной славе!

– А скоро Герб вернется? – спросил Кай.

– Ты спешишь? – услышал он голос старика рядом с собой и, вздрогнув, выронил ложку.

Трури расхохотался.

– А что? – с деланой обидой надул губы мальчик. – Вы же безо всякого шума передвигаетесь! Как я мог услышать, что Герб вошел в таверну?

– Услышать, правда, для тебя было бы трудновато, – проговорил старик, садясь за стол и кладя себе на колени небольшой мешок из плотной черной ткани. – Но увидеть – было бы легко. И для этого не обязательно оборачиваться, – предупредил он неосознанное движение мальчика.

– Как это?

Старик указал кивком на свечу перед Каем. Скрипнула дверь, и тусклый огонек, дрогнув, выгнулся крохотным язычком.

– Посмотри, что делают они, чтобы узнать, кто вошел в таверну, – сказал Герб, повернувшись к компании, которая восторженными криками приветствовала очередного своего товарища. – Кто-то оборачивается к двери, кто-то орет на ухо тому, кто сидит рядом лицом ко входу, спрашивая; а кто-то делает и то и другое одновременно. Ты не находишь это глупым?

Кай помедлил с ответом. Проще всего было бы сказать: да. Но мальчик вдруг задумался, а сам он не поступал ли так, как эти… за столом? Хотя вообще-то не всегда. Когда он жил в «Золотой кобыле», ему вовсе не обязательно было оглядывать двор, чтобы убедиться в том, что зловредный Сэм не встретится на пути. Жизнь забитого сироты-приблуды научила его замечать приметы, на которые не обращали внимания остальные. Правда, куда там было усвоенным им привычкам до сложной науки болотников. Когда он приоткрыл Гербу систему взаимоотношений с хозяйским сынком, тот прихлопнул мальчика по макушке, на которой топорщились давно не стриженные космы:

– Молодец. Трури говорил мне, что ты быстро схватываешь. Он уже объяснил тебе, что воин прежде всего должен уметь знать, что происходит вокруг него?

– Да, – сказал Кай.

– Трури научит тебя слышать.

– Да… Но я бы хотел… если можно, я бы хотел еще научиться смотреть…

– Если таково твое желание, я буду учить тебя смотреть.

Кай просиял.

Болотники быстро закончили завтрак. Герб, отказавшийся от еды под предлогом того, что уже успел подкрепиться в доме мага Сферы Смерти, отправился седлать коней. Кай вызвался ему помогать, но старик сказал, что справится сам.

Вообще, как давно приметил мальчик, понятие субординации было вовсе не знакомо болотникам. Каждый распоряжался своим временем так, как считал нужным. Другое дело, что при этом он в первую очередь имел в виду не собственную выгоду, а интересы общего дела.

Примерно через три четверти часа путники покинули город. Хорошо отдохнувшие кони бодро понесли их вперед. Паучьего леса они достигли, когда солнце уже начало клониться к земле. Первые несколько часов Кай ехал вместе с Трури. На глазах у мальчика была плотная повязка. Ничего совершенно не видя, он старательно вслушивался в окружающий мир, описывая Трури места, через которые они проезжали. Поначалу повязка очень мешала Каю, но мало-помалу он перестал ее замечать. Правда, ко второй половине дня внимание его стало ослабевать. И на опушке Паучьего леса мальчик попросил у Трури разрешения пересесть к Гербу.

– Я вовсе не устал, – поторопился объяснить он, снимая повязку. – Мне просто… нужно подумать о чем-то другом. А то голова кружится.

Трури, хохотнув, понимающе подмигнул Каю и, поравнявшись с Гербом, который ехал впереди, легко поднял мальчика на руки и пересадил его к старику.

– Вот и славно, – встретил Герб Кая. – Ну-ка, оглянись по сторонам и скажи, что ты видишь?

Кай понял, что отдых ему не грозит. Но сдаваться он не собирался. Из древесного мха старик соорудил ему тугие ушные затычки, и теперь уже мир звуков перестал существовать для мальчика.

– Это на первое время, – пояснил Герб, перед тем как заткнуть мальчику уши, – чтобы ты не отвлекался на то, что слышишь.

Глубоко вздохнув, Кай, не слыша собственного голоса, добросовестно начал перечислять все, на что падал взгляд.

Дорога, по которой они въехали в лес, становилась все уже и уже, протоптанные проплешины – чем дальше, тем заметнее – затягивала трава. Лес еще не успел сгуститься как следует, и железных деревьев не было пока заметно, но дорога уже почти пропала из-под конских копыт. Осталась едва заметная тропа, петляющая меж деревьев. Впрочем, кони, понукаемые болотниками, уверенно двигались вперед, труся между молодыми деревцами, шумящими тонкой, почти прозрачной листвой. На опушке Паучьего леса деревья росли так редко, что легко можно было разглядеть путь на много шагов вперед.

– Деревья… – говорил Кай, мотая головой, – деревья… осины… Птица пролетела… Еще птица… Осина… Вот лопухи… Там шиповник растет… Еще птица… Дорога вроде кончилась… А, нет, не кончилась, это просто за лопухами не видно. Вон гриб растет…

Старик молчал. Через полчаса мальчик почувствовал себя глупо и вытащил затычки. Герб тут же остановил коня.

– Если не хочешь учиться, зачем тогда спрашивал меня? – строго спросил Герб.

– Я хочу! – возразил Кай. – Я хочу, но… мы едем по лесу, где… все одно и то же… Чего тут можно увидеть необычного? Деревья, трава, кустарники, птицы… Бабочки иногда попадаются… Что еще? Вот солнце… уже покраснело…

Старик молчал.

– Впереди лес вроде сгущается, – продолжал Кай. Оглянулся назад и подтвердил: – Ага, сгущается…

– Птицы, – подсказал Герб.

– Птицы, – послушно повторил Кай и завертелся. – Позади нас на осину садится стая – это мы ее спугнули, когда проезжали, а впереди – нет их. Не вижу птиц. И не слышу!

Он осекся. Опыт лесного промысла подсказывал ему, что такое положение вещей не совсем нормально. Кай посмотрел на Герба.

– Птиц кто-то разогнал, – проговорил старик, тронул пятками своего коня, и маленькая кавалькада снова двинулась вперед. – Лесных зверей тут совсем немного, – спокойно объяснял Герб, – да и не боятся их пичужки, обитающие высоко в кронах деревьев. Значит?..

– Люди? – округлил глаза мальчик. – Охотники?

– Мы идем по лесу, ни от кого не скрываясь, – сказал Герб. – Птицы – создания чуткие, их легко растревожить даже малейшим шумом. Ты и сам заметил, что по пути мы то и дело невольно поднимали в воздух целые стаи. Те, кто разогнал птиц там, впереди, явно не хотят, чтобы их заметили прежде времени.

– А кто это?.. Которые впереди?..

– Скорее всего, разбойники, – ответил Герб.

Их нагнал Pax.

– Сдается мне, – сказал он, – это наш недавний знакомый.

– Глупо было бы предполагать, что он просто так утихомирится, – подал голос Крис.

– Разбойники нападут на нас? – спросил Кай.

– Нисколько в этом не сомневаюсь, – весело отозвался Трури.

Болотники спокойно ехали вперед. Никто из них не спешил обнажать оружия.

– Одиннадцать человек, – негромко сообщил юноша, чуть обогнав ехавшего впереди Герба, – плохо вооружены: стальные клинки только у троих. Кожаные доспехи – и то не у всех… Впрочем, у одного кольчуга. Недурно выкованная… – Он на мгновение замолчал, прикрыв глаза. – Я бы даже сказал – тонкой работы.

Кай вглядывался в мешанину ветвей и листьев. Закрывал глаза, стараясь распознать в привычном лесном шуме что-то необычное. Как Трури все это видит? Или – слышит?..

– Услышать металл легко, – словно угадав мысли мальчика, проговорил Герб. – Стальное оружие не говорит о себе, оно – кричит. А скрип кожаного доспеха и скрип дерева – для знающего человека звуки такие же разные, как смех и плач.

Кай, напрягая слух, жадно вглядывался вперед, стремясь увидеть или услышать хоть что-то, что могло показаться необычным. Какая-то лесная птица, названия которой он не знал, метнулась к деревьям, за которыми, если верить болотникам, ждала засада, спустилась к кроне и вдруг, отчаянно захлопав крыльями, снова поднялась ввысь.

– Вон! Вон! – закричал мальчик, схватив Герба за рукав.

– Тише, – улыбнулся старик. – Не так громко. Это дозорный. Он прячется в ветвях. Наверняка уже заметил нас и дал знак своим товарищам.

В этот момент в небо взвился резкий клекот. Трури поморщился, словно искусный музыкант, услышавший фальшивую ноту.

– Мало того что свистнуть как следует не умеют, – пробормотал он, – так еще и воображают, будто сизые кречеты могут в лесах селиться… Это же степная птица! Итак, дозорный слева от дороги в полусотне шагов, а лучники справа, трое, – закончил Трури. – Раз уж я еду впереди, – он чуть обернулся в седле, обращаясь, как понял Кай, ко всем болотникам разом, – может, я и займусь этим?

– У нас не так много времени до заката, – возразил Герб, – а я подумал, что было бы неплохо разбить лагерь, когда по дороге нам станут попадаться железные деревья – в таком случае вторая ночевка придется как раз у Сухого Ключа. Поэтому мы не можем себе позволить надолго задерживаться.

– У меня коняка порезвей, – прогудел Крис. – Не пристанет, когда вас догонять буду. Стало быть, мне работа предстоит.

– Так будет лучше, – подтвердил и Рах.

– Да, – кивнул Герб.

Трури пожал плечами и придержал коня. Вглядевшись в его лицо, Кай понял, что юноша чуточку разочарован. Старшие болотники оставались невозмутимы. Они свернули с лесной тропы, а Крис, ударив пятками своего коня, поскакал прямо на засаду.

Глава 3

Красавчик еще раз проверил спуск арбалета и, облизнув губы, чуть приподнялся в траве. Перед ним лежала маленькая полянка, со всех сторон окруженная высокой травой. Очень удобная полянка – те, кто ступят на нее, окажутся как на ладони, а вот спрятавшихся в траве вокруг полянки ни за что не заметить. Остроглазый Фара уже подал знак, что четверо ублюдков с малолетным поганцем близко. Небось плетутся себе по тропинке, не подозревая о том, что ожидает их впереди… Не сдержавшись, он скрежетнул зубами. Ух, если бы повезло взять хоть кого-то из этой четверки живьем! Лучше всего, если этим счастливчиком окажется тот паскудный старик с белой бороденкой, подстриженной так ровно, что можно подумать, будто он каждое утро начинает с похода к цирюльнику. Ух, если б повезло!..

Но Красавчик был опытным головорезом. Он понимал: если кто-то один из четверых путников так ловко ухайдакал всю его банду, что никто из ребят толком ничего и не помнит, то эти гады – народ опасный. Может, какие-нибудь королевские агенты… или еще что-то в этом роде.

Недаром Гиза золотом заплатил Лесным Братьям за сегодняшнее мероприятие – авансом больше половины выдал. Не так жаль золота, как собственной репутации. Эти ублюдки приехали и уехали, а ему в Гарлаксе и окрестностях еще жить и работать до того самого момента, как оборвется его жизнь – либо честным ударом меча в лихом бою, либо предательским тычком кинжала при разделе добычи (такое ох как часто случается), либо гибельным натягом позорной петли. Последнее, конечно, предпочтительней. Потому что с нынешней властью в Гарлаксе виселицы особо опасаться не приходится. Знай себе серебро отстегивай толстозадым стражникам…

И никуда эта четверка не денется, будь они хоть тысячу раз опытные и искусные воины. Одиннадцать головорезов, закаленных в битвах и убийствах, лежат рядом с Красавчиком. Трое лучников сидят, притаившись, на верхних ветвях осин, скрытые густой кроной. Четырнадцать человек, не считая дозорного Фары и самого Красавчика, четырнадцать против четырех! Как только всадники ступят на полянку, свистнет тетива, вопьются смертоносные стрелы в спины врагов, и враги – те, кто останутся живы, – рванутся вперед, прямо на засаду! Ни единого шанса нет у этой четверки!

Впереди послышался хруст ветвей и дробный топот.

Гиза напрягся, положив палец на спуск арбалета, прищурился. Попались, голубчики! Он явственно ощутил, как вокруг него затаили дыхание, сжимая в руках оружие, спрятавшиеся в траве Лесные Братья. Вот-вот упруго треснет тетива, отправляя в полет стрелу с отточенным до содрогающей остроты наконечником, и заметаются среди деревьев вопли боли и ужаса…

Топот стал ближе, и на поляну выскочил человек. Красавчик Гиза выпучил глаза, узнав в нем дозорного Фару. Разорванная рубаха бандита летела позади него, будто встрепанные крылья, один рукав был разодран до плеча, а второго не было вовсе, и обнаженная рука блестела красным, словно с нее спустили кожу. А от этой руки несся вслед за Фарой шлейф кроваво-красного дыма.

Вокруг Гизы недоуменно зароптали невидимые разбойники.

– Тихо! – скрипнул зубами сам ничего не понимающий Красавчик и вскинул вверх руку.

