Наталья Григорьевна организовала литературный клуб, в котором первого ноября 1962 г. прошел диспут «О поколениях». В дневнике моего папы от второго ноября есть такая запись: «Вчера <Татьяна> пришла возбужденной с диспута о поколениях. Опять поспорила с Долининой. Причем в „заключительном слове“ <…> она отвечала Долининой, что они, собственно, говорят об одном и том же, но разным словами. А говорила Татьяна, что нужно, вставая, каждый раз думать: «что хорошего, доброго я могу сделать». На диспуте был Володин… говорил, что „здесь выступала умная девочка, но в женщинах я больше люблю слабость… думаю, что это близко к долининским требованиям душевности в отличии от сознательного добра…“»
Мои родители, не говоря уже о бабушке, единодушно хотели, чтобы я больше времени проводила под их присмотром дома, не задерживалась в гостях у подруг, которые им не очень нравились. Папа предложил мне, чтобы не пререкаться, вести полемику в письменной форме, за что я ему благодарна, так как научилась более-менее связно выражать мысли. Одно из писем-ответов отцу я недавно обнаружила в семейном архиве. Я отвечаю на вопрос о том, что такое «нормальная жизнь»: «…диспуты, воскресники, вечера, встречи с интересными людьми – вот то, что должно занимать мою жизнь… Мало самой быть в центре событий, нужно еще привлекать к интересным делам окружающих. Вот сегодня, например, я весь день рассказываю всем о диспуте и это многих заинтересовало, и на следующий диспут, может быть, придет несколько человек, никогда раньше не интересовавшихся такими делами. А один раз попав на диспут, люди пойдут и второй и позовут своих знакомых. Вот что такое нормальная жизнь в моем понимании»[3].
Об этом диспуте, состоявшемся во Дворце культуры Ленсовета, я расскажу позже, а пока несколько слов о самом известном диспуте 1956 г. на площади Искусств, по одним сведениям, не состоявшемся, по другим – прошедшем в два этапа 14 и 21 декабря 1961 г. после выставки Пикассо в Эрмитаже. К выставке музей готовил посетителей заранее. В апреле 1956 г. в Эрмитаже открылась выставка «Искусство Франции XII-ХХ вв.», на которой было представлено много импрессионистов. В октябре-ноябре прошла выставка Сезанна. Картины импрессионистов в ограниченном количестве содержались и в постоянной экспозиции. Обязательным критерием выставляемых работ была фигуративность. На организованной И. Эренбургом выставке Пикассо, прибывшей из Парижа в Ленинград через Москву, были представлены абстрактные работы, что вызвало ажиотаж. Билеты на выставку, проходившую с первого по девятнадцатое декабря 1956 г. можно было купить, только простояв в очереди всю ночь. Касса тогда открывалась в восемь часов утра. Билеты из-за наплыва посетителей продавались по сеансам. Диспуты возникали стихийно возле картин, смотрители просили зрителей не шуметь, долго у картин задерживаться не позволяли. Как пишут очевидцы, существовала доска отзывов, которая напоминала пейзаж после битвы. Искусствовед Эра Коробова водила тогда экскурсии по выставке. Она вспоминает, что реплики зрителей часто даже не относились к изображенному на холстах. Ирэна Вербловская вместе с друзьями договорилась с администрацией студенческого зала Публичной библиотеки на Фонтанке о диспуте, который пройдет 15 декабря. Однако, в назначенный час зал, где должно было проходить обсуждение, был закрыт на амбарный замок. Ее компания договорилась собраться через неделю на площади Искусств. Другой посетитель выставки студент Военмеха Юрий Сорокин вспоминает, что увидел в Эрмитаже рукописные объявления о том, что обсуждение состоится 15 декабря в Университете. Пошел компанией на матмех, где по слухам велись переговоры с комитетом комсомола, но там никто ничего не знал. По другим сведениям, из Университета молодежь отправили в студенческий зал Публички. Поскольку там было все закрыто, кто-то предложил пойти на площадь Искусств, где и прошло обсуждение. Народу было немного. Из выступавших Сорокин запомнил скульптора Владимира Неймарка. Через неделю решили собраться снова на площади Искусств и поговорить еще. К этому числу, совпавшему с днем рождения Сталина, власти уже подготовились. У студентов стали проверять документы, задерживать. Почти все утверждали, что оказались на площади случайно. Одни говорили, что покупали билеты в Филармонию, другие собирались в Малый оперный. У кого-то отобрали читательский билет в Публичную библиотеку и сказали, что отдадут позже. У Юрия Сорокина переписали паспортные данные. Через несколько дней к нему домой пришел неизвестный человек и очень вежливо попросил на минутку заехать в райком комсомола. Там со студентом провели беседу двое в штатском. Сорокин сказал, что оказался на площади потому, что хотел купить билет в Большой зал филармонии.
О его участии в неофициальной дискуссии сообщили в Военмех. Юрий повел себя в деканате резко и был отчислен из института. Позднее он посвятил памятному дню 21 декабря 1956 г. стихотворение, в котором с фотографической точностью воспроизвел пейзаж площади Искусств:
Сквер – в ночном оцепененье…
Стеклом на ветках ломкий лед.
