— Вот так штука! Я ведь тоже Андрей. Ермолай — это так, для конспирации. Ну а отчество?
— Степанович.
Парень резко оттолкнул Куйбышева, сдавленным голосом спросил, озираясь по сторонам:
— Где ты раздобыл мой паспорт? Это же мой паспорт. Мой!
— В Челябинске снабдили, когда направлялся сюда. Сказали — железный. Я ведь не знал, чей он. И твою фамилию не знал.
Парень сидел бледный, испуганный.
— Ну а вот если сейчас, в эту самую минуту, полиция нас накроет? Что тогда? А? Соображаешь? Два Соколовых Андрея Степановича одного года рождения и одной волости! Соображаешь? Я же Соколов!
Валериан почувствовал, как у него дрожат пальцы.
— Что же теперь делать? — спросил он упавшим голосом, — Я ведь не нарочно...
— Знаю. Одному из нас нужно немедленно улепетывать из Петербурга. Решай сам кому.
Валериан слабо улыбнулся, вынул из нагрудного кармана паспорт, протянул Соколову:
— Бери. Ты законный владелец. Улепетывать придется мне. Только не знаю куда. Первый же полицейский отведет меня в часть как беспачпортного бродягу.
Соколов нахмурился, призадумался. Потом приободрился:
— Ладно. На сегодня мой паспорт пока оставь при себе: пусть еще на несколько часов в Петербурге будет два Андрея Соколовых. Бог не выдаст — свинья не съест. А завтра что-нибудь придумаем. Приходи в это же время на эту же скамейку. Жди. Прощай!..
Он ушел. А Валериан все не мог прийти в себя от потрясения и некоего оцепенения. Идти домой расхотелось.
Вот так встреча! И в романах ничего подобного не вычитаешь. Дикая игра случая, и разум бессилен объяснить подобное стечение обстоятельств. Куда деваться? Идти на квартиру? Очень опасно. А впрочем, не следует преувеличивать расторопность полиции. Он так устал сегодня, ныли натруженные плечи, ломило спину. Хотелось прилечь, отдохнуть.
Завидев дом, где он снимал чердачную комнатку, Валериан замедлил шаг. Осмотрелся. Ничего подозрительного. В самом деле, пуганая ворона и куста боится.
Он вошел в дом. Навстречу выбежала хозяйка. Лицо у нее было испуганное, глаза округлившиеся — и он сразу понял: засада! Но не подал вида. Теперь все равно не убежишь.
— Что случилось, Марфа Кирилловна?
— У вас гость. В вашей комнате.
— Кто это пожаловал в мои хоромы? — спросил он деланно-безразличным голосом.
— Такой важный господин, военный, с крестами.
Валериан прислонился к косяку двери, ему сделалось нехорошо: и от мучительной пустоты в желудке, и от недавней встречи с Андреем Соколовым, и вот от этого известия. Значит, там, наверху, в комнате, идет обыск... Но он подавил в себе слабость и спросил с издевкой:
— А он не сказал, этот военный господин, что ему нужно от такого важного лица, как я? — Он насмешливым взглядом окинул свои рваные брюки, стоптанные сапоги.
Но хозяйка даже не улыбнулась.
— Он сказал, что разыскивает сына, Соколова Андрея. Он думает, что вы и есть его сын.
Валериан совсем оторопел, не веря в свою догадку.
— Папа!
Единым рывком поднялся по крутой деревянной лестнице, распахнул дверь в свою комнату и увидел отца.
— Родной ты мой... Родной ты мой... В каком ты виде! Исхудал — кожа да кости, — приговаривал Владимир Яковлевич, прижимая сына к груди. — Насилу тебя разыскал. Теперь буду жить с тобой, здесь... Не уйду, если даже будешь прогонять. Взял отпуск.
— Здесь?
— Да.
— Здесь нельзя, папа.
— Почему?
— Я на нелегальном положении и живу под чужой фамилией. Подполковник не может жить на чердаке в одной комнате с обыкновенным рабочим. Возможно, шпики уже заинтересовались, почему подполковник приехал на рабочую окраину.
Владимир Яковлевич резко поднялся со стула.
— Ты прав, мой дорогой! Мы не можем оставаться здесь ни минуты. Вот деньги, рассчитайся с хозяйкой, купи приличную одежду — и не мешкай. Выбирайся незаметно, а я пока побуду здесь. Черт бы побрал мою слепоту!.. Сегодня же вечером уедем в Каинск, куда мы перебрались всей семьей. Встретимся на Николаевском вокзале у кассы.
— Сегодня, папа, я не могу уехать. И завтра — тоже. У меня встреча. Очень важная.
— Хорошо. Сниму номер в гостинице, буду ждать столько, сколько потребуется. Согласен?
— Я не знаю, сколько потребуется. Вам лучше всего было бы вернуться в Каинск.
Но Владимир Яковлевич и слышать ничего не хотел.
— Я тебя не отпущу. — Он почти силой сунул Валериану в карман деньги. — Приоденься, а то глядеть на тебя горестно. Сын мой, сын... Если бы могла тебя видеть мама... У нее сердце разрывается.
— Папа, прошу вас... Я не могу вернуться. Это все равно что отказаться от самого себя. Папа, если вы не хотите погубить меня, нам лучше не встречаться. Нельзя.
Владимир Яковлевич опустил голову.
— Ладно, — наконец проговорил он. — Ты волен сам распоряжаться собой. И ты прав по-своему. Но не прогоняй меня сейчас. Я хочу побыть с тобой. Хоть немножко.