Фара споткнулся и покатился по траве. Только тогда он заорал, истошно и нечленораздельно, точно у него лишь в этот момент прорезался голос. Пока Гиза лихорадочно соображал, что же предпринять, кроны близлежащих деревьев взорвались зелеными брызгами сорванных листьев, и оттуда с перепуганными воплями, будто сорванные чудовищными порывами ветра, вылетели один за другим, размахивая руками и ногами, трое разбойников. Со всего маху грянувшись о землю, двое тут же затихли, а третий забился-застонал, тиская в обеих руках неестественно согнутую ногу.

На поляну выехал круглолицый коренастый воин на низкорослом коне. Конь бежал небыстрой трусцой, а в руках воина не было оружия – руки он держал перед собой, неторопливо потирая, словно разминал суставы.

Красавчик вскочил так стремительно, что звякнула его кольчуга тонкой гномьей работы, снятая год назад с одного заезжего купчика, мнившего себя, как еще помнил Гиза, умелым воином, но погибшего от удара ножом в затылок, не успев даже обнажить меч.

Вцепившись в арбалет, Красавчик оглянулся. То тут, то там поднимались из травы Лесные Братья с дубинами и палицами в руках. Братья обалдело переглядывались, и самому Красавчику было очень не по себе. Круглолицего он узнал сразу – один из тех, четырех! Но где же остальные? И почему воин не вооружен? И что же все-таки приключилось с Фарой и тремя лучниками?

«Окружают! – мгновенно сообразил Красавчик. – Другие трое заходят с тыла или флангов!» – и, наставив арбалет на врага, нажал крючок.

Привычное чувство, что болт пошел верно, радостно обожгло Гизу, но в тот же момент круглолицый небрежно взмахнул рукой, будто отгоняя назойливую муху, и болт, который должен был вонзиться ему в лицо, кувыркаясь, отлетел в сторону.

– Взять! – взвизгнул Красавчик, уронив арбалет и потянувшись к мечу на поясе. – Взять! – снова крикнул он, но, вспомнив о возможной угрозе с других сторон, заверещал: – Косматый, Сучок, Лис – оборона кругом!

Всадник остановил коня и поднял руки.

«Сдается? – толкнулась в голове Гизы шальная мысль. – Да что творится-то, в конце концов?!»

Всадник выписал в воздухе замысловатый знак, диковинно растопырив пальцы… И вдруг земля ушла из-под ног Красавчика. Тошнота подступила к горлу, а перед глазами замельтешили разноцветные точки. Вой и крики ударили в уши, Гиза попятился, но неожиданно обнаружил, что его ноги по колено увязли в мутной и липкой грязи, в которую почему-то обратилась упругая лесная почва. Он рванулся – раз и еще раз, но добился только того, что погрузился в вязкую топь по пояс. Обезумев от ужаса, Гиза заревел. Тошнота терзала грудь, и, чтобы хоть как-то сдержать восстающую из желудка муть, бандит схватил себя за горло. Руки нащупали навощенный шнурок и, скользнув по шнурку, опустились на костяной оберег. И тотчас мир изменился.

Тошнота исчезла, как ее и не было. Гиза обнаружил себя лежащим на земле. Рядом валялись его арбалет и меч, а вокруг творилось нечто невообразимое. Лесные Братья катались по полянке: побелевшие от испуга глаза выкачены, из раззявленных ртов с нитями слюны рвутся рваные вопли. Разбойники, побросав оружие, с сумасшедшей силой колотили вокруг себя кулаками, выбивая ошметья земли и травяные клочья, сучили ногами, словно пытались побежать не вставая. А всадник, нахмурясь, все поводил в воздухе руками, будто перед ним был большой котел, и он окунал в этот котел кого-то невидимого…

Тяжело дыша, Красавчик приходил в себя после страшного напряжения. Оберег он так и не выпустил из рук. Вот и пригодилась эта безделушка, вырезанная из древней желтой кости, изображающая оскаленную пасть какого-то неведомого зверя. Этот оберег он года полтора назад выиграл в кости у одного старикашки в разрисованном лиловыми языками пламени балахоне – то ли изгнанного из Сферы мага, то ли просто выжившего из ума старого пердуна. Старикашка, проиграв содержимое кошелька, поставил на кон этот оберег, запросив за него аж два золотых гаэлона. Те, кто сидел за столом, расхохотались, а Гиза, кивнув, молча бросил золото на стол… «Репутация дороже золота» – так всегда говорил Красавчик. Вещица ему понравилась, а от звонких монет в тот вечер оттягивались карманы…

– Так вот кто вы такие, – прошептал Гиза, скаля зубы с земли. – Колдуны, значит, чернокнижники!.. Ну ничего. Красавчик и не таких ломал!..

Не спуская единственного глаза со всадника, все еще продолжавшего свои пассы, Гиза, левой рукой стискивая оберег, правой дотянулся до меча. Потом осторожно оттолкнулся ногами и в несколько рывков откатился в тыл всаднику. Задержав дыхание, вскочил и со всей прытью, на которую был способен, кособоко кинулся с мечом в руках на круглолицего. Когда стальной клинок свистнул в воздухе, когда крохотная доля мгновения осталась до того, как меч разрубит бок проклятого колдуна, Красавчик не выдержал и победно заорал.

Вернее, только открыл рот для крика, который, не прорвавшись наружу, накрепко застрял в его глотке. Потому что круглолицый, не оборачиваясь, извернул туловище и звучно припечатал Гизу каблуком в лоб.

Красавчик рухнул навзничь, и разум его потух.

* * *

Очнувшись, Гиза увидел такое, что тотчас пожалел о том, что слишком рано пришел в себя. Лесные Братья – волосатые, бородатые мужики, покрытые боевыми шрамами, повидавшие на своем веку столько крови, сколько не каждый мясник видал, – ползали по полянке, воя от ужаса, натыкаясь друг на друга, точно слепые овцы. Но не это было самым страшным. Красавчик повернул голову, и волосы его зашевелились.

Всадник, точно изваяние, возвышался в центре полянки. Руки он раскинул в стороны, а с его растопыренных пальцев струились дымные струи, сливавшиеся в две полупрозрачные плети – по одной с каждой руки. Неимоверно длинны были эти плети. Извивающиеся змеями, они окружали поляну. То тут, то там вдруг взлетали вверх острые, дымные оконечья и жалили отбивавшихся от общей кучи разбойников.

Красавчик, жмурясь от страха, пополз к краю поляны. Сейчас он поднимется на ноги, одним прыжком перелетит через жуткую извивающуюся преграду и исчезнет в лесных зарослях. Только бы получилось! Иначе нельзя. Иначе – верная смерть. Зря все же он связался с этими нелюдями – явственно понял Гиза. Один раз посчастливилось уйти живым, снова сунулся в пекло…

В его памяти всплыла вдруг угроза старика: «Будь уверен, еще раз попадешься нам – разговор будет совсем другим…» В том, что всадник собирает Лесных Братьев в кучу, чтобы покончить с ними со всеми разом, он не сомневался. Не сомневался и в том, что этот гад, выполняя обещание седобородого, отыщет для Красавчика такую мучительную смерть, что демоны в багровых глубинах своего Темного Мира взвоют от радости.

Гиза остановился, когда на расстоянии вытянутой руки от него заколыхалась переливающаяся лоснящейся чернотой дымная «плеть-змея». Он вскочил, и тут же «змея» вздыбилась и острой головкой ударила его в грудь, отшвырнув в самую гущу стонущих Братьев. «Конец», – понял Красавчик.

Всадник всплеснул руками, и «плети» медленно истаяли, образовав над полянкой едва заметное серое облачко.

– Снимайте одежду, – низким спокойным голосом проговорил он. – Да поторопитесь, и так я с вами уйму времени потерял. И учтите: кто хоть палец протянет к оружию – горько об этом пожалеет!

Последнее предупреждение было явно излишним. Половина разбойников плакали, точно малые дети.

* * *

Крис нагнал товарищей, когда уже стемнело. Кай, все еще ехавший с Гербом, притихший и безмолвный, с некоторым испугом глянул на него.

– Порядок, – молвил Крис в ответ на молчаливый вопрос Герба.

– Он что, их всех убил? – шепотом спросил мальчик.

– Нет, – несколько удивленно ответил Герб. – Он просто обезопасил дальнейшее наше движение.

Тут пришел черед удивляться Каю. За то время, пока Крис отсутствовал, Трури успел рассказать мальчику все, что знал о Красавчике.

– Никого не убил? – переспросил Кай. – Даже этого… который главный? Который своих родителей пожег?

Герб кивнул, а Крис сказал на это:

– Я заставил их снять одежду и развести костер. Когда огонь разгорелся, они свалили туда свое тряпье и дубины. Потом – для острастки – врезал каждому по три плети. Красавчику досталось пять. Герб ведь предупреждал его, что, попадись он нам снова, разговор будет совсем другой.

Кай на некоторое время замолчал.

– Почему? – спросил наконец он у Герба. – И Жирного Карла, и Сэма вы не тронули. Этого душегуба Красавчика, такого злодея, что про него только жуткие сказки складывать, который намеревался вас убить, даже дважды пощадили?.. Почему вы так поступаете?

– Мы не сражаемся с людьми, – молвил Герб.

Еще несколько минут прошло в тишине. Кони все так же неторопливо трусили вперед. Правда, дороги под их копытами уже не было. Лес заметно изменился: теперь чаще попадались по пути громадные деревья с ровными и черными стволами – это и были те самые железные деревья, о которых рассказывал мальчику в трапезной «Сисястой коровы» Крис. Стволы железных деревьев были голы и гладки настолько, что ладонь скользила по ним, как по черному льду. Далеко-далеко наверху мерно шумели кроны, совершенно невидимые в темноте, и оттого казалось, что железные деревья подпирают само черное небо. Пусто и гулко было среди этих стволов: кустарник встречался уже крайне редко, а вместо травы землю покрывал толстый ковер серого мха.

– Как они сумели вычислить нас? – спросил вдруг Кай.

– Пузо, – не задумываясь, ответил Герб.

– Это он рассказал Красавчику, какой дорогой мы поедем?

– Он единственный, кто знал, какой дорогой мы поедем.

– Он же твой друг? – воскликнул Кай. – Ну по крайней мере, мне так показалось…

– Он знает меня давно, и я знаю его давно. Но это вовсе не значит, что он мне друг, – сказал старик. – Пузо знает и многих головорезов Гарлакса, однако среди них у него нет друзей.

– Так ты предполагал, что он продаст тебя Красавчику, и ничего с ним не сделал?

– Нет.

– А Красавчик… Я думал про него. Сколько он уже людей невинных погубил! И сколько еще погубит. Почему вы его так просто отпустили? Я бы таких гадов… Прямо без разговоров бы их… – Кай осекся, сглотнув слюну. Он хотел еще сказать, что на этом свете гораздо больше дурных людей, чем хороших. Хороших вообще мало. Есть подлые сволочи вроде Жирного Карла, Сэма, старосты Марала, есть душегубы и головорезы, такие как Красавчик Гиза и его прихвостни, есть просто равнодушные, никчемные и пустые, словно треснувшие глиняные кувшины. Этих никчемных, пожалуй, не стоит трогать – много чести. А сволочей и головорезов следует убивать. На земле станет чище. Это же так просто и понятно: если не мы их, то они нас!.. Кай уже начал свою речь, но сгоряча запутался и прервался. Герб, дождавшись паузы, проговорил:

– Я уже сказал, что мы не сражаемся с людьми. Это недостойно болотников. Будь человек гаже и подлее в тысячу раз этого симпатичного господина, с которым ты имел честь вчера познакомиться, мы вовсе не собираемся судить его. Не наше это дело.

– Я не понимаю… – пробормотал Кай.

– Это непросто понять. Я мог бы объяснить, если ты меня об этом попросишь, но… в таком случае ты поймешь – разумом. А необходимо, чтобы ты понял сердцем. А до этого тебе еще далековато. Итак, чтобы не терять попусту время, продолжим. Оглянись вокруг. Еще раз. А теперь закрой глаза и перескажи мне все по памяти…

Через несколько часов путники расположились на ночлег у маленького ручейка, живым серебром журчащего среди серого мха. Трури, вооружившись силками, отправился на охоту, но Кай на этот раз не составил ему компанию. Мальчик чувствовал себя очень уставшим и понимал, что эта усталость вовсе не из-за долгого пути. Сотни оттенков звуков осели в его голове и теперь назойливо копошились там, словно клубок насекомых. Глаза чесались от напряжения, веки закрывались сами собой. Он едва успел завернуться в дорожный плащ и, даже не дождавшись, пока болотники разведут костер, крепко заснул.

* * *

Утром следующего дня Кая разбудило не солнце. Трури поднял мальчика.

– Пора в путь, – сказал он.

Открыв глаза, Кай оказался в сером вязком сумраке. Сквозь густые кроны железных деревьев солнечные лучи просеивались мелким крошевом тусклого света. После скудного завтрака, состоящего из остывшей жареной тушки какой-то лесной птахи и ледяной воды, Трури посадил Кая впереди себя и надел ему на глаза черную повязку, хотя острой необходимости в том не было. Несколько часов мальчик провел в обществе юноши, затем пересел к Гербу.

Паучий лес полностью оправдал свое название. Повсюду из темноты свешивались липкие комья паутины, едва слышно шурша, пробегали по стволам железных деревьев невидимые в полутьме черные пауки. Несколько раз отвратительные твари неожиданно опускались на плечи или голову Кая, вызывая вскрики омерзения. Впрочем, с помощью Трури мальчик довольно скоро научился различать тонкий скрип растягиваемой паутины и удачно уклонялся от гадких насекомых. Герб же приноровил мальчика заранее замечать гнездовища пауков по особому расположению чуть белеющих в сумраке комьев паутины.