Холодных ламп ломая излученье,
Венец сияния вкруг них плетет.
Ночные грифы – латы и секиры, —
покрыты инеем, врата венчают…
За ними – бело-золотистый призрак —
Сквозь театральный снег
Мираж дворца – мерцает…
Нет ни души…
Брожу один – арабским шейхом
Ночных видений:
Вот – «Бродячая собака»…
Вот – стайки «тихарей» —
Вот милицейское каре, —
Вот крытые фургоны «раковая шейка».
(карета юному адепту Пикассо…)
Год пятьдесят
Шестой, когда казалось —
Кончилась эпоха мрака…
…да одинокий Гений русский, разгоняя скуку,
Подставил снегу бронзовую руку. [4]
Милицейское каре, точнее маршировку солдат по площади, периодически сменявшуюся проездом поливальных машин – в декабре месяце (!) вспоминает Ирэна Вербловская, которая с друзьями подошла к площади 21 декабря. Пройти на саму площадь было невозможно, хотя какие-то люди на ней находились. Кто-то предложил пойти в Союз художников, где в это время проходило обсуждение очередной выставки. Громко повторяя адрес «Герцена 36», часть собравшихся повернула на Невский. В ЛОСХе студентам охотно предоставили слово, но говорить они стали не о выставленных работах, а о Пикассо, свободе в искусстве. Студентка консерватории Юлия Красовская сказала, что у нас аракчеевский режим, потому что не позволяют обсуждения Пикассо. На следующий день ее арестовали, больше недели продержали за решеткой, а потом отпустили. Рассказывают, что небольшие дискуссии на площади Искусств устраивались и после других эрмитажных выставок, но без последствий.
Дискуссии на различные, порой весьма расплывчатые, темы проходили и в Домах культуры. Готовились они обычно райкомами комсомола и администрацией клубов. Вход на такие вечера был свободным и, хотя заранее подготовленные ораторы тоже выступали, все же большинство были людьми с улицы, взгляды которых предвидеть администрация не могла. О тематике диспутов можно узнать из газеты «Смена», информировавшей читателей о таких событиях. Например, в феврале 1960 г. в ДК Промкооперации прошел диспут о роли общественной деятельности. Обсуждались тезисы: «Что считать общественной работой. Может ли каждый стать общественником. Что дает общественная работа человеку». В январе 1961 г. в Гатчинском доме культуры прошел диспут о музыкальном вкусе. По сообщению «Смены», «зал буквально бурлил. Говорили о «Мишке», «Ландышах», джазе, эстрадной музыке. Вывод: нужна хорошая качественная музыка. Открыл и закрыл диспут музыковед А. Браиловский».
Я начала интересоваться диспутами с 8-го класса. Первый диспут, на котором я выступала, назывался «Современный стиль. В чем он?». Вечер, точнее два вечера, так как одного не хватило, прошел в переполненном зале – на 500 мест – Выборгского ДК. При регламенте пять минут успело выступить 60 человек – далеко не все желающие. Обсуждали несколько вопросов, причем все с одинаковой активностью. Один из них – в чем внешняя красота, включал споры о том, хорошо ли девушке пользоваться декоративной косметикой. Одна девушка жаловалась, что на танцах скромных и не накрашенных девушек молодые люди игнорируют, а это неправильно. Как писала газета «Смена» в отчете о диспуте: «Другой вопрос касался жизненной цели… Кто-то считал, что главное такую цель иметь и с возрастом не переставать к ней стремиться… Пожалуй, наиболее яростный спор был об абстрактном искусстве и джазе. Студент С. Прокофьев и инженер Д. Козловский доказывали право на будущее абстрактной музыки и джаза. Другая позиция у студента Н. Мышкина из Политехнического института – абстрактная живопись не нужна, так как ничего не выражает. Дискутирует с этим мнением помощник кочегара В. Евсевьев: «Нет, выражает. XX век – век хаоса, бешеного ритма, это и стремится выразить абстрактное искусство. А реализм умер, кончился в прошлом веке». Гулом негодования встретил зал эти слова…» Добавлю от себя, что приведенная цитата – точная реплика диспутов русских футуристов 1912–1913 гг., времен «Пощечины общественному вкусу» и «Ослиного хвоста». Газета «Смена» комментирует эту полемику так: «Молодежь варится в соку своих субъективных и ложных мнений. Надо дать выход на диспутах, но противопоставить компетентные выступления специалистов». Нашла я в отчете и отрывок из своего выступления: «Мы, молодежь, плохо знаем и понимаем современное искусство – говорит ученица 319-й школы Таня Никольская. —
Надо, чтобы еще в школе нас основательно знакомили с различными течениями в современной живописи, музыке и вообще в искусстве». Диспут закончился призывом инженера Генриха Шефа, в дальнейшем писателя, к созданию молодежных клубов: «У каждого есть два-три друга, но хочется мнение более широкого круга, побеседовать, фильм обсудить. – Нужны молодежные клубы»