Но в один несчастный день, вернее утро, когда Шарль с наслаждением вонзил зубы в пирожное (а он по утрам любил пить чай с пирожным) — зуб взвыл! Ощущение было доселе никогда не испытанное и безумно неприятное. Ну, вам-то не стоит объяснять подробности, меня поймут 98 % нынешнего населения. Шарль, скажем прямо, испугался. Он струсил. И совершил роковую, но такую понятную и простительную ошибку — не обратился сразу к дантисту-специалисту. Осторожно прополоскав рот теплой водой, он занялся самодеятельным лечением. Совал в дупло мяту, ватку с туалетным уксусом, камфорой, бальзамами, растительными и минеральными маслами, словом действовал подобно 98 % населения. Зуб не думал униматься и за два дня довел своего владельца до отчаяния и паники. Хорошо еще, что ночной комплект оставался тихим и позволял ночью отсыпаться. И как же не вовремя разразилось бедствие! Близился день, когда замок должна была навестить некая дама, согласия которой Шарль добивался почти три месяца. А проклятая зубная боль исключала даже робкие попытки к обаянию, остроумию, обворожительности и очарованию. Сам фавн в подобной ситуации отвернулся бы от самой обольстительный нимфы.
И Шарль сдался, кликнул верного слугу, и, не разжимая зубов, потребовал: «Жубного врача»!
Умываться и одеваться — сил не было. Шарль сунул в недра клыка сарацинский бальзам, остатки благоухающий жидкости вылил себе на голову. Зуб поутих, а Шарль одурел от благовоний.
Разысканный в ближайшем городке дантист оказался человеком тщедушным, но весьма энергичным. Он без лишних церемоний совлек страдальца с ложа пыток и поместил в кресло у окна. Что было дальше… Ну, это прекрасно известно тем самым 98 % населения, для остальных я не буду вдаваться в описаниях адских мук. Скажу лишь, что фигурировали орудия пыток такие как заостренные металлические прутки, зеркальце на стержнях, ручная дрель с очень тонкими сверлами. Бедняга Шарль в процессе мучения… простите, лечения, желал лекарю всяческих бед (мысленно), раз сорок представлял его в роли своей жертвы… Но, наконец, врач изрек: «Все!»
— Как — все? Болит! — жалобно провыл Шарль.
— Рта не закрывать! — рявкнул целитель. — Часа через два прекратится. Не есть твердого, холодного, горячего, кислого, сладкого и горького. Через два дня продолжим.
«Ад и преисподняя!» — мысленно вскричал Шарль, но только жалобно заморгал.
— Я положил на нерв лекарство, — снизошел до пояснения лекарь. — Думаю, зуб удастся спасти, если после лечения не возникнет воспаление. Если же начнется нагноение — придется прибегнуть к удалению.
Тут у Шарля в глазах произошло потемнение, и он погрузился в обморок.
Однако лекарь-то оказался прав! После двух часов невыразимый мучений зуб как-то внезапно затих. Затем, замолчал, даже не откликнулся на провокационное постукивание ложкой. Шарль испытал на себе мудрость древнего изречения: «Блаженны страждущие, ибо они утешатся». О, с какой быстротой он привел свою персону в благопристойный вид, как захлопотал, проверяя комнаты замка, парк и кухню — все ли готово для встречи с долгожданной гостьи? И как был приветлив, очарователен, остроумен, обаятелен с этой самой гостьей! Даже преподнес ей незапланированный подарок — жемчужное ожерелье. Хотя это ожерелье могло затруднить его действия…
Итак, дама, молодая, пышная, веселая, жизнелюбивая вдовушка прибыла…
Ну, ладно не буду вникать в подробности этих роковых вечера и ночи. Только кое-что разъясню. Дело в том, что соль мышьяка, положенная в дупло зуба дневной смены, не только убила нерв, тем самым уняв боль, но каким-то образом повлияла и на зубы вампирьего комплекта. И когда пробило полночь, и Шарль, обняв даму, готовился нанести укус — превращения не последовало! А ведь Шарль приглашал вдовушку именно на роль жертвы, ибо как любовница она его откровенно не вдохновляла. Только для вампирьего пира приглашал он этих крупных, полных (и полнокровных) дам. И до тех пор все оканчивалось полнейшим удовлетворением обеих сторон: Шарль выпивал целый стакан крови, а дама получала желаемое. То есть, думала что получала… Ну, совсем я запутался! Словом, слюна вампира содержит наркотические вещества, и жертва после укуса мгновенно погружается в сон, а там испытывает то блаженство и удовольствие, о которых мечтала. Испытавший действие вампирьего наркотика уже глядеть не желает на обычные радости. И преследует своего вампира, молит его о свидании… И так до рокового конца. Впрочем, осторожность Шарль от повторных свиданий всегда уклонялся.
Итак, в данном случае наркотик не подействовал, он попросту не выделился, дама не лишилась части крови, но не получила ни малейшего удовольствия. И какую сцену она закатила неудачливому любовнику… Такое Шарль слышал лишь однажды, когда его гончак ненароком загрыз поросенка маркитантки.