На привале болотники пообедали какими-то грибами, которые обнаружил крепыш Крис в корнях деревьев. Костер не разводили, поэтому пришлось есть грибы сырыми. Разжевывая кисло-горьковатые расползающиеся волокна, морщились только Кай да еще Трури. Во время отдыха Кай неожиданно для себя разговорился с Крисом. Началось с того, что мальчик спросил болотника что-то о железных деревьях и тут же получил полноценный рассказ о них.

– Свалить железное дерево – задача непростая, – заговорил Крис, как и мальчик, укрытый с головой плащом, чтобы уберечься от назойливых пауков. – Для людей почти непосильная. Да и никогда люди в своих целях железную древесину не использовали. Железное дерево почти не поддается стали и совсем не горит. Эта древесина крепче иного камня. Говорят, в давние времена, еще до Великой Войны, эльфы, пока их не изгнали, с помощью магии валили железные деревья и строили из них корабли для своего несокрушимого флота…

– Разве у эльфов был флот? – удивился Кай. – Я думал, они жили только в лесах.

– До Великой Войны эльфы жили повсюду. Вышли они из лесов, это верно, леса были их домом. Но в землях Гаэлона, Марборна и других королевств они строили крепости, бороздили на своих кораблях реки и моря… Эльфов было меньше, чем людей, но ненамного. А уж о том, что их магия сильнее человеческой, и говорить не приходится. Все это помнят. Высокий Народ – древнейшая раса, потому и знаний они накопили поболее нашего. Да и об их высокомерии до сих пор легенды ходят. Я слышал, они относились к людям… ну как люди относятся, допустим, к ограм…

– И небезосновательно, – вставил подошедший к ним Герб.

– Как это? – спросил Кай.

Крис нахмурился, потер лоб и просительно посмотрел на старика. Тогда Кай, наверное, впервые подумал о том, что Крис – самый простоватый из болотников. Но Герб усмехнулся и сказал только:

– Давно это было. Грянула Великая Война – война эльфов с людьми. Тысячи воинов с той и с другой стороны нашли свою смерть на полях сражений. Но люди победили – изгнали эльфов. С тех пор Высокий Народ редко оставляет свои тайные лесные Чертоги. Только тогда, когда им это действительно необходимо.

Этого Кай осмыслить не мог. Что за необходимость заставляет эльфов появляться среди людей? Дело ведь простое: возгордились кичливые лесные обитатели, получили по мордасам и спрятались зализывать раны. Чего им опять-то лезть к людям? Еще, что ли, хотят?

– Пусть только сунутся, – проворчал Кай в такт своим мыслям. – Мы им снова накостыляем!

– Боюсь, все не так просто, – проговорил старик, тронул себя за бороду и отошел в сторону.

А Кай продолжал разговор с Крисом. Мальчика до сих пор не перестала изумлять готовность болотников честно и подробно отвечать на его вопросы, какими бы они ни были.

С эльфов беседа логически перетекла на магию. Раньше Кай считал магию явлением, недоступным пониманию обыкновенного человека и потому пугающим. Но по объяснениям болотников выходило, что в основе магии лежит умение видеть и понимать в общем-то несложные законы природы и что практически любой человек способен постичь хотя бы азы этого искусства.

– Вот и тот менестрель в «Сисястой корове», – обрадовавшись тому, что сможет подтвердить мысль Криса, вспомнил Кай. – На вид – обычный пьяница, а как он заставлял тряпичные мячики летать по воздуху!

Крис рассмеялся.

– А это никакая и не магия, – сказал он. – Просто ловкость рук. Вот погляди…

Он оглянулся в поисках подходящих предметов, но, не найдя ничего, вытянул из сапог по кинжалу и еще два кинжала снял с пояса. Кай удивился, увидев эти кинжалы. Вроде бы и не из стали были сделаны клинки – металл (если это был, конечно, металл) отливал каким-то матовым зеленым светом и на вид был не совсем гладок, а как-то странно шероховат. Кай раскрыл рот, глядя, как засверкали в сумраке Паучьего леса зеленоватые лезвия, послушно закружились в воздухе.

– Ух ты!.. – выдохнул он. Вот так увалень Крис! Куда там рыжему пьянице из Гарлакса! – А сколько ты можешь удерживать кинжалов в воздухе?

Крис вполне серьезно задумался. Руки его двигались точно сами собой, а кинжалы летали, ровно посверкивая, по кругу.

– Не могу точно ответить, – сказал он наконец. – Столько, сколько нужно.

– Ну пять?

– Да.

– Семь?

– И семь смогу. Я же говорю – столько, сколько нужно.

– А десять?

– И десять.

– Здорово… А как ты это делаешь? Десять кинжалов сразу?..

– Научить?

– Ты можешь научить меня этому? – загорелся Кай.

– Конечно, – кивнул Крис, и кинжалы один за другим рукоятями улеглись в его ладони. – Если таково твое желание. Только начинать надо не с кинжалов, а… с тех же тряпичных мячиков. Вот погоди, я смастерю тебе пару штук. На вечернем привале и начнем. А пока… Герб ждет тебя. Вы ведь еще не закончили ваши сегодняшние упражнения.

– Хорошо! – сказал Кай и поднялся. Отдых закончился. Пора было снова отправляться в путь.

К вечеру мальчик почти не чувствовал усталости. Старик Герб похвалил его – Кай быстро втянулся в ритм обучения. И Трури ободряюще похлопал его по спине.

На ночлег путники остановились в месте, которое Герб назвал – Сухой Ключ. Ключом оказалась глубокая и узкая трещина в земле (человек длинным прыжком вполне мог перепрыгнуть эту трещину), на дне которой гулко плескалась вода. Сколько Кай ни всматривался, уперевшись руками в острый край берега Ключа, воду он разглядеть не смог. Понадобился силок Трури, чтобы Герб, привязав к сплетенной из конского волоса бечевке свой котелок, смог достать воду.

Поужинали теми же грибами.

– Конечно, невкусно, – прокомментировал Крис, заметив, как скривился Кай, когда он принес охапку белесых бесформенных волокнистых комков, – но здесь ничего другого найти невозможно. Не пауков же трескать… Они, грибы-то эти, печеные или жареные, легче в глотку бы лезли, но дров для костра тоже не отыскать.

Коней накормили ветвями кустарника, которых путники нарубили на предыдущем привале целую охапку. Кай прислонился спиной к холодному и гладкому стволу железного дерева, вздохнул, но тут же согнал со своего лица тоску и с преувеличенным жаром принялся за грибы. Вот еще, не хватало перед болотниками нюни распускать. Да он, если надо, будет этот серый мох жрать! Или стволы железного дерева обгладывать. Все, что угодно, только бы выглядеть своим среди этих чудесных людей.

После ужина Кай получил первый урок «жонглирования» – таким диковинным словом назвал Крис искусство поддерживать в воздухе одновременно несколько предметов. Сначала медленно, просто перекладывая из руки в руку два тряпичных мячика, набитых мхом, мальчик освоил схему действий. Потом ускорил движения.

– Неплохо, – сказал Крис в конце, – главное, не смотри на них и не думай, как ловить да как подбрасывать. Твои руки сами за тебя все сделают. Они уж научились, руки твои. Теперь не мешай им… Неплохо! Поработай еще чуть, а завтра я третий мячик сварганю…

Путники уже легли спать, а Кай успел уснуть, когда Pax поднял голову из капюшона своего плаща и оглянулся вокруг, как будто что-нибудь можно было увидеть в непроглядной тьме, и негромко произнес:

– Близко кружат, слишком близко.

– К полуночи следует ждать гостей, – зевнув, подтвердил Трури. – А то и раньше.

– Спите, – посоветовал Герб. – До полуночи времени много, а нам следует выспаться. Я намерен к завтрашнему вечеру выбраться из этого места.

* * *

Ужасающий рев вырвал Кая из спокойного сна. Он вскочил, мигом отрезвев от сонной одури, точно и не спал. Душераздирающий рев – словно сотне людей разом каленым железом прижгли пятки – снова долетел откуда-то из молчащих во тьме деревьев. Но еще до того, как услышать это, мальчик почувствовал, как вскочили на ноги четверо болотников, услышал короткий лязг выхватываемых из ножен мечей.

Какой-то огонек замелькал совсем близко, красный огонек, от которого побежали тусклые отблески по стволам железных деревьев. Один огонек, второй – с другой стороны… Кай закрутился на месте: еще огонек и еще… Не меньше шести или семи красных огоньков, прорезая тьму, закружились вокруг маленького лагеря. Шесть или семь, но от быстрых отблесков на гладких стволах казалось, что огоньков много больше – с полсотни.

Рев раздавался теперь отовсюду. Он вылетал из множества глоток и сливался в единый, непрекращающийся, вызывающий дрожь, низкий гул, похожий на то, как ревет заточенный в подземелье древний страшный дракон.

– Что это? – стараясь, чтобы его голос звучал спокойно, спросил Кай.

Неясные тени медленно и бесшумно передвигались вокруг него. И одна из теней резко ответила голосом Герба:

– Ляг и накрой голову плащом! – А потом добавила чуть мягче: – Не бойся. Скоро все кончится.

Кай послушно улегся. Но голову прятать не стал. Огоньки приблизились. От несущегося отовсюду рева закладывало уши. Теперь можно было разглядеть, что под этими красными пятнышками света скалились громадные, искривленные в разные стороны – точно зубья непоправимо испорченной пилы – белые клыки; таращились мутные, словно клочья белесого тумана, глазищи.

– Рах и Трури, – внятно произнес где-то совсем рядом старик, – держите север и запад. Мы с Крисом – восток и юг. Без моей команды ничего не предпринимать. Ждем…

Тут голос Герба как-то странно изменился – стал шелестящим и призрачным, точно старик заговорил на языке демонов. Несуразные слова, исковерканные и страшные, поднялись в воздух стаей черных ворон…

И вдруг – не успело еще эхо этих неслыханных слов растаять в черном воздухе – ослепительная паутина зеленых молний заметалась меж черных стволов. И в свете мгновенной этой вспышки мальчик увидел какие-то громадные шары на тонких и длинных ножках, оскаленные чудовищными клыкастыми пастями. Над пастями на коротких усиках качались круглые наросты, упруго налитые светящейся красной кровью. Вот и все, что успел рассмотреть Кай до того, как зеленые молнии извивающимися иглами впились в страшилищ. Рев скукожился и превратился в истошный визг.

Потом Герб оглушительно крикнул:

– Вперед! – И засвистели в кромешной темноте клинки. Битва длилась не больше десяти ударов сердца. Лязгали мечи обо что-то твердое, будто камень, несколько раз звучно хрустнуло костяным хрустом – и красные огоньки стали взрываться снопами пунцовых искрящихся капель…

Когда стало тихо, мальчик ощутил рядом с собой кого-то. Он напрягся, пытаясь побороть навалившийся страх, но невидимый крепко и тепло сжал его руку, и Кай услышал голос Трури:

– Перепугался? Ну все уже, все…

«Я… не перепутался», – хотел ответить Кай, но из его глотки вышел только сиплый свист.

Трури коротко хохотнул и тут же осекся.

– Я уже не боюсь, – поправил себя мальчик уже более внятным голосом.

– Вот и славно, – откуда-то сзади проговорил Рах и, судя по кряхтению, уселся на землю. – А ничего страшного и не было.

– Тем более что все закончилось, – раздался голос Криса.

– Скоро утро. – Это сказал Герб, и, как показалось мальчику, недовольно. – Спите, не время сейчас много разговаривать. Чуть свет – надо продолжать путь, если хотите завтрашним вечером поужинать чем-нибудь более съедобным, чем эти грибы.

Все тут же замолчали. Кай послушно улегся, накрылся плащом и прижался к лежащему рядом Трури. Какое тут спать! А он почти что и забыл рассказ Криса о «чудовищах, для которых люди не нашли имен». Вот, значит, что он имел в виду! Но юноша рядом с ним уже дышал ровно. Близость болотников, а главное – спокойный и ровный разговор сразу же после битвы с ужасными тварями утихомирили дрожь. Очень скоро Кай и сам не заметил, как заснул.

* * *

Утренний свет прошел сквозь сито листвы железных деревьев серым тусклым крошевом. Когда Кай проснулся, в центре лагеря неярко горел костер, на котором аппетитно потрескивали насаженные на прутья куски мяса.

– Прямо к завтраку, – приветствовал пробуждение мальчика Pax и весело подмигнул.

Болотники уже рассаживались вокруг костра. Трури протянул Каю котелок, наполненный горячим и пахучим травяным отваром. Хлебнув несколько раз из котелка, мальчик почувствовал прилив сил, а вместе с тем – жуткий голод. Он схватил из рук Криса, который, похоже, кашеварил в этот день, прут с мясом, невнимательно подумал о том, что прут на ощупь какой-то странный, и впился зубами в самый большой, исходящий пахучим соком кусок.

Вкус мяса оказался непонятным – трудно было даже определить, что это – мясо или рыба. Кай, осторожно проглотив, поднял глаза на болотников. Они сосредоточенно жевали, вытянув ноги к уже начавшему гаснуть пламени. Мальчик посмотрел на прут в своих руках и вдруг понял, что никакой это не прут. Это что-то вроде гибкого рачьего уса, только очень длинного и прочного. Где-то он уже видел такой ус…

И тогда в памяти Кая мгновенно вспыхнуло ночное происшествие. Страшный рев из темноты, ужасные клыкастые пасти, налитые кровью наросты, которые покачивались вот на таких вот усиках…

Мальчик закашлялся. Проглоченный кусок неудержимо полез вверх по пищеводу.

