Но эта новизна ему нравилась, квартира стала такой красивой.
И повсюду — на столах, на телевизоре, на видеомагнитофоне и на подоконниках — лежали вязаные произведения Ангелы. Звездочки, круги и квадраты неиссякаемым потоком выходили из ее умелых рук и ложились на все, что имело плоскую поверхность. Ее изделия висели на карнизах в виде гардин с оборками, в качестве полотенца в ванной и занавески на стенном шкафу в прихожей. В мягких, пастельных тонах были воплощены сложные рисунки, напоминающие снежинки, паутину или медуз.
Рейне не мог надивиться ее вязанию. Для него оно оставалось неразрешимой загадкой. Это, должно быть, очень сложно, но она вязала легко, не напрягаясь и даже не глядя на свое рукоделие.
Кроме вязания, она не умела ничего. Готовить она не умела. Она была не способна заполнить простейший формуляр в учреждении, не знала, как обращаться с машинами в общинной прачечной. Когда звонил телефон, она страшно пугалась и никогда не брала трубку. (Правда, ей никогда и не звонили. Обычно это был Туре, которому хотелось пообщаться с Рейне.)
Ангела не знала общепринятых социальных норм. Она никогда не разговаривала с соседями. Когда с ней здоровались на лестничной площадке, она опускала глаза и торопливо шла дальше. В магазинах она протискивалась к прилавку, не обращая внимания на очередь, и очень удивлялась, когда люди начинали протестовать. Иногда Рейне казалось, что Ангела прилетела на Землю с другой планеты.
Иногда он пытался представить себе, как она жила раньше: в детстве навязчивая опека в тесном религиозном окружении. Никаких подруг. Плен в объятиях властных родителей до самой их смерти. И наконец, свобода, с которой она не знала, что делать. Откормленная, с подрезанными крыльями, она была выпущена из клетки и попала в мир безобразных квартир и церковных кружков рукоделия.
Но он был буквально очарован ею. Ее невежество напоминало ему листы белой неисписанной бумаги или только что выпавший снег, на котором не было ни одного следа. Чистый лист, целина, на которую не ступала ничья нога. Поле нереализованных возможностей.
Ему понравилось обучать ее разным вещам.
Для начала он стал учить ее готовить. Сам он делал это охотно и с большим удовольствием. Иногда он покупал на рынке всякие приправы и пряности и готовил блюда, виденные им в телевизионных кулинарных передачах.
Ангела была способна только положить кусок маргарина на сковородку и нарезать колбасу.
Но она оказалась способной ученицей. Рейне научил ее готовить отварное мясо с хреном, голубцы и селедку с луковым соусом. Он показал ей, как красиво сервировать стол, и пытался говорить с ней во время еды, а не безмолвно и сосредоточенно запихивать в рот куски.
После короткой лекции Ангела научилась обращаться со стиральной машиной и сушилкой. Однажды она завела стиральную машину в то время, на какое записалась соседка. Та не обиделась, но Ангела совершенно пала духом. «Я всегда все делаю не так», — то и дело бормотала она, отказываясь пользоваться машиной.
Рейне пришлось буквально за руку привести ее в прачечную, показать, как работает машина, и поддержать ее похвалой. После этого Ангела снова начала стирать самостоятельно.
Несмотря на то что она была молчалива и упряма, стеснялась соседей и не умела многого из того, что обычно делают замужние женщины, Рейне не раздражался. Напротив, с Ангелой он чувствовал себя необыкновенно хорошо.
Разговаривая с Ангелой, он с удовольствием прислушивался к звукам собственного голоса — уверенного и немного шутливого, голоса, которому она с такой радостью внимала. Ему нравилось, как он берет ее за руку, обучая готовке. Любил обнимать ее за талию, когда вел ее туда, куда она не желала идти.
Он любил Ангелу за то, что благодаря ей сумел, впервые в жизни, полюбить самого себя.
Глава 6
Ангела стояла у плиты и готовила телячий рулет со сливочным соусом.
Рейне стоял у нее за спиной. Заглядывая через ее полное плечо, он время от времени шепотом давал ей ценные советы. Он не хотел быть слишком навязчивым, поэтому старался не мозолить ей глаза и как можно тише говорить. Он вмешивался только для того, чтобы придать Ангеле уверенности, а когда видел, что она справляется сама, отстранялся и умолкал.
— Перец, Ангела, — суфлировал он.
Она сделала пару оборотов ручкой мельницы и посыпала фарш молотым перцем. Рейне ободряюще кивнул:
— Еще немного.
Она еще два раза повернула ручку.
Сегодня они ждали гостей. Рейне наконец решился пригласить Туре.
Он давно хотел это сделать, но каждый раз откладывал. Сказать по правде, он немного опасался знакомить Ангелу с Туре. Грубый, презирающий женщин Туре, его сальный юмор, его неухоженность и склонность к спиртному — и рядом Ангела, застенчивая и молчаливая, становящаяся в присутствии других людей чопорной и робкой.
Но надо же было их познакомить — его единственных в мире друзей. Рейне тщательно готовился к этому вечеру, прося Ангелу быть снисходительной, а Туре — сдержанным.