Утром разочарованная вдовушка убралась восвояси, зуб не болел, но в Шарле что-то надломилось. Глубочайшие отвращение к женщинам, а заодно ко всему человеческому роду овладело им. Он еще вытерпел визит дантиста, но потом решительно оборвал связи с людским родом. Разбежалась челядь, разбрелись крестьяне, опустела окрестность замка Минюи. Шарль добывал пропитание сбором диких плодов, а вампирья его натура заснула прямо-таки летаргическим сном. Родителям он послал просьбу не беспокоить его. «Ничего, перебесится мальчик», — буркнул Людовик. Но уже двадцать лет пролетело, а Шарль не перебесился, все более погружаясь в пучину одиночества и тоски.
Вот, значит, каковы были дела к моменту прибытия господина де Спеле и его свиты.
Надо вам заметить, что свита Срединного совершенно напрасно злоупотребила спиртным — и Матильда и Танельок заснули еще до исторического сообщения о рождении Шарля и проспали всю его историю. Контанель вообще проснулся, когда грянул гром. В буквальном смысле слова — вы ведь не позабыли, что к вечеру сильно испортилась погода? Так вот, проснулся Тан от страшного шума. Гремел гром, но к его раскатам добавлялись беспрерывные, грому же подобные звуки. Блистала молния, но в окна еще вливался какой-то лиловый, пульсирующий свет. В общем, во дворе замка творилось нечто сверхъестественное.
Контанель побрел к окну. Стекло с внутренней стороны невероятно запылилось — Контик попытался его протереть, но стекло было еще и неровным и от времени замутилось, а уж с этим ничего нельзя было поделать. К тому же лил дождь, снаружи по стеклу ползли прихотливые водяные змейки. Словом Контанель смог увидеть только, что посреди двора клубилось пламя, казалось, вырывающееся из-под земли. А на фоне пламени вырисовывались два темных пятна, А за пламенем возвышался некто в три человеческих роста, и словно бы одетый в панцирь на его пластинах плясали лиловые блики. Нет, как толком ничего не разглядишь! Контик направился к двери, но его схватили за руку.
— Нет! Нельзя! — голос Матильда перекрыл недалекий громовой раскат.
Нель, видимо, совершенно растерялся, и попытался вырваться из девичьей хватки.
— Нельзя! Они — там! — громыхала Матильда. — Наши и еще кто-то!
На Контанеля вдруг накатила необоримый сонливость, он опустился на пол просто у ног Матильды и провалился в сон.
Проснулся он в уютном кресле, позже всех, когда солнце уже пробилось сквозь грязные стекла.
Без одеяла госпожи Дебдорой Матильде довелось самой заняться своим туалетом, впрочем, она управилась довольно ловко. Правда, прическа стала попроще, но достойная девица сияла свежестью и чистотой. И поглядывала с неудовольствием на окружающее запустение. Не радовали ее взор ни владелец замка, ни заспанный и чумазый Контик. Лишь на элегантном господине де Спеле мог отдохнуть ее взыскательный глаз.
А де Спеле уже торопил:
— Шарль, необходимо выполнить кое-какие формальности.
— Еще не все? — де Минюи опасливо втянул голову в плечи.
— Успокойтесь, с тем делом пока все. Речь пойдет о совершенно прозаических вещах. Во-первых, у меня к вам просьба. Мой спутник господин Контанель, по своим душевным качествам, как-то: благородство души, храбрость, верность достоин лучшей участи. Не могли бы вы посодействовать принятию его в ваш род?
— Я должен его… того? — еще больше испугался де Минюи. — Но я так давно не практиковался…
— Нет-нет, я отметил, что речь идет о сугубо прозаических делах. Вы посодействуйте возведению господина Контанеля, подающего надежды ученого, в дворянское звание.
— Конечно! — с облегчением воскликнул господин де Минюи, и благородные господа занялись составлением документа, в коем господин Контанель признавался одним из веточек генеалогического древа вампирьего рода.
Господин де Минюи предпринял вылазку в недра своего замка на розыски чернил, бумаги, сургуча и печати, и это заняло довольно много времени, за которое Матильда успела приготовить вполне приличный завтрак
Покончив с бумагомаранием, де Спеле поздравил новоявленного дворянина — виконта де Эй. Наречен он был не по несуществующему поместью Эй, а по весьма прозаическому, но ароматному и полезному продукту, которым Матильда (испросив позволение господина де Минюи) снабдила похлебку. (ail — чеснок (фр.)
— Теперь, во-вторых, — продолжил господин де Спеле. — Шарль я посоветовал бы вам изменить образ жизни.
— Да, конечно, — быстро согласился граф. Наверное, ночные события произвели на него столь глубокое впечатление, что он не осмелился ни в чем возразить Срединному.
— Я отнюдь не настаиваю, — заметил де Спеле. Но мне так кажется…
— Да, разумеется, конечно, я согласен, — вновь согласился Шарль.
— Итак, самому с наведением порядка вам не справиться, а нам скоро выступать. Мне кажется, что стоит обратиться за помощью к вашим родным. — Де Спеле извлек из кармана зеркальце в чеканной серебряной оправе: — Перед этим зеркальцем произнесите то, что желаете передать вашим уважаемым родителям. Я отнесу ваше послание.
— Владения моего отца не близко…
— Шарль, для моего, а теперь и вашего покровителя расстояний не существует. Ступайте и наговариваете. Нет-нет, — возразил, когда Шарль направился к лестнице в верхние покои. — Ступайте во двор и следите, чтобы ваше лицо освещалась солнцем. У зеркала пока низкая светочувствительность в режимах записи и воспроизведения.