Трури засмеялся.

– Я бы на твоем месте, – сказал он, – не брезговал горячей пищей. Ее и так немного.

– Это… – едва выговорил Кай. – Это те, которые ночью?

– Они самые, – подтвердил юноша. – Недурно, да? Я первый раз их ем.

– Питательное мясо, – отозвался Герб, принимаясь за очередной кусок. – Немного, правда, солоновато.

– Были бы травы, – сказал Крис, – хоть какие-нибудь, получилось бы вкуснее.

– А брюшной жир этих тварей – отличное топливо, – сказал Рах, – правда, конечности больше плавятся, чем горят, но, смоченные жиром, представляют собой неплохие дрова.

Кай посмотрел на свою порцию мяса. Аппетит его испарялся быстро, словно роса на жарком летнем солнце.

– Какие они были страшные… – вымолвил он. – А как они… называются?

– Я же говорил, что у этих тварей нет имен, – напомнил Крис. – Откуда взяться именам? Сами себя они, понятное дело, никак не назовут, а люди в этих местах появляются крайне редко. Почти никогда. И разве эти твари – страшные? Вот доберемся до Туманных Болот, тогда ты увидишь, что такое настоящие страшные и опасные твари.

– Ешь, – строго сказал Герб. – Смочи горло отваром и ешь. Вряд ли нам сегодня предоставится возможность поесть так сытно.

Мальчик еще минуту колебался. Потом голод пересилил отвращение. Да и желание ни в чем не отставать от болотников сыграло свою роль. Он дожевал свою порцию и обильно запил ее водой. Потом, когда болотники седлали коней, Кай отошел в сторону от лагеря по нужде и вдруг наткнулся на темнеющую меж черных ветвей кучу. Мертвые посеревшие глазищи слепо пялились на него из этой кучи, окоченевшие ножки, переломанные множеством сочленений, перепутались меж собой под осколками багрового панциря, тусклый лесной свет мерцал на остывших громадных клыках.

Кай содрогнулся.

«Если эти страшилища не представляются болотникам по-настоящему опасными тварями, – подумал он, – что же тогда ждет меня на Туманных Болотах?»

* * *

Этот день мало чем отличался от предыдущего. Часть времени Кай ехал на одном коне с Трури, часть – рядом с Гербом. На обеденном привале, пожевав грибы, Кай вместо отдыха жонглировал с Крисом уже тремя тряпичными мячиками – правда, с переменным успехом, хотя два мячика он держал в воздухе уже уверенно.

Ночное происшествие быстро забылось. Никогда еще в жизни Кай не чувствовал себя так хорошо. Когда выдавались свободные минутки от занятий с Гербом и Трури, мальчик засыпал болотников вопросами – обо всем на свете. По правде говоря, его не столько волновали ответы, просто очень приятно было выслушивать подробные и обстоятельные объяснения взрослых людей, которые говорили с ним, мальчишкой, на равных.

Кай спрашивал обо всем, что приходило в голову: о том, как работает подъемный мост через ров у стен города Гарлакса, как роют такие глубокие рвы и как строят такие высокие стены; почему коровы такие большие, а безобидные и почему осы совсем маленькие, а больно жалятся?.. Впрочем, болотники, отвечая на бесконечные мальчишеские «почему», требовали полного внимания и, когда замечали, что Кай, отвлекаясь, перестает слушать, строго проверяли, поняли ли он их или нет.

Когда начало темнеть, железные деревья неожиданно расступились, открыв прозрачно-зеленоватую просеку. Свежий ветер хлынул в грудь Кая – это было так приятно, что он не удержался и рассмеялся.

Лагерь разбили на самой опушке леса, пустив коней, чтобы они отыскали воду. Кай вместе с Трури, взяв силки, отправился на охоту, в которой оба очень преуспели. Мальчик заметил, что уроки болотников не прошли даром. Птиц и мелких зверей он выслеживал безо всякого труда, а уж приманивать их было совсем легко. Итогом недолгого похода за дичью стали три зайца и четыре лесные перепелки. Зайцев Кай под руководством Раха быстро разделал и куски мяса нанизал на прутья. Мальчик хотел было точно так же поступить и с птицами, принялся уже было их ощипывать, но Рах подсказал ему более простой способ приготовить перепелок. Он обмазал тушки глиной, которую нашел на берегу ручья, и закопал в землю, а сверху развел еще один костер. Не успели они дожарить всю зайчатину, как жаркое из перепелок было уже готово. Рах ножом вытащил тушки из горячей золы, снял глиняный панцирь, вместе с которым отвалились и перья.

После ужина, вдохновленный удачно прошедшим днем, Кай заявил Крису, что уже достаточно наупражнялся с тряпичными мячами и желает заменить их кинжалами. Крис не стал возражать. Он протянул мальчику два кинжала, и тот довольно ловко держал их в воздухе два десятка ударов сердца.

– Ну как? – гордо осведомился Кай, поймав в обе руки по кинжалу.

– Неплохо, – ответил Крис. – Быстро учишься. Что ж… Продолжай. Возьми. – И отдал мальчику три тряпичных мячика, присовокупив к ним четвертый, который сделал недавно.

Кай принял мячики безо всякого энтузиазма. Повертел их в руках и сморщился.

– Да ну их, – сказал он. – Я ж кинжалами уже умею.

– Так не пойдет, – нахмурил брови Крис. – Ты еще не получил ответа.

– Какого ответа? – опешил мальчик.

– Ты спрашивал, как мне удается жонглировать десятью кинжалами, так?

– Так, – вспомнил Кай.

– Я пообещал научить тебя, если таково твое желание, правильно?

– Ага, – сказал Кай, чувствуя тоску от нехорошего предчувствия.

– Ты задал вопрос, я пообещал тебе дать ответ. Выходит, я обманул тебя?

– Да нет же! – махнул рукой мальчик. – Ведь я сам не хочу больше. Зачем? Я же просто так… ради интереса. Ну двумя кинжалами я научился, мне хватит.

Неожиданно Кай понял, что к этому разговору прислушиваются все болотники. И все смотрят на него.

– А чего такого-то? – растерянно проговорил мальчик. – Я и тремя кинжалами могу. Сами же говорили, что я быстро учусь. Мячиками смог же. Дай кинжал, я покажу!

Крис дал Каю третий кинжал. Мальчик некоторое время примеривался, не решаясь начать, потом подкинул кинжалы один за другим. Два кинжала тут же упали на землю, а третий глубоко пропорол Каю ладонь. Мальчик стиснул зубы и сжал раненую руку, с которой катились в траву крупные капли крови.

– Мне не больно, – впрочем, тут же заявил он.

Крис промолчал. А к Каю подошел Трури.

– Пойдем, – сказал юноша. – Надо унять кровь.

Они отошли за деревья, к ручью. Трури недолго поискал в траве и выпрямился, держа в руках широкий лиловый лист. Затем промыл мальчику рану, наложил на порез лист и плотно замотал той самой повязкой, которой завязывал ему днем глаза. Кровь перестала сочиться почти сразу же, но боль еще жгла ладонь.

– Ну и зачем мне это дурацкое жонглирование? – засопел носом Кай. – Я понимаю, умения слушать и смотреть необходимы для воина, а жонглирование? Я же не собираюсь становиться менестрелем или шутом. Я хочу быть воином!

– Воин – это прежде всего мужчина, – сказал Трури не тем обычным тоном, с которым всегда говорил с Каем, а каким-то новым: суровым и строгим. – А мужчина должен держать свое слово и вправе требовать это от других, которых он считает достойными. Когда ты спросил у Криса, как жонглировать кинжалами, ты взял на себя обязательства научиться этому.

– Ничего я не брал, – буркнул мальчик. – Я просто спросил. Что, нельзя, что ли?

– У нас, у болотников, такие правила, – свел брови на тонкой переносице Трури. – Ты можешь спросить о чем хочешь. И любой болотник ответит на твой вопрос, и ответит честно и подробно. И можешь быть уверен, никто никогда тебе не соврет. А ты обязан разобраться в том, что тебя интересует, до самого конца. Влезть по макушку. Понимаешь?

– А если я не хочу влезать по макушку? – уперся Кай. – Если я так просто спросил?

– Болотнику недостойно так просто болтать языком. Если ты спросил, значит, тебя это интересует.

Кай некоторое время молчал. Потом заговорил снова:

– А если меня то, что я спросил, не очень интересует. То есть интересует, конечно, но не, так чтобы уж очень…

– Значит, не беспокой товарищей. Ищи ответы сам.

– Как это?

– Как в таверне, помнишь? В «Сисястой корове»? Все ответы – вокруг нас. Просто надо суметь их увидеть.

– По огоньку свечи? – вспомнил Кай.

– По огоньку свечи, – подтвердил Трури, улыбнувшись, кажется, тому смыслу, который увидел в этой фразе сам.

Кай вернулся в лагерь и подошел к Крису.

– Когда будет считаться, что я получил ответ на свой вопрос? – спросил он.

– Когда научишься жонглировать десятью кинжалами, – суховато сказал Крис.

Кай молча поднял три тряпичных мячика и запустил их в воздух – один за другим.

Глава 4

Густо растущие деревья и кустарники сменялись просеками – сила Паучьего леса иссякала. День клонился к закату, Кай сидел рядом с Гербом и по заданию старика пристально оглядывал окрестности. Он давно чувствовал какие-то неясные перемены в этой части леса, но пока не мог выразить это словами. Но когда мальчик заметил на одном из деревьев свежие обрубы ветвей, картина полностью сложилась в его голове.

– Неподалеку живут люди! – радостно сообщил Кай. – То-то я смотрю: зайцы не шмыгают. Днем ехали – прямо дорогу перебегали коням, а сейчас – ни одного нет. И куч валежника нет – кто-то здесь хворост собирает. И трава кое-где примята, как будто кто-то недавно проходил.

– Хорошо, – кивнул старик и вдруг нахмурился.

– Что? – спросил Кай.

– Пока не могу ответить, – сказал Герб.

Мальчика оглянулся на Трури. Юноша, полузакрыв глаза, напряженно прислушивался к чему-то. Крис и Рах, ехавшие рядом, время от времени обменивались взглядами, словно безмолвно разговаривали.

К вечеру путники достигли опушки. И тогда Кай почуял запах дыма. Очень скоро они увидели одинокий дом, стоящий на самом краю леса.

Дом был похож на маленькую крепость: сруб из массивных бревен с добротной деревянной крышей окружал высокий частокол. Из центра крыши торчала обмазанная глиной труба дымохода – и эта труба слегка дымилась.

Болотники остановили коней.

– Неплохое сооружение, – сказал Герб. – Много труда ушло на его создание… Надо бы покликать хозяев. Может, переночевать пустят?

– Герб… – как показалось мальчику, озадаченно позвал Трури.

– Да, – не оборачиваясь, откликнулся старик.

Кай спрыгнул на землю и побежал вдоль частокола в поисках калитки. Он не обратил внимания на их короткий и непонятный обмен репликами. Мальчику очень хотелось выспаться в тепле, под крышей: пусть на охапке соломы, но зато – в настоящем человеческом жилище. И съесть на ужин не пропахший дымом кусок мяса, а, например, миску кукурузной каши, заправленной молоком или сметаной, с пахучим деревенским хлебом.

Обежав вокруг, Кай вернулся к болотникам и пожал плечами:

– Нет калитки… Как такое может быть? Как же они, которые там живут, выбираются наружу? И возвращаются домой?

– Приставляют лестницу к частоколу, – объяснил Крис, поскольку, спрашивая, Кай смотрел на него. – А потом убирают. Люди, живущие в глухих местах – таких, как эти, – нечасто вырезают калитки. С лестницей спокойнее: от разбойного люда легче обороняться.

– Мы же не разбойники, – сказал Кай. – А может, они нас не заметили еще? Надо покричать. Там точно кто-то есть: из трубы дымок чуть курится…

– Будь уверен, заметили, – сказал Герб. – А покричать стоит – это верно.

Когда старик подъехал вплотную к частоколу, его конь вдруг захрапел, закрутил мордой и попятился обратно. Гербу пришлось несколько раз шлепнуть его ладонью по шее, чтобы успокоить.

– Хозяева! – зычно позвал старик. – Эй, есть кто дома?

В ответ не раздалось ни звука.

– Мы путники, – заговорил снова Герб. – Нам нужны ночлег и ужин. У нас есть деньги, мы щедро отблагодарим вас за вашу доброту!

И снова никто ему не ответил.

– Н-да, про законы гостеприимства тут явно не слыхали, – пробормотал старик и снова сдержал рванувшуюся в сторону лошадь.

– Давайте, я перелезу во двор, – предложил Кай, пуще всего боявшийся, что болотники, так и не дождавшись отклика, поедут дальше и им опять придется ночевать под открытым небом.

– Не нужно, – качнул головой Герб.

– Да, может, они спят уже, – предположил мальчик. – Может, не слышат…

– Не нужно, – повторил старик. – Я сам.

Он уперся руками в шею коня, выпростал ноги из стремян, подобрал их и вдруг легко вскочил на седло. Потом схватился за острые верхушки кольев и перемахнул через частокол. Довольно долго ничего не было слышно. Потом во дворе забубнили несколько голосов. Наконец раздался деревянный стук, и над частоколом появилась седовласая голова Герба.

– Принимайте лестницу, – сказал он.

