— Иди сюда, — сказала она, кивнув на свою палатку. — Не стой столбом, простудишься. Не хватало мне ещё с твоими соплями возиться.
Я кивнул, чувствуя, как снова накатывает усталость. Устроившись в палатке, в сухом спальнике, который она откуда-то притащила, я сделал глоток живуна из фляги. Горьковатый, мерзкий, но согревающий градусом, он немного разогнал мрак в голове, и я закрыл глаза, надеясь хоть немного отоспаться.
Но не тут-то было. Через какое-то время, когда я уже начал было снова проваливаться в сон, вдруг почувствовал, как кто-то лезет ко мне в спальник. Сердце ёкнуло, рука рефлекторно дёрнулась к топорику, но тут же замерла, когда я понял, что это Куница. Её тёплое тело скользнуло рядом, и я, честно говоря, опешил. Возбуждение накатило волной, горячим, почти болезненным импульсом, но вместе с ним пришло и недоумение. Что, к бесам, она делает? Её лицо, нависшее надо мной почти вплотную, выглядело странно мягким в тусклом свете фонарика, который она включила внутри палатки. Волосы, обычно убранные в тугой хвост, теперь падали на плечи тёмными прядями, а глаза, всегда колючие и насмешливые, сейчас казались почти уязвимыми. Но это был обман, я знал. Куница не из тех, кто раскрывается.
— Это рабочий момент, Казанский, — тихо сказала она, её голос был лишён привычной язвительности, но всё ещё твёрд. — Надо шкалу удовольствия поднять. Самый простой и верный способ. Не думай, что это что-то большее. Просто… функционал.
Я лежал, пытаясь переварить её слова. Мыслей было слишком много, и все они путались. С одной стороны, тело реагировало так, как и должно реагировать тело здорового мужика, оказавшегося рядом с красивой раздетой женщиной. Её запах — какой-то терпкий, смешанный с запахом дождя и пороховой гари, её тепло, её кожа, которую я чувствовал — всё это сводило с ума. С другой стороны, я понимал, что это не про близость и не про чувства. Это Континент. Здесь всё — расчёт, выживание, циничные сделки с самим собой и с Системой, которая играет нами, как марионетками. Шкала удовольствия? Да хоть бы и так. Может, в этом и есть вся суть этого долбаного мира — выжать из тебя всё, до последней капли, до последнего чувства, до последнего вздоха, и превратить даже самые интимные моменты в холодный функционал.
— Ну что, Казанский, — она чуть усмехнулась, но в этой усмешке не было привычного яда, скорее, усталость. — Ты в игре? Или мне искать другого напарника для поднятия показателей?
Я хмыкнул, стараясь скрыть внутренний раздрай.
— А что, есть варианты? — буркнул я, глядя в потолок палатки. — Кроме нас с Хамбурчиком и выбирать-то не из кого. Ладно, раз Система требует… Только не думай, что я после этого начну тебе стихи читать или цветы таскать. Рабочий момент так рабочий момент…
Она коротко хохотнула, но в её смехе было что-то горькое.
— Да уж, цветы от тебя — это будет покруче любой Элиты. Не боись, романтик, я и не жду от тебя ничего такого. Давай просто переживём эту ночь, а там посмотрим, сколько ещё нас Континент носить будет.
Я закрыл глаза, чувствуя её тепло рядом, но не позволяя себе расслабиться. Этот мир не для слабаков, не для тех, кто ищет тепло или дом. Здесь ты всегда один, даже если кто-то спит рядом. И всё же, в этом холодном, расчётливом «функционале» было что-то почти человеческое.
Может, именно это и держит нас на плаву, когда всё остальное катится ко всем бесам.
Глава 43
Едва забрезжил рассвет, мы двинулись в путь. Утро было хмурым и промозглым. Я и Миша после беспокойной ночи выглядели так, будто нас пожевали-пожевали да и выплюнули. А вот Куница, напротив, была румяна, бодра и отвратительно довольна собой. Глаза её блестели, словно она всю ночь не спала, а заряжалась от грозы, как какой-нибудь франкенштейн. Её феминистские замашки, похоже, распространялись и на потребность в сне — она явно считала, что спать больше четырёх часов — это привилегия слабаков-мужчин.
Когда мы подобрались к дворику, где оставили нашу милицейскую «буханку», я сразу понял, что что-то не так. Рядом УАЗиком, который и в лучшие времена выглядел, как экспонат музея металлолома, стоял пикап. Вернее, то, что когда-то было пикапом, а теперь представляло собой нечто, похожее на самодельный броневик из фильма про постапокалипсис.
И этот драндулет, как я уже успел усвоить на Континенте, не просто так тут нарисовался. Возле нашей «буханки» уже копошились трое. Бородатые, в потрёпанном камуфляже, они напоминали партизан из старых советских фильмов, только вместо ППШ у них были «калаши» и обрезы. И эти «партизаны» явно пытались завести нашу колымагу без ключа, с энтузиазмом ковыряясь под капотом.
— А это ещё что за клоуны? — прошипел я, наблюдая за их манипуляциями из-за густых кустов сирени. — Своих драндулетов им мало, что ли?
