Казнь такая из новых, для преступлений самых отвратительных. За убийство родителя. Мэл переместила страницу вниз. Nequegladio, открылись строки.
neque gladio neque ignibus neque ulli alii solemni poenae subiugetur, sed insutus culeo cum cane et gallo gallinaceo et vipera et simia
Ни меч, ни огонь, ни любое другое привычное возмездие мерой не избираются. Зашивают преступника в мешок вместе с собакой, петухом, змеей и обезьяной.
Строчки расплылись перед глазами Мэл. Звуки были прочитаны, но словно не хотели рассеиваться в ночном воздухе. Мэл запрокинула назад голову и, дрожа от ужаса, долго смотрела в черное небо.
собакой, петухом, змеей и обезьяной, и темницу эту бросают в море или реку, смотря чем располагает местность, дабы не встретив еще смерти, познал он нужду устрашающую, без воздуха, радость жизни дарующего, и земли, опорой будущей и в погребении.
Мэл трясло. Легкие жгло, словно воздух вдруг обратился льдом.
Poena Cullei. Sдcken. Казнь зашиванием в мешок.
Далее шли комментарии и заметки, но никто не высказывался четко, каким должно было быть убийство, чтобы приговор оказался таким. Мэл предположила, что описанный способ может быть каким-то символом, но тотчас отбросила за бессмысленностью. Poena даже в античных источниках упоминалась, как нечто древнее. Садистский обряд. Что веками пытались искоренить, строя юридическую систему, и даже получилось, - но однажды в результате схоластического эксперимента мера обрела новую жизнь. "Последний раз" - едва дыша, читала Мэл, - "данный приговор был вынесен женщине в Саксонии за детоубийство".
Кожаный ком на полу комнаты. Оболочка не высвобождающая, как ни растягивай.
"Последний крик петуха" - следовало дальше в тексте, - "как в традиции крест на могиле, служит ориентиром для обнаружения места затопления". Kikeriki, кричал для нее петух, но она не придала значения. А надо было.
И захлебнувшаяся женщина тоже говорила. Что хотела она передать, покусанная и заклеванная петухом, собакой, змеей и обезьяной, истекающая кровью под их когтями, спеленатая кожаным сморщивающимся мешком?
Что просочившаяся вода заполнила легкие и принесла облегчение? Или наоборот несла муки еще более страшные?
С близкими Джоанны у Мэл не сложилось. В первый раз, встретившись за ужином в ресторане отеля, куда по приезду родители и сестра пригласили ее, все были раздавлены страшной потерей, и не делили горе на свое и постороннее. Говорили друг другу слова сочувствия, ободряли и интересовались пустяками. Вторая встреча оказалась диаметрально противоположна первой: слова не способны были воссоздать мир, и вечер прошел практически в молчании. Отец Джоанны сидел, уставившись в тарелку, и если отвлекался, то исключительно для того, чтобы перебить Мэл и спросить, почему же она так неожиданно улетела в Лондон, может была между ними ссора?
Сестра Джоанны подступила со своей стороны. Она упросила Мэл выйти на улицу и прежде всего извинилась за отцовское поведение.
-В полиции есть записи наших разговоров, - выдавила из себя Мэл. - Я не покидала Лондона.
-Я верю. Но почему вы разбежались? Ты чем-то расстроила Джо?
-Я же говорила, что да. Мы поругались.
-Из-за чего?
Мэл вернулась за стол, не ответив.
Всех терзало отсутствие тела, но только Мэл догадывалась, что вырвать труп из лап озера не удастся. Джо исчезла даже из ее снов, (если эти короткие провалы в небытие можно было так назвать): теперь там угнетающе темнел лес, и фигура с недоразвитыми конечностями лежала, скрючившись.
Прошедшие дни сильно изменили Мэл. Когда полицейские привезли ее из аэропорта обратно в дом на берегу озера, она страдальчески свыкалась с его пустотой. Зеркала, следуя привычке не лгать, уверяли её, что другой стала ее походка, и голова почти все время опущена.
Мэл сняла комнату у других хозяев, неподалеку. Ей нужен был wi-fi из всех удобств. Все дни своего повторного пребывания в Германии она переписывалась с профессорами и аспирантами; пыталась раскопать в сети местные легенды или даже байки, но ничего не находила. История с казненной женщиной оказывалась белым, белейшим пятном; что это была за женщина, - исторгшая себя из векового небытия, способная не только отыскать и вступить в контакт с человеком, но и забрать его с собой, - никто не знал.
"Зачем тебе Джоанна?" - Мэл попробовала сформулировать вопрос в своей голове.
"Что ты хочешь?"
Отмщения. Так мог бы ответить узник в мешке. Справедливости. Компании. Своедитя. Но Мэл помнила, что шепот женщины преследовал другое.
Найти в Дрездене англо-говорящего священника было непросто, но вполне выполнимо, - и Мэл это сделала. Она позвонила ему, не откладывая дело в долгий ящик.
-Мне искренне жаль Вашу подругу. Но если я правильно понимаю, панихиду уже отслужили?