Голова исчезла, и тотчас на ее месте появилась верхушка лестницы, сделанной из древесных ветвей, скрепленных ивовыми прутьями. Лестница поднялась выше и опрокинулась наружу. Первым полез Крис. За ним – Рах. Трури пропустил вперед Кая.

– А кони? – спросил мальчик. – И эти… тюки?.. Неужели останутся здесь на всю ночь?

– Не беспокойся о них, – непонятно ответил Трури.

Кай перелез через частокол и оказался в тесном дворе – болотники стояли плечом к плечу, а напротив них, у закрытой двери дома, хмуро переминался с ноги на ногу немолодой уже мужчина в грубо скроенной одежде из звериных шкур. Шапка седых волос на его голове на висках переходила в косматую бороду, из-под густых нависших бровей угрюмо поблескивали черные глаза. За его спиной укрывалась женщина, одетая точно так же, нерасчесанные, спутанные ее волосы падали на серое лицо. Весь вид хозяев дома красноречиво говорил о том, что гостям они совсем не рады.

Во двор спрыгнул Трури и втащил за собой лестницу.

– Что ж, мы так и будем стоять здесь? – осведомился Герб.

– Тесно у меня, – пробурчал мужчина, – грязно и копотно. Там… сынишка еще. И дочь. Вы, господа, к такой грязи-то непривычные, во дворе вам сподручнее ночевать будет.

– Угощать тоже на дворе будешь?

– Угощать-то нечем…

– Не скупись, – проговорил Pax, неприязненно глядя на мужика. – Мы заплатим.

– К чему в такой глуши ваши деньги? – буркнул мужик. – Не нужны мне ваши деньги… И вас я не звал. Подальше отсюда… ежели на солнце ехать, поселение будет. К ночи там окажетесь. Там и вино есть, и ночлег достойный…

– Я знаю эти места, – сказал Герб. – До ближайшего поселения день конного пути, не меньше. А этого дома я раньше не видел.

– Я недавно его отстроил, – проговорил мужик, опуская глаза в пол. – Уезжайте, господа, не надо вам здесь ночевать.

– Уезжайте, – тонким хрипловатым голосом повторила женщина.

Кай удивленно посмотрел на эту пару. Чего они так противятся? Герб сказал же, что заплатит. Неужели они ему не верят?

– Веди в дом, – твердо приказал Герб и распахнул плащ.

Мужик уперся взглядом в выполненную в виде головы виверны рукоять меча, висевшего на поясе старика, вздрогнул и побледнел. Женщина стиснула его руку – можно сказать, повисла на руке. Мужик некоторое время молчал, потом посторонился.

Герб распахнул дверь, и болотники вошли в дом. Когда Кай шагнул в дверной проем, Трури, стоявший рядом, как будто сделал движение, чтобы удержать его, но… не стал.

Внутри дома действительно было очень грязно. И очень темно. И пахло не так, как обычно пахнет там, где живут люди. Мокрой псиной воняло в этом доме. В центре тлели угли погасшего костра, единственного источника света и тепла в этом жилище, больше напоминавшем звериную берлогу. Тонкие струйки серого дыма тянулись в примитивный дымоход. Ни одного окна не было. «Кого они так боятся?» – подумал Кай.

У кострища сидела женщина, босоногая и простоволосая. Только присмотревшись, Кай понял, что она очень молода. Пожалуй, даже моложе Трури. И красива. Вернее, была бы красивой, если ее хорошенько отмыть, вытащить из звериной шкуры, приодеть и причесать. Наверное, те же мысли посетили Трури. Юноша уставился на девушку и смотрел на нее, не отрываясь.

Что-то зашевелилось в темном углу. Когда глаза Кая привыкли к темноте, он увидел маленького мальчика, возившегося с чем-то… с какими-то деревяшками. Болотники осматривались, молчали. Мужчина и женщина молчали тоже, стоя у порога полуоткрытой двери.

Кай подошел к мальчику. Тот недоверчиво глянул на него и испуганно притих. Кай присел рядом.

– Что это? – спросил он, указав на кучку наломанных сучьев, и тут же догадался: мальчик мастерил меч, пытаясь примотать ивовым прутиком ветку покороче к длинной и прямой ветви.

Мальчик не ответил, хмуро засопев.

– Не так. – Кай поднял ветви. – Надо прутик вот так… перехлестнуть.

– Он ломается тогда, – ломаным баском ответил мальчик.

– Так намочить надо, – уверенно сказал Кай. – Хотя бы поплевать на прут. Уж мне-то поверь, я столько мечей намастерил… А скоро у меня настоящий будет!

Мальчик посмотрел на болотников и вдруг задрожал.

– Ты чего? – удивился Кай. – Не бойся. Это… мои друзья. Они хорошие. Они знаешь какие! Они называются – болотники.

– Добрые господа… – надреснуто заговорил вдруг молчавший до этого мужик. – Добрые господа, мы ушли от людей. Мы никому не делаем зла. Уходите, пожалуйста. Уходите до того, как выйдет луна!

– Мы не можем этого сделать, – сказал Герб. Голос его звучал твердо и ровно. – Ты знаешь, кто мы?

Мужчина склонил голову.

– Да.

– В таком случае ты понимаешь, что мы не можем уйти. Плохое место выбрал ты для своего убежища…

– Хотя бы детей… – прошептал мужчина.

– Нет, – качнул головой Герб.

Он вытащил из ножен меч. Кай открыл рот, глядя на неровный красноватый клинок. Что старик собирается делать? Женщина охнула и вдруг пронзительно закричала. Девушка подскочила, бросилась к ней, обняла и тоже заплакала. Трури отвел глаза. Теперь он смотрел на тлеющие угли. Кай видел, как юноша кусал губы.

– Не здесь… – сказал мужчина, и голос его прервался. Герб кивком указал на дверь.

Они вышли все трое, будто сцепленные друг с другом. Женщина опиралась на мужчину, а девушка висела на женщине. Мальчик дрожал, обхватив голые колени. Кай хлопал глазами, не понимая, что происходит. Герб вышел во двор следом за хозяевами. Крис плотно прикрыл за ним дверь. В помещении стало совсем темно.

– Трури… – позвал Кай. – Что происходит?

За закрытой дверью послышался глухой удар упавшего на землю тела. Затем женский истошный вопль на два голоса – и еще один удар. И еще один.

И сразу стало тихо.

– Тебе лучше уйти, – сказал Трури, не глядя на Кая.

– Почему? – глупо спросил он.

Рах вытянул из ножен свой меч. Клинок этого меча был совершенно черный, искривленный и зазубренный на тыльной стороне лезвия. Рах шагнул к сжавшемуся в углу мальчику.

– Уходи! – почти крикнул Трури.

Дверь открылась. На пороге стоял Герб, вытирая клинок своего меча куском звериной шкуры.

– Нет, – сказал он. – Пусть останется. Пусть смотрит.

Кай уже догадался, что сейчас произойдет. Но почему – не понимал. Ему было страшно. И смотреть он не стал. Он вскочил и отбежал от мальчика на несколько шагов, отвернулся и, как будто этого было недостаточно, крепко зажмурился.

Через один удар сердца Кай услышал тонкий писк, потом тихий шорох. «Все», – подумал он.

Рах тряхнул мечом, сбрасывая с черного лезвия капли крови прямо на скорченное маленькое тельце. И тут что-то взорвалось в груди Кая. Он ринулся прочь из этого ужасного дома – Герб посторонился, чтобы дать ему пройти. Выбежав во двор, он едва не наткнулся на три тела, рядком лежащие у частокола. Быстрый бег не удалось погасить мгновенно, Кай споткнулся о мертвую неподвижную ногу и рухнул на землю. Под левой ладонью мокро хлюпнуло. Кай поднялся и попятился от мертвецов. Ударился спиной о прислоненную к частоколу лестницу и чуть не упал снова. Только оказавшись по ту сторону частокола, он заметил, что левая его ладонь густо выпачкана кровью. Кай опустился на колени, сорвал пук травы. Кровь, еще теплая и ужасно липкая, оттиралась с трудом.

«Что это? Что это? Что это?.. – стучало в его голове. – Почему?!» Слезы сами собой потекли из его глаз.

Он не заметил, как рядом с ним очутился Трури. Кай поднял на него глаза.

– Зачем? – спросил он. – Они же… ничего не сделали… Они же… просто люди…

– Они не люди, – ответил Трури. – Если бы мы встретили их, когда вышла луна, они бы напали на нас.

– Они…

– Это происходит так. Кто-то выживает после нападения оборотня, и человеческая кровь, отравленная кровью твари, превращает жертву в хищника. Иногда новоообращенный оборотень пожирает свою семью, потому что человеческая сущность не в силах сопротивляться жажде крови. Иногда он намеренно заражает близких, чтобы предотвратить это, потому что оборотни не жрут себе подобных. Так было с этой семьей. Возможно, когда-то они были хорошими людьми, даже вероятно были хорошими, ибо ушли от людей, чтобы обезопасить и себя, и других. Но сейчас они не люди. Они свирепые твари, отнимающие человеческие жизни. А все мы давали клятву, которая обязует нас сражаться с тварями, убивающими людей. Мы не сражаемся с людьми. Мы истребляем тварей, какое бы обличье они ни принимали.

– Этот… который с бородой… – всхлипнул Кай, – говорил, что они не делают зла. Тут никого нет, они не могут никому повредить.

– Я ему не верю, – сказал юноша и присел рядом с мальчиком. – Мы же встретили их на своем пути. На нашем месте мог оказаться кто-то еще, кто не смог бы распознать в этой нелюдимой семье опасных тварей. Оборотни не властны над своим звериным началом. Лунный свет заставляет их выходить на охоту, и они ничего не могут с этим поделать.

– В их доме нет окон! – выкрикнул Кай. – В частоколе нет калитки! Неужели не ясно, что они ночами сидят взаперти!

– Они сами обрекли себя на отшельничество, да, – подтвердил Трури. – Но мы не могли просто проехать мимо. Пройдет год или два… Кто его знает, выдержит ли обветшавший частокол? Или тот волчонок, с которым ты говорил, подрастет и вымахает в здоровенного волка, способного грудью вышибить дверь, сорвав запор, или одним прыжком преодолеть частокол… Тварь – всегда тварь.

На это Кай ничего не ответил. Он чувствовал в словах юноши правду, но это была какая-то другая правда… которую он пока неспособен был принять сердцем.

Болотники все не показывались из-за частокола. Трури положил руку на плечо Каю.

– Мне ведь тоже было… нелегко, – вдруг признался он, – это у меня в первый раз так… Когда тварь принимает обличье человека.

Кай молчал, пока не высохли слезы. Потом прерывисто вздохнул и спросил:

– А как вы поняли, что это… не люди? Вы же поняли, что здесь что-то не так, еще раньше, до того, как оборотней почуяли кони.

– Ты тоже этому научишься, – сказал Трури. – Когда годами бьешься с тварями, чувствуешь их на расстоянии.

С верхушки частокола спрыгнул Герб. За ним – Крис и Pax.

– Нужно натаскать хвороста, – прямо глядя на Кая, сказал Герб. – Поскорее.

Было уже совсем темно, когда путники покинули это место. Поднимающийся ветер бил им в спины горьким дымом. Кай несколько раз оглядывался на опустевший дом, пока он не скрылся во тьме совершенно. И тогда пламя вдруг вспыхнуло так ярко и бурно, что на мгновение осветило путь болотникам, отъехавшим уже на порядочное расстояние. Никто, кроме Кая, не оглянулся на гигантский костер.

– Будем ехать всю ночь, – проговорил Герб, – утром доберемся до поселения, где и отдохнем. Это происшествие здорово задержало нас. Кай! – окликнул он мальчика, который сидел на одном коне с Трури. – Постарайся поспать в седле.

– Хорошо, – отозвался Кай.

У него это почти получилось. Но когда уже мысли и образы стали путаться в голове, увязая друг в друге, Трури неожиданно остановил коня и спрыгнул на землю. Кай открыл глаза.

Юноша склонился на чем-то, белеющим в высокой траве. Присмотревшись, Кай понял, что это такое – кости!

Разбросанные кости и оскаленный белый человеческий череп.

– Давно уже лежит, – выпрямившись, сообщил Трури. – Волки… Следы волчьих клыков. Он врал нам. Кто-то из них все-таки выходил на ночную охоту.

– Он врал, – подтвердил Герб. – Я это понял еще тогда, когда он соврал в первый раз. О месторасположении ближайшего поселения.

Трури снова сел в седло, и болотники продолжили путь. Кай задремал в мерно покачивающемся седле лишь под утро.

* * *

Поселение оказалось крохотной деревенькой, состоящей всего из шести хижин, только три из них были заселены.

– Оно-то вона как… – сообщил путникам дряхлый старик, греющий на утреннем солнышке старые кости, – раньше-то веселее было. А с полгода назад оборотни объявились в окрестностях. Сначала коров резали, потом люди стали пропадать. Вот, кто помоложе, и подались отсюда… В город пошли. Не знаю, дошли уж или нет?.. Скот угнали, который остался, который не разбежался… Поле, конечно, запустили… Тут одни старики да старухи. Огородами кормимся кое-как… Охотиться и в поле работать сил уж нет…

Пока Кай спал в одной из хижин, Рах с Трури отправились на охоту и очень скоро вернулись. Каждый нес на плечах по отощавшей свинье. Увидев добычу, старик растерянно заморгал:

– Мои порося-то… Как же это?..

– Толку от них не было бы все равно, – сказал Герб. – Одичали.