Троица была настолько поглощена своим занятием, что можно было бы подобраться к ним незаметно и устроить небольшой сюрприз. И всё бы хорошо, но в кузове их пикапа, угрожающе поблескивая стволом, красовался «Утёс» на вертлюге. Крупнокалиберный, мать его, пулемёт. А за ним, лениво почёсывая небритый подбородок, скучал четвёртый тип, увешанный оружием, как новогодняя ёлка игрушками. И ладно бы он скучал расслабленно, но этот хмырь крутился на все триста шестьдесят, как сова на шарнирах. Так что о том, чтобы подобраться незамеченными, можно было и не мечтать. Нас он пока что не видел — кусты служили неплохим прикрытием. Но надлго ли сохранится этот паритет?
— Нафига им пепелац ментовский? — недоумённо прошептал Миша, выглядывая из-за моего плеча. — Та эта ж колымага скоро сама развалится!
— Ты, Карабас, иногда такие глупости говоришь, что диву даёшься, — хмыкнул я, не отрывая взгляда от бородачей. — УАЗик, конечно, не «мерседес», но он прост в обслуживании и неприхотлив, как верблюд. Эта машина, может, и не самая комфортная, но её можно починить при помощи молотка и пары крепких матерных слов. Вот они и шебуршатся у нашей «буханки», как тараканы на кухне. Надёжность и неприхотливость они, наверное, ценят выше комфорта. А развалюха эта ушатанная ещё нас всех переживёт.
Куница, присевшая рядом, скривила губы в своей обычной ядовитой усмешке.
— Ну, надо же, Казанский, — протянула она, её голос был полон сарказма. — А ты, оказывается, не такой уж и зелёный, как я думала. Довольно быстро соображаешь и даже шаришь в местных реалиях. Может, из тебя ещё и толк выйдет, если не будешь слишком много думать своей квадратной головой. Дай-ка мне то зерно, что ты из споровика вытащил. Штуковина, которая, кроме спорана была.
Я покосился на неё. Зерно — это такая мелкая, похожая на виноградную косточку, чёрная штука, которую часто можно найти в споровых мешках заражённых. Как говорилось в описании, если его сожрать, можно получить временный прирост к какой-нибудь характеристике. Рискованно, конечно, но в бою может пригодиться. У меня было два таких зёрнышка.
— А тебе зачем? — спросил я, доставая одно. — Решила получить буст перед дракой?
— Не твоё собачье дело, Казанский, — отрезала она, выхватывая зерно у меня из руки. — Просто знаю, что оно может дать прирост к случайной характеристике часов на шесть. Если эти бородатые козлы рыпнутся, нам это может помочь. Так что не жмись.
Она закинула зерно в рот, запила его живуном из фляги и, поморщившись, посмотрела на меня.
— А я, похоже, поторопилась тебя хвалить, — разочарованно протянула она. — Что смотришь, как баран на новые ворота? Тоже пей. Или ты думаешь, я одна тут буду рисковать, а ты в сторонке постоишь?
Я пожал плечами и тоже проглотил зерно, запив его остатками живуна. Гадость редкостная, но, если это даст хоть какой-то шанс, то почему бы и нет. В интерфейсе тут же выскочило системное сообщение:
Ваша Ловкость увеличена на 10 единиц на 6 часов.
Неплохо. Может, и правда поможет.
— Если эти ребята рыпнутся, — продолжила Куница, понизив голос, — если за оружие возьмутся, придётся валить их всех. Без разговоров. Понял?
— Может, ну её, эту «буханку»? — предложил я. — Найдём себе другую машину. Зачем нам лишние проблемы?
— А ты, Казанский, всё же трус, — фыркнула она. — Да, мы можем найти другую машину. И потратить на это полдня. А можем взять то, что уже есть, и свалить отсюда по-быстрому. Выбирай. Только учти, что пока мы тут будем сопли жевать, эти бородачи могут завести буханку и свалить. Тогда мы точно не успеем выполнить задание.
Я кивнул. Она была права, как бы не было неприятно это признавать. Время — самый ценный здесь ресурс.
— Ладно, — сказал я. — План какой?
— Ты заходишь со стороны домов, — скомандовала Куница. — Я отвлекаю их внимание. Как только они на меня переключатся, ты подбираешься сзади. Главное — без шума. И помни, Казанский, если что-то пойдёт не так, стреляй на поражение. Пленные нам не нужны.
Мы разошлись. Я, стараясь не шуметь, обогнул несколько полуразрушенных домов и вышел с другой стороны двора. Куница, как и договаривались, вышла из-за кустов, держа автомат наготове и разглядывая копошащихся у «буханки» мужиков. Те, заметив её, сначала опешили, а потом на их бородатых рожах расплылись сальные ухмылки.
— Опаньки, какая киска к нам пожаловала! — рявкнул один из них, самый здоровый, с огромной рыжей бородой, похожей на мочалку. — А ты что тут делаешь, красавица? Потерялась, что ли?
— А может, она к нам погреться пришла? — подхватил другой, лысый, как коленка, с кривой ухмылкой, обнажившей ряд жёлтых зубов. — У нас тут как раз компания весёлая, скучать не придётся.
Куница, не обращая внимания на их скабрёзные шуточки, медленно приближалась, держа их на мушке. Я, пользуясь тем, что всё их внимание было приковано к ней, подобрался со спины, стараясь ступать как можно тише.
— Дёргаться не советую, ребята, — произнёс я, выходя из-за угла. — И руки вверх, если не хотите, чтобы я вам мозги по асфальту размазал. Эта машина наша.
Мужики обернулись, их лица вытянулись от удивления. Тот, что сидел за «Утёсом», дёрнулся было, но, увидев направленный на него ствол моего автомата, замер.