Туре явился в точно назначенный час в поношенной, но безупречно свежей белой рубашке. Он был в какой-то мере трезв и принес с собой горшок с живыми хризантемами, который и вручил Ангеле. Равнодушно скользнув ничего не выражающим взглядом по цветам, она поставила их на комод в прихожей и пошла на кухню. Рейне, извиняясь перед другом, виновато пожал плечами.
Телячий рулет источал изумительный аромат. Ангела ела молча, опустив глаза в тарелку, зато Туре был в ударе и говорил за двоих.
Через некоторое время на столе откуда ни возьмись появилась бутылка водки. Вероятно, Туре держал ее в кармане пиджака.
— Теперь неси-ка нам стаканы, малышка, — сказал он Ангеле. — Или, может, тебе лучше выпить вот этого, — продолжал он, намекая на пиво в стаканах.
— Спрячь бутылку, Туре. Мы с Ангелой не пьем водку, — сказал Рейне тоном не терпящим возражений.
Но Ангела уже ухватилась обеими руками за край стола, как обычно делала, когда хотела встать, поднялась и, переваливаясь с ноги на ногу, подошла к посудному шкафу, достала оттуда водочный стакан и поставила его перед Туре. (Они купили наборы стаканов и бокалов — для вина, коньяка, ликера и водки — вместе с посудным шкафом. Ангеле очень понравился этот стеклянный шкаф, подсвеченный изнутри люминесцентными лампами.)
Туре благодарно рассмеялся и налил себе водки.
Ангела тяжело опустилась на стул и снова принялась за еду. Женщина не произнесла ни слова с того момента, когда пришел Туре.
После еды Рейне показал другу отремонтированную квартиру. Туре восхищенно кивал, все время повторяя, что просто не узнал квартиру друга.
— У нее есть денежки? — прошептал он.
Рейне не рассказывал Туре о полученном им наследстве. Он был на сто процентов уверен, что, узнай об этом Туре, он не ограничился бы просьбами одолжить пятьдесят крон, а стал бы требовать больше. Теперь он думает, что за мебель и автомобиль платила Ангела. Пусть думает.
— Так и надо поступать, Рейне, молодец.
— Теперь будем пить кофе, — коротко сказал Рейне.
Они снова уселись за кухонный стол. Ангела принесла кофейник и пирожные. Подойдя к Туре, она налила ему кофе и повернулась к гостю спиной.
Туре положил в рот кусок сахара, смачно отхлебнул кофе и громко сказал:
— Чертовски вкусный кофе и отменная еда. Ты здорово в этом петришь, толстушка.
Он радостно заржал, зажав кусок сахара беззубыми челюстями, протянул жилистую руку и ущипнул Ангелу за зад.
Реакция была такой стремительной, что ни Рейне, ни Туре не успели толком сообразить, что произошло. Казалось, рука Туре нажала невидимую кнопку, соединенную с неведомой до сих пор взрывной силой Ангелы. Едва большой и указательный палец Туре коснулись ее тела, как Ангела развернулась и с быстротой кобры влепила Туре пощечину.
Удар был так силен, что голова Туре резко качнулась в сторону, кусок сахара вылетел изо рта, а горячий кофе из чашки выплеснулся ему на лицо и на рубашку. Все произошло так быстро, что Рейне не успел ничего разглядеть, но мог бы поклясться, что в момент удара рука Ангелы была сжата в кулак.
— Боже мой, Туре, ты обжегся?
Рейне бросился к мойке и открыл кран.
— Умойся холодной водой, это помогает от ожогов.
Но оцепеневший Туре продолжал неподвижно сидеть на стуле, не отрывая глаз от Ангелы, которая, с обычной своей вязкой медлительностью, опустилась на стул. Непричесанные волосы стояли торчком и в свете люстры казались светящимся нимбом. Туре зажмурил глаза, а потом медленно их открыл, как будто для того, чтобы удостовериться в том, что он не ослеп.
— Черт возьми, — произнес он наконец, — ты с ней еще помучаешься.
В раковину мойки лилась мощная струя холодной воды. Рейне намочил кухонное полотенце и слегка его отжал.
Ангела флегматично и тщательно порезала песочное пирожное на мелкие кусочки и один за другим отправила их в рот. Было видно, как ее язык выискивает во рту крупинки сахара. Вид у нее был усталый и умиротворенный, как у кошки, поймавшей, наконец, ловкую мышку.
Втайне Рейне был страшно горд выходкой Ангелы. Нельзя так обходиться с его женой! Очень хорошо, что теперь Туре это понял. Он получил хороший урок.
— Ох, ох, ох, — бурчал Туре.
По-прежнему пристально глядя на Ангелу, он взял из рук Рейне мокрое полотенце, потом отвел от Ангелы взгляд и принялся промокать лицо.
— Возьми мою рубашку, а свою оставь, я ее сейчас замочу, — предложил Рейне.
— Не надо, я, пожалуй, пойду, — отказался Туре.
Глава 7
Наступила осень, но деревья пока не пожелтели. Они ехали по дороге, вьющейся между холмистыми полями, окаймленными хвойным лесом.
— Сверни здесь на боковую дорогу, — сказала Ангела. — Мне хочется проехать по тому лесу, он такой красивый.
Рейне свернул. Да, местность здесь на удивление красивая.
— Хорошо было бы здесь жить, — сказала Ангела.
— Ну да, — согласился Рейне, хотя ему самому больше нравилось жить в городе.