Одну свинью оставили, другую зажарили целиком, и к пробуждению Кая был готов горячий сытный обед. После еды болотники отдохнули немного и засобирались в путь. Старики сгрудились у своих ветхих хижин, провожая.

– Оно-то вона как, – вздыхал старик, наевшийся до отрыжки, – тварей уж нет, опасаться нечего – это хорошо. Только мы и раньше не боялись. Нам-то чего, век наш прожит. Что в клыках оборотней помирать, что так года доживать… А денег нам, парень, не надо, – отверг он предложение Криса. – Зачем они тут? Проезжающего раз в полгода встретишь, и то – лихой человек какой-нибудь. Торговцев не бывает…

И потянулась необъятная глухая степь. На глинистой каменистой почве росла только чахлая трава и низкие кустики. Изредка встречались пологие холмы, иногда неглубокие впадины, как бы компенсирующие холмовые возвышенности. В этих впадинах шумели рощицы, там же можно было отыскать воду.

Кай теперь часто думал о том, что еще пару недель назад эти безлюдные места показались бы ему абсолютно безжизненной пустыней и, оставь его здесь одного, он, наверное, продержался бы ровно столько, сколько смог бы человек его возраста продержаться без воды и пищи. Но теперь он научился видеть и слышать мир, скрытый от глаз случайного человека.

Через четыре дня путешествия он уже добывал пищу почти без помощи Трури, хотя и в его сопровождении. Еще через четыре дня охота и поиск воды представлялись ему занятием таким же простым, как поход на кухню за припасами. По полету птиц, расположению и виду растительности Кай легко определял, где могут укрываться звери; основываясь на силе и направлении ветра, форме облаков, мог сказать, холодная или теплая ночь их ожидает и где лучше останавливаться на ночлег. Характер рельефа сообщал, где можно найти воду. На привалах мальчик жонглировал уже семью мячиками и без особого труда удерживал в воздухе четыре кинжала. Но тем не менее занятия с Гербом и Трури продолжались, а их задания становились все сложнее, потому что, как уже уяснил себе Кай, тайны окружающей действительности, открываясь, являли ему новые, более глубокие секреты.

Мальчик снова начал уставать от занятий, ему не хватало дней, чтобы понять и усвоить то, что он уже узнал; а тут еще на одном из привалов он неосторожно поинтересовался у Раха, как тому удалось в Гарлаксе уложить четырех опытных противников так быстро, что те не успели даже подать голос.

– Я научу тебя бою без оружия, если таково твое желание, – сказал на это Pax.

Кай прикусил язык, но, заметив, что болотники, слышавшие разговор, смотрят на него, вздохнул и сказал:

– Научи.

Минутой позже он ободрился, вспомнив о навыках, которые дал ему Танк. Он рассказал Раху о кузнеце из Лысых Холмов, предупредил, что тот велел ему использовать эти приемы только тогда, когда есть реальная опасность жизни. Болотник выслушал мальчика и попросил показать один из приемов. Не успел Кай и шагнуть к Раху, как вдруг небо перевернулось в глазах мальчика, и он ощутил себя лежащим на земле.

– Первая ошибка, – спокойно сказал Pax, когда Кай кое-как соскреб себя с земли и поднялся. – Прежде чем вступить в схватку, ты должен одним быстрым взглядом оценить противника, узнав о нем как можно больше. От того, сколько ему лет, более силен он, чем ловок, или наоборот, какие у него привычки и какой характер, до того, как именно он в данный момент стоит, на какую ногу опирается, как двигается. Те знания, которые дают тебе Герб и Трури, разве только для охоты следует применять? Если научишься оценивать противника, ты всегда будешь знать его дальнейшие шаги. Ты победишь еще до того, как начнется бой. Опытные бойцы видят, как будет протекать схватка и чем она закончится, только раз взглянув на противника…

Так Pax начал учить Кая. Специально для этого болотники решили ненамного увеличить время привалов. И вот удивительно: вроде бы Pax взялся обучать мальчика драться, а получалось, что по большей части Кай учился понимать внутреннюю сущность человека по его поведению и внешнему виду, да еще концентрировать и распределять силы собственного тела, которые Pax называл «энергией». Скоро Кай с удивлением понял, что в искусстве боя это самое главное. А приемы, которые показывал ему кузнец Танк, определенная череда движений руками и ногами – вроде как вещь вполне второстепенная.

Время летело так быстро, что мальчик почти не замечал, как день сменяет ночь. Он теперь довольно редко задавал вопросы, потому что свободных минут у него почти не было.

Места становились все глуше, поселения почти не встречались путникам. Потом местность изменилась: под копытами коней застучали голые коричневые плоские булыжники – они покрывали всю поверхность земли, за исключением оазисов с зеленой растительностью, которые попадались крайне редко – путники шли через Пустоши три дня и три ночи и встретили только один.

– Каменные Пустоши, – сказал Герб, когда перед ними раскинулась коричневая пустыня, – теперь уже осталось не так долго…

И Каю показалось, что не успел он выговорить эти слова, как ударил ветер, который не стихал все время, пока они пробирались через Пустоши.

Это была, пожалуй, самая трудная часть путешествия. Для Кая, по крайней мере. Хотя, пока они шли через Каменные Пустоши, занятия он прекратил, в эти три дня ему стало совсем не до них.

Пустоши действительно были пусты. Ничего не было в этих мертвых землях, кроме камней – то маленьких и плоских, то огромных, похожих на древних великанов, которые присели когда-то отдохнуть, да так и заснули вечным сном. Ничего не было, кроме камней и ветра.

Ветер не прекращался ни на минуту. Иногда он слабел, и его силы хватало лишь на то, чтобы трепать волосы путников, срывать с голов капюшоны да развевать гривы коней. Иногда же задувал сильнее, и тогда низкорослые мохноногие кони болотников жалобно ржали, покачиваясь под бесплотными ударами, а путники укрывали лица плащами, чтобы иметь возможность дышать. Ветер гнал по потемневшему небу рваные клочья облаков, страшно завывал в щелях громадных валунов…

Болотники заранее позаботились о припасах и воде и почти не делали остановок – разве только для того, чтобы дать отдых коням, которые, несмотря на свою почти невероятную выносливость, на второй день путешествия начали спотыкаться.

Но к концу третьего дня Пустоши кончились. Поначалу стих ветер, а меж камней стали попадаться пучки чахлой желтой травы. Заночевали путники в перелеске и почти половину следующего дня отдыхали от воющего безлюдья гиблых Пустошей.

Потом двинулись дальше. Места, через которые они ехали, по-прежнему были безлюдны. То угрюмые леса встречались путникам, то веселые, залитые сочной зеленью холмистые равнины.

Бывало, что целыми днями они шли по каменистым пустыням, где даже воду можно было обнаружить только в вонючих мелких лужицах. Бывало, что несколько часов уходило на то, чтобы переправиться через узкую, но бурную речушку, с течением настолько сильным, что волны разбивались в хрустальную пыль о торчащие из-под воды острые камни…

Все это время Кай не переставал учиться. Через неделю он мог жонглировать пятью кинжалами, еще через неделю – семью. Его учителя сменяли друг друга с утра до самой ночи, а то и ночью поднимали мальчика, чтобы задать неожиданный вопрос. Кай привязался к болотникам так, как еще не привязывался ни к кому из людей… Ну кроме, конечно, покойной матушки да дедушки Гура. Да еще, наверное, рыжего Корнелия и кузнеца Танка. И чем больше Кай узнавал болотников, тем больше находил в них интересного и непонятного…

Хотя в характерах своих спутников он разобрался уже давно. Крис, несмотря на все свои познания и умения, был простоват и прям. Если бы ему отпустить погуще бороду да переодеться в простую домотканую рубаху, не отличить было бы от обыкновенного деревенского мужичка. Рах в общем-то тоже создавал впечатление молчаливого простака, но, если поговорить с ним да внимательнее приглядеться, сразу становилось понятно: он далеко не прост и много всякого повидал в своей жизни; наверняка такого, о чем предпочитает не говорить.

К Гербу Кай проникся глубочайшим уважением. Этот крепкий еще седобородый старик знал положительно все и положительно все умел. Даже его суховатая педантичность (взять хотя бы то, что он раз в два дня тщательно подрезал кинжалом свою бороду и волосы) казалась Каю признаком особого достоинства, точно Герб был королевского рода.

Но больше всего Каю нравился Трури. Мальчик прилип к юноше безоглядно доверчиво, наверное, потому, что тот хоть и был настоящим болотником, но все же сохранилась в нем некая слабинка, крохотная трещинка, не затянутая еще мускулатурой зрелости. Трури был ближе Каю. Оттого, должно быть, и наука юноши давалась ему легче. Через две с лишним недели обучения мальчик ориентировался в полной темноте так же свободно, как при ярком свете. И Трури понемногу стал переходить к следующей ступени постижения природы звука. Как-то в безымянном лесу он, не сходя с места, тонким свистом приманил пару громадных вепрей и свистом же убил их. Мальчика поразило то, что приносящий смерть свист был совсем неслышен. От него только неприятно вибрировало в ушах…

– Вот пока что, – оставшись довольным демонстрацией, пояснил Трури. – Для начала это то, чему я тебя научу.

Вскоре после этого события они выехали на хорошо утоптанную дорогу, которая привела путников в большой рыбацкий поселок на берегу неширокой, но бурной реки. Кай уже знал, что эта река называется Горша и что, сплавившись вниз по течению, они наконец-то достигнут Туманных Болот.

* * *

Поселок назывался Тихая Заводь и никак не соответствовал своему названию, по крайней мере в тот день, когда там оказались болотники. Заводь, положим, наличествовала, но назвать ее Тихой ни у кого бы не повернулся язык. Даже на краю поселка было слышно, как бурлит неистовая Горша. Этот утробный низкий гул не мог заглушить даже разноголосый неутихающий гомон, свист дудок и бой маленьких звонких барабанов с мембранами из высушенных пузырей речной рыбы. В Тихой Заводи второй день гремел праздник Большого Улова.

– Горша кишит рыбой, – объяснил мальчику Герб, когда они подъехали к изукрашенным венками из тростника хижинам, – но в это время вниз по течению спускаются косяки ревунов. Ревуны нерестятся далеко в верховьях, в ущельях Синих гор, там же и достигают зрелости. Когда в ущельях иссякает мелкая рыбешка, которой питаются ревуны, косяки начинают искать новые места обитания, выходят на большую воду, попадают в течение, и… Тут их уже поджидают с сетями и бреднями.

– А почему – ревуны? – спросил Кай. – Они что – ревут?! Рыбы же не разговаривают… То есть не издают звуков, как животные, например.

– Увидишь – поймешь, – улыбнулся Герб. – Спинной плавник этих созданий загибается на манер дудки, и, когда рыбина всплывает на поверхность, из полости плавника выходит вода, и врывается воздух, с таким… забавным звуком.

О диковинной рыбе Кай забыл сразу, как только увидел обитателей поселка. И было отчего: жители Тихой Заводи выглядели не совсем обычно. И мужчины, и женщины были приземисты, сутулы и коротконоги, лица их круглы и бледны настолько, что можно было подумать – солнце неспособно оставить на их коже следы загара. Огромные глаза, казалось лишенные век, влажно поблескивали, а кисти рук поражали несоразмерной величиной.

– А чего они такие?.. – прошептал мальчик, безотчетно прижавшись к старику.

Герб усмехнулся:

– Говорят, когда-то давным-давно здесь жил отшельник. Ловил себе рыбу, выращивал ячмень, пек лепешки… Пропитания в этих краях хватает. Жил-поживал… да и сошелся с ундиной, обитавшей неподалеку. У них пошли дети, а у тех детей – свои дети. А потом на этом месте вырос поселок.

Кай долго молчал, о чем-то напряженно думая.

– Они – люди? – задал он вопрос.

– Они – люди, – спокойно подтвердил Герб. – В их жилах течет кровь далеких предков – нечеловеческих тварей, но в этом случае кровь человека победила. За всю долгую историю поселка не было никогда такого, чтобы жители Тихой Заводи причинили кому-нибудь вред. У здешних мужчин нет даже оружия, кроме рыбацких острог. Им не с кем сражаться. В Тихой Заводи свои сказания, свои песни и свои обычаи. Они сознают, что не такие, как все, и считают это не гордостью своей, а тяжким грузом. Долгими годами мирного труда и тихой жизни здешние жители заслужили право быть людьми. Говорят, что все чаще и чаще у них рождаются дети, в облике которых нет ничего необычного. Это, я думаю, связано с тем, что, хотя сушей пройти сюда трудно, Горша, которая у Синих гор отходит от судоходной Нарьи, время от времени доставляет в Тихую Заводь новую кровь. Человеческую кровь. Да и здесь неподалеку хутора кое-где есть. Понимаешь? Кай кивнул.

– Тогда – пока мы расседлаем коней – сбегай к ярмарочным палаткам и купи горшок цветочного меда. – Старик сунул мальчику в руку медную монетку.

Кай припустил было к палаткам – туда, откуда доносилась веселая музыка и то и дело взлетали к синему небу задорные припевки, но его негромким свистом окликнул Трури. Мальчик оглянулся, и юноша подмигнул ему. И тут же отвернулся к своему коню. «Чего это он?» – подумал было Кай и вдруг сообразил…

Обратно он прибежал довольно скоро – болотники еще не сняли все тюки. Герб стоял у одной из хижин, разговаривая с лупоглазым хозяином. Очевидно, договаривался насчет ночлега. Кай подошел к ним.