— Нельзя, папа. Я даже проводить вас не могу. Пусть считают, будто вы забрели сюда случайно... Разыскали однофамильца вашего сына. А теперь прошу вас: идите и не сердитесь...
Владимир Яковлевич тяжело поднялся, ноги не слушались, оперся на палку.
Он смотрел и смотрел на сына, сняв темные очки, вглядывался в его лицо, такое исхудавшее, прекрасное и дорогое. Ему казалось, что это их последняя встреча: он знал, что скоро умрет. Да, предсмертная тоска заставила его, больного, полуослепшего, отправиться в этот далекий, трудный путь. Увидеть... хоть в последний раз увидеть...
Он слабо обнял Валериана и беззвучно заплакал:
— Прощай, Воля...
Он не сказал ничего о жестокости жизни, не упрекал его больше, а сгорбившись, стал спускаться по крутой лестнице.
— Не надо, Воля. Не надо. Я сам. Береги себя.
...Когда на другой день приодетый, в хорошем костюме, но безмерно печальный Валериан встретился с Андреем Соколовым, тот его сначала не признал. А когда признал, не сдержал восторга:
— Эге! Да ты одет по последней парижской моде. Шикарный господин. Осанка, галстук, кепи...
— А ты бывал в Париже?
— Нет, не успел. Вместо меня в Париж поедешь ты! — выпалил он.
— Как понимать?
Соколов рассмеялся:
— А вот так: получай заграничный паспорт — и чтоб через два дня духу твоего не было в Петербурге. На связь с Владимиром Ильичем поедешь. Задание получишь завтра-послезавтра. Перед самым отъездом.
Это было уж чересчур. Валериан в полном изнеможении упал на скамейку. Он поедет к Ленину! И не в далеком будущем, а завтра-послезавтра. Заграничный паспорт!.. Поездка, о которой даже не смел мечтать. Он, разумеется, не знал и не мог пока знать, где находится Ленин. Но в этом ли суть? Соколов туманно намекнул, что Куйбышеву, возможно, придется отправиться к Максиму Горькому на Капри, а может быть, в Париж — в самый большой эмигрантский центр. Через день-два все прояснится. Главное — продержаться эти два дня... Продержаться. Со старой квартиры уходить не следует, чтобы не вызвать подозрения у полиции.
Заграничный паспорт... Вот он. На имя некого Георгия Петровича Макалинского. Студент отправляется в Германию, в Йену. Не все ли равно, куда он отправляется, этот студент? Лишь бы вырваться из Российской империи, укрыться от полицейских...
Завтра начнется новая жизнь, будут встречи с выдающимися революционерами, важные поручения от Центрального Комитета партии, он познакомится с Лениным...
Куйбышев мало задумывался над тем, на какие средства будет существовать там, не то в Женеве, не то в Лондоне, не то на Капри. Другие живут — и он проживет как-нибудь. А если говорить откровенно, то он и не собирался надолго оставаться за границей: получит важное задание — и в Россию!
Хозяину и хозяйке сказал, будто собирается проведать родных, в песчаный карьер не пошел, даже расчет брать не стал: мол, вернусь скоро! Уложил свое нехитрое имущество, состоящее в основном из книг, в чемодан.
Печаль от встречи с отцом все не проходила. Но по-другому нельзя... Никак нельзя. Бедный, бедный папа... И все же Валериан был счастлив. Чем бы все кончилось, если бы не эта невероятная встреча с Андреем Соколовым?.. Он, Куйбышев, внесен в розыскной по империи список, и рано или поздно жандармы добрались бы до него...
Он договорился встретиться с Андреем на Стрелке. Но когда на другой день спозаранку Соколов пришел к нему на квартиру, Валериан удивился и встревожился:
— Зачем ты пришел сюда? Небось хвост привел за собой? Разве так можно? Конспиратор...
Но Соколов не стал извиняться. Он был словно не в себе.
— Некогда по-другому! — быстро и резко сказал он. — Я пробирался с оглядкой, так что хвоста нет. Тут такое дело... — Он замялся, как-то странно, вроде бы тревожно поглядел на Валериана.
— Ну?..
— Решай, конечно, сам.
— Что решать-то? — Валериан начинал терять терпение.
— Затем и пришел. Времени у нас нет на разговоры: смерть стоит за плечами!
— У кого за плечами? У меня?
Соколов разозлился:
— Да нет же! Тут один наш товарищ... Его приговорили к смертной казни. Бежал. Сегодня приехал из Москвы и должен сегодня же, сейчас, пока не напали на след жандармы, исчезнуть. Мы никак не можем найти для него заграничный паспорт... Нет у нас пока другого!
Наконец-то Валериан начал понимать, зачем пришел Соколов, презрев всякую опасность и конспирацию.
Где-то тут неподалеку прячется бежавший из камеры смертников товарищ, приговоренный за участие в Декабрьском восстании пятого года в Москве к повешению, и каждая минута промедления грозит ему смертью... Это и есть невероятные повороты судьбы...
Прощай Женева!.. Валериан вынул из нагрудного кармана заграничный паспорт, повертел его, протянул Соколову:
— На! Поторопись... В Женеву поеду в другой раз.
Соколов бросился его обнимать. Даже прослезился.
— Да ты что? Ты что? — возмутился Валериан. — Выбирайся дворами... Встретимся вечером на Стрелке — все расскажешь.