е приходилось.
— Джа… — позвал я.
— Ммм?
— А тридцать чернух — это много?
— Да как тебе сказать, приятель? — ответил Быся, разглядывая свои грязные ноги во вьетнамках. — Одна чёрная жемчужина стоит около двух с половиной тысяч споранов. Для барыги вроде Кулибина тридцатка — рядовая торговая операция. Средний чек или около того. Для стаба Приозёрный — слёзы. Для меня — неплохой куш. А для совсем зелёного придурка вроде тебя так просто сокровищница падишаха. Разумеешь?
— Придурок, Джа, это тот, кто при дураках. А я пока при тебе…
Быся заржал.
Я мысленно прикинул. Моя доля примерно равна тридцати семи тысячам споранов, если считать по самым скромным ценам. Не густо за такой аппарат, но в этом мире, где жизнь ценится дешевле ржавого патрона, это был действительно неплохой куш. Особенно для меня.
Солнце медленно клонилось к закату, окрашивая серое небо в багровые тона, когда, наконец появились люди Кулибина. Они притащили объёмную, видавшую виды сумку и бросили её к нашим ногам.
— Пересчитывать будете? — спросил один из них, криво усмехнувшись.
— Конечно, будем, — ответил я, поднимаясь с лавки.
Устал, если честно сидеть, все мышцы затекли.
Мы с Бысей высыпали содержимое сумки прямо на пыльную землю и занялись подсчётом. Тут были не только жемчужины. Ещё спораны, какие-то орехи, звёзды, горох всех мастей. Но, судя по реакции растамана, вся эта пёстрая куча отлично пересчитывалась в тот самый жемчуг.
Пересчёт занял уйму времени. Мы тщательно отделяли одно от другого, прикидывая стоимость каждой позиции. Жёлтый горох шёл по цене от одного до трёх споранов за штуку, в зависимости от размера и качества. Белый горох стоил уже сорок споранов. Золотой — сто двадцать. Янтарь тянул на сто пятьдесят, а узелковый янтарь, самый редкий, доходил до восьмисот споранов за штуку. Чёрный жемчуг, как и договаривались, Кулибин оценил в две с половиной тысячи споранов. Про золотой жемчуг, который стоил десять тысяч, мы и не заикались — такой товар был штучным и оседал, как я понял, в карманах самых крупных шишек Континента. Орехи шли по десять-тридцать споранов, а мелкие зёрна — по одному-пяти.
— Ну что, Джа, вроде всё сходится, — сказал я, заканчивая подсчёты. — Тридцать чернух, как и договаривались.
Быся кивнул, собирая добычу обратно в сумку.
— Не густо, конечно, за такой аппарат, но на первое время хватит.
Я, не задумываясь, вытащил из общей кучи три чёрные жемчужины — моя доля. Остальное решил взять горохом и споранами — они были более ходовым товаром, и их проще было обменять на что-то нужное. Ещё раз убедившись, что всё сходится, мы деловито засунули сумку в мой тощий рюкзак.
Кулибин снова появился, как чёрт из табакерки, когда мы уже собирались уходить. На его лице сияла довольная улыбка.
— Ну что ж, — сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более равнодушно. — До свидания.
— До скорого свиданьица, — ответил Кулибин, провожая нас взглядом, в котором ясней ясного читалось: «Покуда есть на свете дураки, обманом жить нам, стало быть, с руки». — Приятно иметь с вами дело. Заходите ещё. У меня всегда найдётся что-нибудь интересное. Кстати, не желаете ли что-нибудь прикупить? У меня есть…
Мы развернулись и, не дослушав его, направились к выходу из стаба. Я чувствовал, как в голове крутится одна и та же мысль — да, у нас всё в порядке, мы получили своё и можем спокойно уйти. Но где-то в глубине души зудело и чесалось, что Кулибин нас неплохо так надурил. Хотелось вернуться и сунуть ему кулаком в печень, чтобы неповадно было. Но я сдерживался. В этом мире справедливость — понятие относительное, и иногда лучше проглотить обиду, чем нарваться на ещё большие неприятности.
Я покосился на Бысю. Он шёл рядом, насвистывая какую-то незатейливую мелодию, и не выглядел очень уж озабоченным. Наконец, заметив мои взгляд, он спросил:
— Ну что, приятель, — сказал он, — неплохо заработали, а?
Я кивнул. В голове мелькнула мысль о том, что буквально несколько часов назад он перестрелял пятерых. Правда, людьми они уже не были, а почти уже превратились в безмозглых тварей, но всё равно… Осадок остался.
— Неплохо, — ответил я, стараясь придать голосу безразличие.
— Пошли шкалу удовольствия поднимать? — спросил Быся, и его глаза заблестели предвкушением.
— Конечно… А что это… — начал было я, но он меня перебил.
— Оооо… Ты ещё ни разу не успел её просадить до дна? Везучий ты… — Быся театрально вздохнул. — Когда показатель шкалы удовольствия ниже критического значения, твои характеристики снижены и продолжают снижаться. Не допускай большого снижения уровня удовольствия, это может тебя ослабить. Если показатель опасно снизился, начни делать что-то приятное, это поможет его поднять. Система, мать её…
— Я бы поел и в баню сходил, — сказал я, чувствуя, как урчит в желудке. — Да и в чистое переоделся бы. Эта броня уже воняет почище дохлой крысы.