– Это цветочный, – сказал он, протягивая Гербу глиняный горшок. – За древесный просят дешевле, но в этом году он явно не удался. Разве что липовый. Рыбу здесь отдают почти даром: на медную монетку можно купить два десятка длиннохвостиков и десяток усачей. Или пять полосатиков и пару больших голованов. Сушеная рыба чуть дороже и почти равняется в цене с копченой. Только здесь коптят холодным дымом, горячим дымом никто не коптит. А вот кукурузные лепешки дороговаты, но это потому, что ярмарка, а в обычные дни они стоят столько же, сколько везде…

Кай говорил долго, почти вдвое дольше того времени, в течение которого находился меж палаток. Трури, освободившись, тоже подошел.

– Рукки недавно поколотил Игги за то, что тот в его отсутствие наведывался в его хижину к молодой жене. Катти Невезучий вчера запутался в своей сетке и чуть не потонул, – продолжал Кай. – А Инни Длинные Руки после праздника будут прилюдно сечь за то, что он опять выбирал рыбу из чужих сетей. У Криворотой Одди родилась тройня, и старейшины расценили это как добрый знак… Ты был прав, здесь мало чего случается. А ревуны действительно диковинные рыбы, – закончил Кай. – Из их плавников дудки делают. А еще говорят, с утра стояли три жаровни, на которых жарили нарезанное соломкой филе ревунов и раздавали бесплатно каждому желающему по маленькому кусочку. Завтра утром тоже жаровни поставят.

– Хорошо, – улыбнулся Герб, и мальчик понял, что он с честью выдержал экзамен, – только следующим утром нас тут не будет.

– Мы здесь наймем лодку? – осведомился Кай. – Придется две, а то и три нанимать. Здешние лодочки совсем маленькие – на одного человека, я видел. И… их ведь покупать придется насовсем, потому что обратно кто погонит?

– Молодец! – сказал Герб. А Трури рассмеялся:

– Ты смотри, все по косточкам разобрал, ну даешь!.. Только мы здесь лодку брать не будем. Проедем ниже по течению. Навестим Ашу.

– Кто это? Он тоже из Тихой Заводи?

– Он с Туманных Болот.

– Он болотник? – оживился Кай.

– Да, – кивнул Трури, – когда-то он учил Герба, как я теперь учу тебя.

* * *

Ниже по течению Горши раскинулись цветущие луга. Воздух, насыщенный ароматами трав и цветов, был густ и влажен. По правую руку от путников шумела бурная река под высоким берегом, а по левую – синела длинная полоска далекого леса. Как сказал мальчику Трури, здесь заканчиваются владения короля Ганелона. На вопрос Кая: «Разве не королевству Гаэлон принадлежат Туманные Болота?» – юноша ответил:

– Должно быть, никому из почивших и ныне здравствующих монархов не приходило в голову биться за эти земли…

Когда стало темнеть, болотники увидели пасущийся на лугу большой табун лошадей – таких же низкорослых и мохноногих, как их скакуны, а через час маленький караван остановился у большой хижины, крепкой, чисто вымазанной глиной, с большими окнами и входом, который вместо двери закрывала тростниковая циновка. Перед входом темнело кострище, выложенное камнями.

– Надо развести огонь, – сказал Герб, соскакивая с коня. – И приготовить ужин. Припасы можно найти в погребе, что за хижиной. Здесь мы и заночуем.

– Разве не надо спросить разрешения хозяина? – поинтересовался Кай.

– Он не против, – ответил юноша.

– Откуда ты знаешь?

– Он видел нас, когда мы проезжали мимо.

– Табун лошадей! – вспомнил Кай. – Здесь живет табунщик?

– Его зовут Аша. Он обучает лошадей болотников.

– Это он учил Герба?

– Да.

Кай невольно оглянулся на старика. Сколько ему лет, интересно? И сколько же тогда лет его учителю?..

Аша появился, когда ужин был готов. Он подъехал на серой кобылице – неслышно появился из темноты, поздоровался со всеми низким, но уже заметно надтреснутым голосом. Кай смотрел на Ашу во все глаза и видел высокого, крепкого еще сухопарого старика с пергаментным лицом и белой густой бородой, ниспадающей до середины груди. Длинный дорожный плащ, скрепленный шнурками под горлом, покрывал круп лошади до самого брюха. Поперек седла покачивалась большая крепкая палка. Какая-то странность была в этом старике, но какая – Кай определить не смог до тех пор, пока Аша не спрыгнул с лошади. А определив, разинул рот. У старика не было левой руки и правой ноги – увечья удачно маскировались длинным плащом. Правда, передвигался Аша хоть и с помощью палки, зажимая ее на манер костыля под мышкой единственной руки, но довольно ловко.

– На Туманных Болотах, как видно, появится новый воин… – глянув на Кая, проговорил Аша. – Как тебя зовут?

– Кай, – сказал мальчик.

– Мое имя – Аша, – на мгновение склонил голову старик и повернулся к Гербу: – Труден ли был ваш путь? – спросил он, с некоторым трудом присаживаясь у костра.

– Не труднее, чем обычно, – почтительно ответил Герб.

Два старика заговорили. Герб рассказывал о путешествии, о поиске и покупках каких-то «огней василиска», «жабьих когтей» и прочих малопонятных Каю штуках. Изредка Крис или Pax вставляли слово. Трури помалкивал. И Кай несколько оробел, видя, с каким почтением говорят с Ашей старшие болотники.

– Почему у него нет руки и ноги? – шепотом спросил Кай у Трури.

– Пылающий Прыгун, – так же шепотом ответил юноша. – Аша повстречался с ними пару десятков лет назад. В пасти Прыгунов есть особые железы, которые извергают жгучую жидкость. Проще говоря, выглядит это так, будто тварь плюется огнем… в общем, очень похоже, хотя сама тварь ничего страшного собой не представляет. Прыгунов было четыре, а Аша – один. Троих он сумел убить, но сам ослаб от ран настолько, что последняя тварь его достала. Плохо то, что в раны, которые наносит Пылающий Прыгун, непременно попадает жидкость из желез, поэтому такие раны почти не лечатся даже при помощи сильной магии… Аше спасли жизнь, но жить на Туманных Болотах ему уже было трудно. Поэтому он сам выбрал себе занятие по душе. Да еще он присматривает за лодками, которые принадлежат жителям Туманных Болот.

– Как же калека управляется с целым табуном? – изумился Кай. – Да еще обучает лошадей? И присматривает за лодками?

Трури ответил несколько резче и громче, чем ожидал мальчик:

– Он болотник! Да, ему трудновато выжить на Туманных Болотах, но обучать животных и следить за лодками он вполне в силах.

– А кроме этих… Прыгунов, какие еще твари встречаются на Болотах? – помолчав, спросил Кай.

– Много разных, – проговорил Трури. – Всех и не перечислишь. Да к тому же и новые появляются время от времени, о которых раньше не слышали.

– Зачем же вы там живете, если это так опасно?

– Потому что это наш долг, – ответил юноша.

* * *

Утром они погрузили тюки в большую лодку с двумя парами здоровенных весел и двинулись вниз по течению. Лодка летела по волнам бурной реки так резво, что веслами пользовались, в основном чтобы притормаживать на многочисленных порогах, да еще менять направление, чтобы не расшибиться о случайный торчащий из воды камень, потому что руля у лодки не было. Болотники – все четверо – постоянно были заняты на веслах. Кай попробовал было сменить Герба, когда ему показалось, что старик начал уставать, но справиться с веслом не смог – тяжеленное, оно вырывалось из его мгновенно онемевших от страшного напряжения рук. Тут на помощь мальчику пришел Pax.

– Гляди на меня, – сказал он. – Не пытайся бороться с веслом. Представь, что оно – часть твоего тела. Возьми его вот так… Двигайся вместе с ним всем телом, но следи, чтобы оно двигалось так, как нужно тебе.

На второй день Кай уже ненадолго подменял кого-нибудь из болотников. На третий день, когда берега Горши стали пологими, густо поросшими небывало высоким камышом, из-за которого ничего не было видно, течение замедлилось, а в воздухе установился запах гниющей сырости.

Герб объявил:

– Почти дома…

Лодку подвели поближе к берегу. Очень скоро в камышах обозначилась широкая просека, куда и причалили путники. Кай первым выскочил из лодки – и сразу же по колено провалился в вязкий ил, который затягивал берег. С трудом выдирая ноги, он выбрался на берег и огляделся.

Легкий туманец окутывал все вокруг, тогда как над водой тумана не было. Кай нашел это странным, но сразу же перестал об этом думать. Испытывая странное волнение, он смотрел на раскинувшуюся перед ним равнину, напоминающую грязевое море. Точно застывшие волны, вздымались опушенные зеленым мхом кочки, таращились в темное небо мутные глазищи свинцовых луж, кое-где криво торчали, будто мачты покинутых кораблей, черные скособоченные деревца. Кай оглянулся на болотников. Они уже вытащили лодку на берег и теперь выкидывали на твердую землю тюки. Трури, чей тюк упал первым, склонился, развязывая тесемки.

Кай повернулся и прошел несколько шагов от берега. Серый мох чавкал под ногами.

Тишина здесь стояла необыкновенная. Впрочем, это только поначалу казалось, что на болоте совершенно тихо. Опытный уже Кай мог различить тоненький посвист невидимых пока насекомых, какое-то натужное и таинственное гудение под землей. Хоть туман не скрывал расположения ближних предметов, на расстоянии в полсотни шагов из-за него ничего не было видно.

Позади Кая что-то легонько лязгнуло. Он обернулся и вскрикнул от мгновенного испуга.

Болотники стояли над опустевшими тюками, и вид их был диковинный и жутковатый. Таких доспехов Кай еще никогда не видел.

Нагрудный панцирь Герба отливал ядовито-лиловым и был усеян мелкими и тонкими, но по виду опасно-острыми шипами, которые на плечах становились длиннее и чуть загибались наружу. Суставные сочленения на руках и ногах также были снабжены шипами, но гораздо более толстыми и длинными, напоминающими шпоры. Наручи и поножи, тускловато-лиловые, тоже щетинились шипами. Щит – неправильной формы шероховатый пятиугольник грязно-лилового цвета – напоминал кусок панциря огромного краба. Да и вообще, как, приглядевшись, понял Кай, доспехи и были выполнены из панцирей каких-то неведомых членистоногих, но уж точно не из металла. В правой руке Герб держал лиловый шлем: гладкий, но с тремя длинными шипами на верхушке и с забралом, сделанным в виде челюстей, утыканных устрашающими зубами… Хотя, возможно, это и были самые настоящие челюсти какой-нибудь твари. На поясе в ножнах из какой-то диковинной черной кожи висел меч с головой виверны на рукояти.

Трури был одет в рубаху, облегающую его, как вторая кожа, длинную, до середины бедра – кольчужную, как сперва показалось Каю. Но это была не кольчуга. Это была чешуя, отливающая металлическим блеском. Штаны были тоже из чешуи, но с чешуйками поменьше, размером с медную монету; а вот сапоги выглядели не чем иным, как лапами с пальцами и когтями, точно с нижних конечностей какого-то монстра целиком содрали шкуру.

Трури надел шлем, и шлем этот представлял собой нечто невообразимое: нагромождение наростов и костяных рогов самых разных размеров и конфигураций. Шлем полностью скрывал лицо, оставались только два отверстия для глаз и узкая прорезь для рта. Щита у юноши не было – на его поясе висели два коротких меча с навершиями в виде голов виверны. Судя по форме ножен, мечи эти должны были напоминать серпы.

Доспехи Криса выглядели бы совсем обычными, если бы не их прозрачно-голубоватый цвет и… полное отсутствие суставных сочленений. Материал, из которого были изготовлены доспехи, наверное, прекрасно гнулся и растягивался.

Рах облекся в громоздкую на вид броню, собранную словно из осколков серых каменных плит. Шлем, очень напоминающий булыжник, выглядел чересчур большим, как, впрочем, и щит, похожий на обломок скалы, за которым можно было укрыться полностью, только немного согнув ноги и опустив голову. Кай подумал, что в таких доспехах очень тяжело передвигаться, да и громыхают они и скрипят, должно быть, громко. Но Рах, будто услышав его мысли, легко и абсолютно бесшумно переступил с ноги ногу. Так вот что находилось в тюках болотников!

– Можешь закрыть рот, – посоветовал Герб, – мошка залетит, – и, когда Кай сомкнул губы, добавил: – Это вовсе не шутка. В Туманных Болотах водятся серебрянки – крохотные белые мошки с блестящими крылышками, очень похожие на капельки воды. Они любят тепло и влагу и только ждут момента, чтобы залететь кому-нибудь в рот. Там они, конечно, погибают, но пару раз куснуть успевают, а их укусы очень болезненны. Хотя и не смертельны… Тебя удивляет вид нашей брони?

– Очень, – признался Кай.

– Видишь ли, на Болотах довольно влажно из-за гнилостных испарений, а металл не любит влагу. Металлическое оружие и доспехи самой искусной закалки быстро ржавеют и превращаются в труху. Даже оружие, выкованное гномами с помощью Магии Крови, здесь долго не держится. Поэтому мы используем части тех тварей, что водятся на Болотах. Конечно, изрядно укрепленные эликсирами и магией. Иначе оружие не смогло бы противостоять тварям. Наши доспехи и наше оружие гораздо крепче и надежнее металлического, к тому же частью сохраняет и магию тварей.

– Болотные твари обладают магией? – удивился Кай.