Голос его звучал добросердечно, разве что немного смущенно. Мэл действительно была там, в крохотной церквушке в Эссексе, где родные Джоанны заказали службу; они не пустили Мэл в свой крохотный траурный круг, да и друзья Джоанны, (все в основном одного возраста) за редким исключением обходили ее стороной.
-По Джоанне, вы имеете ввиду? Совершенно верно. - Мэл выдержала паузу. - Но дело не в ней. Понимаете, она была историком и собирала материалы, касающиеся той ужасной казни.
-Да я помню, вы рассказывали мне. Обезьяна, змея и кто-то там еще. Действительно жуткое наказание.
-Петух, змея, собака и кошка, оно самое. - Мэл с момента прочтения Карпцовиуса предпочитала именно такой состав сокамерников; (он видел дорогим удовольствием топить обезьяну и считал уместным заменять ее кошкой).
-Жуткое.
-Так вот, Джоанне удалось найти сведения о последней жертве этой экзекуционной практики. - Мэл солгала, не моргнув глазом. Но учитывая особый резонанс слова "экзекуционной", несколько секунд не спешила с продолжением. - И мы отыскали место. И оно здесь. Понимаете, мы уговорились между собой, что когда Джо закончит писать свою книгу об этой несчастной женщине, мы сделаем что-нибудь для неё. Но видите, как сложилось, Джо погибла сама, и у меня теперь просто нет морального права забыть об уговоре. Получается, я предам из обеих, понимаете. Я очень надеюсь, что Вы мне поможете.
Рассказы Мэл о страшной смерти приговоренной женщины, о том, что пятно позора отравило воду озера, вводили священника в конфуз, и он намеренно отдалялся от собеседницы. Мэл заканчивала разговор и сбрасывала вызов, не веря и даже не надеясь на удачу. Но очень быстро священник перезвонил сам.
-Вы понимаете, что я не помогаю Вам, так как это не соответствует моей повинности, - сказал он. - Но я могу порекомендовать Вам одного из своих коллег.
"Чего мне не хватает", - эту фразу Мэл адресовала себе снова и снова, и от количества повторений вопросительной интонации в ней почти не осталось. Она звучала по-особому, но как именно, тоже оставалось загадкой.
Местный священник уже ждал ее, когда Мэл приехала на машине на озеро. Ему было чуть больше шестидесяти, он был худощав, высок и стоял, прислонившись к машине. По юношески вальяжная поза привносила несуразный оттенок в его церковное облачение. Едва увидев подъезжавшую на машине Мэл, он бросился навстречу и немедленно протянул руку для приветствия, как только она захлопнула водительскую дверцу. На своем запинающемся немецком она поблагодарила его за то, что откликнулся. Суровых черт в его лице сразу поубавилось, хотя странно отчего они вообще там были, принимая во внимание сумму, заплаченную за его услуги.
Они прошли до конца деревянный причал и встали у самой воды. Из этой точки дом, в котором поселялись Мэл и Джоанна, был виден, как на ладони. Их лодку, возвращенную на место, размеренно качали волны.
-Так, - пробормотала Мэл и опустила голову. - Приступим. - Кивнув в знак готовности головой, священник принялся читать вслух.
Он читал быстро и распевно. Мэл следила по бумажке, на которой они набросали соответствующие немецким английские слова. Извинения, ради всего что свято, за отвратительную экзекуцию. Молитвы по осужденной женщине, ходатайства о покое для ее души. "Но Джоанну уже не вернешь", - подумала Мэл. - "Так пусть она будет единственной, кого покарали за скверну той расправы над злосчастной женщиной. Пусть другим - есть они или нет, неважно, - не выпадет такой незаслуженной доли".
Мэл безмолвно оплакивала незавидную судьбу озера. "Кажется, достаточно уже" - подумала Мэл. - "Тебе хватит остановиться?"
Вода в озере была темна, непроницаема. "Что ж я такое делаю?" "Зачем привела к этой вонючей древней воде мужика, который думает, что я полоумная?" "Как же и впрямь воняет эта вода!"
Мэл зажала руками рот. По телу прокатилась волна омерзения. Дышать в таком смраде было невозможно.
Тем не менее голос священника не смолкал. Гладь озера зарябило, и поначалу легкие волны побежали по его поверхности. Вонь не развеивалась,и Мэл балансировала на грани обморока. Ей слышалось, что озеро говорит ей: "катись к чертям со своим священником и его благословением".
-Всё! Довольно! - закричала Мэл и, развернувшись, со всех ног помчалась по деревянному мосточку обратно. Каждый шаг отдавался в голове раскатом, но это не способно было заглушить пульсировавшие в сознании впечатления. Её заметили. Ею пренебрегали, её желали.
-Назад! Уходите! - крикнула она священнику; он прервался на полуслове и, недоумевая, взглянул на Мэл. - Господи, святой отец, ради Христа, отойдите скорее от этой грёбаной воды!
Она, подзывая, размахивала руками, но взгляд ее был прикован к тому, что творилось за спиной священника. Плещась о сваи причала, вода словно подготавливала клубящееся, мерцающее облако брызг и пены, портал для восстающей из озера фигуры.
Священник, наконец, поплелся с причала прочь. Только он сошел с досок на траву, как Мэл, удивив его еще больше, махнула рукой и побежала к машине. Докричаться до нее ему не удалось.