— Самокритичненько… А я бы выпил и дунул, — мечтательно протянул Быся, облизнувшись. — И девок бы подержал за…
— Это без меня. Я остановлюсь на ужине, выпивке и бане, — отрезал я. — А что потом? После отдыха, я имею в виду…
Он пожал плечами.
— Ты, похоже, из тех, приятель, кто не может без плана в деревенский мортир сходить по нужде большой. Да?
— По нужде — это я без плана обычно, по потребности, а вот на ближайшую перспективу предпочитаю как-то определиться…
— Я ж говорил уже, приятель, про перспективу? — спросил меня он.
— Неа, — отрицательно покачал головой я.
— Наняться в охрану к кому-нибудь из местных тузов, — Быся пожал плечами. — Если не прокатит — можно в дружину стаба податься. Если и тут облом, то и самим по рейдам можно походить. Да хотя бы на твой родной городской кластер вернуться до перезагрузки и ещё один танк пригнать. Дело привычное. Тропку туда мы уже протоптали…
Я задумался. Всё, что он говорил, было логично и понятно. Но чувство, что внутри меня зреет какое-то беспокойство, какое-то ощущение неправильности происходящего, никуда не делось. Что-то подсказывало, что мне уготована совсем другая судьба. Просто выживать и добывать спораны — дело, конечно, нужное и полезное, но… Что-то зудело внутри черепной коробки. Какое-то чувство… Но я гнал от себя эти мысли. Сейчас главное было просто выжить. И заработать немного. Потому что на Континенте, как и везде, без средств ты — ничто и никто. А с ними… со споранами ты всё равно можешь быть ничем, но хотя бы сытым и вооружённым ничем. И это уже кое-что.
Глава 31
Покрытие из наливного пола глухо звякнуло под подковой каблука трофейного сапога, когда я шагнул следом за Бысей в сумрачное нутро «Железки». Воздух здесь был густым, как кисель, и вонял прокисшим пивом, дешёвым табаком и чем-то ещё, неуловимо-тошнотворным, от чего сразу свело желудок. В углу, возле стойки из неотесанных досок, двое угрюмых типов в грязных кожаных куртках швабрами, больше похожими на мётлы, затирали на полу внушительных размеров тёмное пятно. Лужа крови, без сомнения. Рядом валялись обломки стола и пара стульев с выломанными ножками. Похоже, мы слегка опоздали на местную вечеринку с мордобоем.
— Милое местечко, — процедил я сквозь зубы, оглядываясь по сторонам.
Тусклые лампочки, свисавшие с потолка на проводах, едва освещали зал, полный разношёрстной публики. Рейдеры, барыги, просто бродяги — все они сидели за столами, сколоченными из оструганных досок, пили, жрали и орали, пытаясь перекричать работающий генератор, который, судя по всему, и обеспечивал это заведение электричеством. Раскаты песни про «Чёрные Глаза» добавляли свою неповторимую нотку в букет какофонии.
— Лучшее заведение в городе, приятель, — Быся ухмыльнулся, поправляя свой цветастый берет. — Просто мы с тобой не будем сидеть в общем зале, а снимем себе кабинет наверху. Там потише, и мы сможем спокойно отдохнуть. А за мордобоем недолго спуститься в общий зал.
Нас встретил жеманный юноша с длинными, крашеными в жёлто-белый цвет волосами и в таком обтягивающем наряде, что я сначала принял его за девицу. Его движения были плавными и какими-то… кошачьими. Он скользнул к нам, улыбаясь так слащаво, что у меня аж зубы заныли.
— Добро пожаловать в «Железку», господа, — пропел он тоненьким голоском. — Желаете отдельный кабинет?
Я вопросительно посмотрел на Бысю. Тот лишь пожал плечами.
— Ашот, владелец этого… э-э-э… заведения, — пояснил он мне шёпотом, пока мы поднимались по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж. — Имеет, скажем так, специфические вкусы. Ну и среди посетителей, сам понимаешь, находятся желающие.
— А почему «Железка»? — спросил я, стараясь не обращать внимания на взгляды, которыми нас провожали из общего зала.
— Потому что это раньше был вагон-ресторан с соседнего кластера, — ответил Быся. — Ашот его сюда как-то перетащил, развился, но некоторые штуки, типа занавесок, скатертей и гранёных стаканов с подстаканниками, здесь всегда имеются. В память о том вагоне, так сказать. Сам понимаешь, ностальгия…
Кабинет наверху оказался довольно просторной комнатой с одним столом и двумя диванами, обитыми немного потёртым красным бархатом. На стенах висели какие-то репродукции, изображавшие пышнотелых девиц в стиле пин-ап, а в углу тускло светила лампа под абажуром с бахромой. В общем, типичная обстановка для заведения средней руки, только с претензией на шик.
Мы заказали шашлык, картошку по-деревенски и салат. Как раз в этот момент я читал надпись с системного окна.
Сообщение гласило:
«Внимание! Показатель шкалы удовольствия ниже критического значения. Ваши характеристики снижены и продолжают снижаться. Не допускайте большого снижения уровня удовольствия, это может вас ослабить. Если показатель опасно снизился, начните делать что-то приятное, это поможет его поднять».
— Слушай, Джа, — начал я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более непринуждённо. — Тут мне опять эта хрень системная прилетела. Про какую-то шкалу удовольствия. Мол, характеристики снижаются, если она падает. Что это за фигня?