– И еще какой! Некоторые могут убить человека сотней разных способов еще до того, как приблизятся… или до того, как люди их увидят. Поэтому у нас есть правило: на Болотах только в доспехах и при оружии. Придет время, и у тебя появятся доспехи, и ты будешь обязан выходить на Болота только в них.

– Я думал, доспехи носят только рыцари, – покрутил головой Кай, у которого при мысли, что у него тоже когда-нибудь будут самые настоящие, екнуло от восторга сердце.

– Конечно, – спокойно проговорил Герб. – Мы ведь рыцари.

Кай снова разинул рот, позабыв о предупреждении насчет серебрянок.

– Рыцари?! – выпалил он.

– Что-то не так? – улыбнулся Трури.

– Ну-у… рыцари, они такие… у них латы сверкающие, а не… как у вас… И плюмажи. И красивые кони в богатой упряжи… – он припомнил свою встречу с сэром Генри в «Золотой кобыле», – и свита…

– По-твоему, плюмажи, сверкающие латы, красивые кони, богатая упряжь и свита делают рыцаря рыцарем? – серьезно спросил Герб. – Разве ты сейчас мне описал рыцаря? Ты описал герцога, выехавшего с кучкой прихлебателей осмотреть свои владения. Зачем, ты думаешь, нужен рыцарь?

– Защищать слабых и сражаться с нелюдями, – быстро и без запинки ответил Кай.

– А что важнее: богатая упряжь или защита слабых и сражения с нелюдями?

– Конечно, защита… – пожал плечами мальчик. – И сражения…

– Так вот и не делай поспешных выводов, – сказал старик. – Тебе еще предстоит многому научиться и многое понять, чтобы стать рыцарем Порога!

Кай захлопал глазами. После того как он покинул родной Мари, мальчик никому и никогда не говорил о своей заветной мечте: добраться до Северной Крепости Порога и заслужить право посвящения. Герб что, читает мысли?

– …рыцарем Порога, – договорил тем временем старик. – Как мы.

Каю показалось, что он ослышался. За время путешествия он привык к тому, что болотники никогда не врут, и принял это всем сердцем. Дальнейшее его лопотание было настолько невразумительным, что Трури, по своему обыкновению, расхохотался – даже Крис и Рах фыркнули, переглянувшись, а Герб, подняв руку, проговорил:

– Достаточно. Мужчина должен ясно выражать свои мысли.

– Я же… – Кай сглотнул. – Как же так? Я знаю, что один Порог находится в Скалистых горах, там стоит Горная Крепость. А второй Порог – на берегу Вьюжного моря, там, где Северная Крепость. А третий… – тут он начал кое-что припоминать. И замолчал.

– А третий, – продолжил Герб, – находится в сердце Туманных Болот. Здесь стоит наша Крепость. Крепость Болотников.

Изумление, поразившее Кая, было настолько велико, что он смог заговорить внятно только через несколько часов.

* * *

Спрятав лодку в камышах на твердой земле, путники продолжили путешествие. Болотники двигались по топи, держа строй. На расстоянии в три шага друг от друга шли Герб и Крис, каждый из которых нес на спине по большому черному мешку, позади них – Кай. Замыкал шествие Pax, а Трури, обогнав товарищей на два десятка шагов, выступал впереди. Болотники молчали, вслушиваясь в шелестящую тишину. Они не вертели головами, но Кай знал, что они замечают все, что происходит в поле их зрения. Кай подобрался поближе к Гербу.

– А почему вы не говорили раньше, что вы – рыцари Порога? – спросил он.

– Потому что ты не спрашивал, – коротко ответил старик.

«Все верно, – подумал Кай. – Болотник не болтает попусту языком. Таково правило».

– Все-таки… Как-то… – Мальчик сморщился, пытаясь найти нужные слова. – Странно. Я думаю, что если бы вы сказали мне, что вы рыцари Порога, в самом начале путешествия, я бы точно не поверил. Не обижайся, но вы… не похожи на рыцарей. На тех рыцарей, которых видел я, – торопливо добавил он. – А я ведь говорил с сэром Генри!

– Кто это? – поинтересовался Герб.

– Ты не знаешь? – удивился Кай. – Это же… Он тоже рыцарь Порога. Он – из Горной Крепости. И он… совсем другой.

– А мне казалось, ты научился видеть не то, что на поверхности, а то, что скрыто, – усмехнулся Герб. – Да, рыцари из Горной Крепости – превосходные воины. Лучшие из лучших. Но на Туманных Болотах они бы не выжили.

– Что?!

– Понимаешь, Горный Порог называют еще Порогом Драконов. Кроме драконов, другие твари из-за Порога в Скалистых горах не появляются. И разновидностей драконов не так уж много. За долгие столетия рыцари Горной Крепости досконально изучили повадки этих тварей, их слабые стороны и то, чего в первую очередь в сражении с ними следует опасаться. Работа рыцарей Горной Крепости трудна и опасна, но гибнут они очень редко.

– Значит, вы сильнее их?

– Рыцари Горной Крепости выполняют свой долг. Защищают людей от тварей из-за Порога. Недостойно принижать их тяжкий труд. – Старик помолчал немного и честно ответил: – Да, сильнее.

– А Северная Крепость? – поинтересовался Кай.

– Вьюжное море сурово, – покачал головой Герб. – Там трудно найти пропитание, поэтому с обжитых мест по королевскому приказу туда доставляется пища… которой, как я слышал, все же недостает рыцарям Северного Порога. Не всякий благородный муж, выросший и воспитанный в большом городе, выдержит испытание голодом и холодом. Да и тамошних тварей обычным оружием не взять. Кроме доблести и силы требуется еще и немалая сноровка, умение орудовать крюками, лазая по ледникам, выдерживать в ледяной воде достаточно времени, чтобы подманить тварь… И многое другое. Поэтому выживают там только те рыцари, что родом с Севера. Почти половина рыцарей Северной Крепости – воины из Утурка, Королевства Ледяных Островов. Ты ведь знаешь о Великом Договоре Порогов?

– Да, – ответил Кай, в голове которого промелькнуло воспоминание о рыжем менестреле Корнелии. – Немного…

– По этому древнему Договору каждое королевство обязано ставить заботы о Крепостях Порога превыше остальных государственных дел. Но в действительности лишь те государи, чьи владения располагаются поблизости от Порогов, относятся к Договору с должной серьезностью.

Прочие вспоминают о Порогах раз в год, когда приходит срок отправлять в Крепости золото и рыцарей.

Кай от всей души пожалел тех неведомых ему иноземцев, что вынуждены по воле древнего Договора и своего государя блуждать в безлюдных и гиблых землях в поисках Болотной Крепости. Он сказал об этом Гербу. Тот усмехнулся:

– Видишь ли, мальчик мой, Болотная Крепость так далеко от мест, где живут люди, что о нас почти никто не помнит. Каждый слышал о болотниках, но далеко не каждый помнит, кто они такие на самом деле. Нас называют разбойниками, колдунами и нелюдями, и только один из сотни еще помнит, что мы – рыцари! Рыцари Великого Братства Порога… Гаэлон – королевство, равного которому по величине и могуществу не было и нет в этом мире. Обширность Гаэлона – его проклятие, потому что все три Порога так или иначе соприкасаются с его владениями. Но в проклятии и залог его могущества. Потому что к королям Гаэлона испокон веков сходятся лучшие воины и текут золотые ручьи от правителей других государств, верных Великому Договору.

Герб замолчал и молчал довольно долго. Кай понял, что старик еще не все сказал, и терпеливо ждал продолжения.

– Горькая правда в том, что почти все золото идет на содержание Горной Крепости. Сильнейшие воины пополняют ряды ее Ордена. Какие остаются, поступают в Северную Крепость… – Герб снова сжал губы, но на сей раз пауза оказалась короткой. – Впрочем, мы давно научились обходиться собственными силами. Иначе нельзя. Ибо, кроме нас, некому больше исполнять наш долг! Каждая из Крепостей должна стоять незыблемой твердыней на пути тварей из-за Порога. Все мы должны верой и правдой служить своему повелителю и всему человечеству.

– А… твари Туманных Болот? – помедлив, спросил Кай. – Ты говорил о драконах Горного Порога и ледяных чудищах побережья Вьюжного моря. А с кем здесь сражаетесь вы?

– Разновидностей тварей, появляющихся из-за Болотного Порога, не счесть. И все время приходят новые, те, о которых никогда раньше не слышали. И возвращаются те, о которых уже успели позабыть. Тварей сонмы и сонмы! В плохой год они кружат вокруг Крепости, не упуская случая напасть. Но бывает и доброе время, когда твари выходят из-за Порога редко… Магия тварей могущественна, сила их превосходит силу человека в сотни раз. Каких-то можно одолеть исключительно магией, каких-то магия не берет совершенно, и надо изловчиться и сразить их честным клинком. Иногда появляются и такие, которых почти невозможно уничтожить – ни магией, ни оружием.

– А… как же тогда… с ними бороться? – поразился Кай.

– Бывает… – медленно проговорил Герб, – что рыцарям приходится жертвовать собой, чтобы только остановить тварей…

* * *

Они шли по болотам еще больше суток, когда наконец достигли глухого мрачного леса, деревья которого напоминали больше безлиственные мертвые сучья, чем живые растения. Выбравшись из этого жутковатого места, путники увидели большой поселок, стоящий прямо на болоте, посреди тщательно возделанных участков, где росли гречиха, овес и рис.

– Это и есть Крепость? – удивился Кай.

Трури снял свой шлем и тряхнул головой, рассыпая волосы по плечам.

– Не совсем, – сказал он, – это Укрывище. Здесь живут женщины, дети и наши охотники, которые доставляют в Крепость провизию. А также – болотники, которые увечны или слишком стары, чтобы ходить в дозор к Порогу. Оказывая должное уважение их подвигам, ратному труду, который они несли в Крепости, опыту и возрасту, мы называем их Мастерами. Они готовят молодых болотников, прежде чем те будут готовы войти в Крепость. Здесь мы и расстанемся.

– Расстанемся?!

– Нам нужно возвращаться в Крепость. Болотников мало, каждый рыцарь на счету. Уже завтра кто-то из нас выйдет в дозор. А ты еще долго пробудешь в Укрывище, тебе многому надо научиться.

– А мне… разве нельзя будет приходить в Крепость, пока я не пройду обучение?

– Конечно, можно, – усмехнулся Трури. – Все, кто пожелают, могут войти в Крепость. Но обязательно в сопровождении опытного болотника. Поверь, мы еще не раз увидимся. И я, и Крис, и Pax, и Герб – мы будем навещать тебя. Ты ведь не получил ответы на многие вопросы.

– А сколько я буду обучаться?

– Не могу точно ответить. Я учился шесть лет, но я был… гораздо слабее тебя. Жизнь в трущобах Гарлакса, знаешь ли, никогда не бывает сытой.

– Значит, шесть лет, – задумчиво проговорил Кай. – Ну или пять…

– Пять или четыре, – авторитетно заявил Трури. – Скорее, четыре. Уж я-то по тебе вижу.

– А потом я смогу выходить с патрулем? Жить в Крепости с вами и добывать себе доспехи и оружие из частей тел убитых мною тварей? – скороговоркой выпалил мальчик.

Трури фыркнул, но все же удержался от смеха.

– На время обучения будет достаточно тех доспехов и оружия, что можно найти в арсенале, – сказал он, – а после обучения ты еще некоторое время останешься в Укрывище. Но сможешь вместе с охотниками добывать провизию в окрестных лесах. Еще необходимо помогать возделывать поля.

– Поля… – пробормотал Кай несколько разочарованно.

– Не следует спешить в Крепость, – серьезно сказал Трури. – Тебя допустят туда только тогда, когда ты научишься всему, чему можно обучиться, не приближаясь к Порогу. Да и обеспечение Крепости провизией – дело столь же важное, сколь и патрулирование. Понимаешь?

– Понимаю, – вздохнул Кай, внутренне нисколько не согласный с юношей.

Они подходили ближе к Укрывищу, и серый туман понемногу рассеивался, открывая простор черной воды, лежащей по другую сторону хижин. Еще через несколько шагов стало возможным разглядеть массивный силуэт Крепости, возвышавшейся, словно прямо на водной глади. Только войдя в Укрывище, Кай сумел рассмотреть, что Крепость располагается на острове, находящемся посреди озера с черной неподвижной водой, над которой стлалась зеленоватая дымка.

Крепость была небольшой, с невысокими стенами, но, сложенная из громадных серых камней, производила впечатление чудовищного сторожевого пса, напрягшегося перед прыжком. Мощные сторожевые башни были освещены сверху большими кострами, разгоняющими темный туман. Позади Крепости, прямо от стен до берега, тянулись возделанные участки, а за Крепостью зловеще клубилась мгла.

Навстречу путникам из хижин выходили люди. Кай услышал приветственные восклицания, смех – как всегда бывает, когда путники возвращаются домой, где их очень ждут. Все это так не подходило к мрачной и жуткой атмосфере Туманных Болот, что у Кая внизу живота ослабли и потеплели какие-то мышцы, которые – как он только что ощутил – скрутило предчувствие неясной опасности, когда мальчик ступил на Болота.

Среди людей, появившихся из хижин, было несколько подростков и детей. Они с интересом смотрели на Кая, и Кай не видел в их глазах враждебности. Это удивило его. Но, вспомнив, что он теперь среди друзей, мальчик ответил им открытым взглядом и улыбнулся.

Часть четвертая