Время от времени мы, психологи, сталкиваемся со случаями, когда у детей, особенно в раннем детстве, вследствие травматических, генетических, биологических или эмоциональных факторов возникают серьезные проблемы, связанные с интерпретацией невербальных сигналов других людей и/или с самовыражением с помощью невербальных средств. Наиболее ярко это проявляется у детей с расстройствами аутистического спектра и диагнозом «расстройство невербального обучения». Вместе с моим коллегой Маршаллом Дьюком мы придумали термин для обозначения серьезных невербальных нарушений — диссемия (от греч. dys — трудности, semia — сигналы, то есть трудности с обработкой невербальных сигналов)[18]. Однако при правильном подходе к обучению и постоянной практике даже дети с диссемией могут овладеть навыками невербального общения, которые необходимы для улучшения качества социального взаимодействия. Это свидетельствует в пользу того, что любой ребенок, независимо от своего нынешнего уровня развития навыков, может совершенствовать свое умение использовать и понимать невербальный язык общения аналогично тому, как любой ребенок способен развить какие угодно другие навыки, например в математике или чтении.
Хотя история Джека закончилась благополучно, меня мучил — и сейчас мучит — вопрос: что бы случилось, если бы мы не вскрыли упущения в развитии невербальных навыков, которые и вызвали проблемы в общении? Как сказалось бы постоянное отвержение на его эмоциональном состоянии по прошествии месяцев и лет? Сколько детей, подобно Джеку, оказываются социально изолированными от сверстников, так как не приобрели невербальные навыки, необходимые для успешного взаимодействия? И почему, несмотря на всю важность невербальной коммуникации, мы как общество до сих пор позволяем ей ускользать с радаров нашего коллективного внимания?
С рождения и до последнего вздоха мы постоянно занимаемся тем, что строим отношения с окружающими нас людьми. Важность этих связей нельзя переоценить. Став взрослыми, мы понимаем, что прочные отношения нужны нам, чтобы чувствовать, что мы самореализовались, что нас поддерживают и что мы уверенно стоим на земле. С другой стороны, если нам трудно наладить эффективное взаимодействие с людьми, не имеет значения, насколько мы богаты, умны или привлекательны, — в жизни нам придется непросто.
В сущности, отношения между людьми — это буквально вопрос жизни и смерти. Многочисленные исследования показывают, что у младенцев, которые получают достаточно еды и питья, но не окружены нежной заботой взрослых, проявляющейся в ласковых прикосновениях, добром выражении лица и теплом тоне голоса, может развиться так называемый синдром неспособности к процветанию. При этом синдроме отсутствие внешней стимуляции препятствует активации мозга, необходимой для здорового социального и эмоционального развития, в результате чего младенцы теряют в весе и даже, в исключительных случаях, умирают[19]. Среди положительных результатов исследований можно отметить тот факт, что люди с полноценным кругом общения чаще проживают более продолжительную и здоровую жизнь[20]. Одна из работ показала, что у счастливых в браке пациентов, которым делали операцию на открытом сердце, было в три раза больше шансов ее перенести, чем у тех, которым не повезло в семейной жизни[21]. Сэр Майкл Раттер, знаменитый британский психиатр, занимавшийся вопросами психологической устойчивости, обнаружил, что дети, выросшие в неблагоприятных условиях, в конце концов добиваются успеха в жизни, если у них налажены хорошие отношения хотя бы с одним взрослым, будь то член семьи, учитель или представитель местного сообщества[22].
Мы не смогли бы долго прожить без связей с другими людьми, но, как утверждал Гарри Стэк Салливан, отец американской психиатрии, преимущества межличностных отношений не сводятся просто к выживанию в этом мире. Салливан предупреждал, что одно из самых болезненных и пугающих испытаний, с которым может столкнуться человек, — это чувство одиночества, брошенности или изолированности от других[23]. Или, как выразилась писательница и журналистка Мелисса Фэй Грин: «Разница между отсутствием друзей и наличием одного верного друга сродни разнице между комнатой, в которой царит кромешная тьма, и комнатой, освещенной именинными свечами»[24].
Салливан первым из ведущих психологов — практиков и теоретиков — сделал особый акцент на важной роли, которую играют межличностные отношения в нашем эмоциональном развитии. Он утверждал, что наиболее существенный фактор, определяющий наше поведение и индивидуальность, — это наш стиль взаимодействия с другими людьми. До появления его работ господствовали взгляды, отстаиваемые Зигмундом Фрейдом, которого больше занимало то, что происходит внутри нашего психического пространства[25]. В отличие от него, Салливан не заострял внимания на стадиях психосексуального развития, включающих оральную, анальную, фаллическую, латентную и генитальную фазы, а утверждал, что наша личность развивается в процессе все более сложных социальных взаимодействий, в которых мы участвуем на протяжении нашей жизни. Согласно Салливану, чтобы лучше понять развитие ребенка, его можно представить себе как процесс приобретения разных навыков общения, необходимых для постепенного продвижения от одной вехи развития к другой, от простых взаимоотношений к более сложным. Каждый этап требует особого набора навыков, но, по мнению Салливана, невербальная коммуникация неизменно занимает важнейшее место на всех этапах развития ребенка[26].
Подтверждением могущества невербальной коммуникации является тот факт, что связь между родителем и ребенком — вероятно, одна из самых сильных и близких в нашей жизни — формируется в течение первого года жизни, до того как ребенок сможет произнести или осмысленно воспринять хотя бы одно слово. По сути, малыш с рождения наделен рудиментарным набором моделей поведения, который, по-видимому, предназначен специально для формирования таких связей путем привлечения внимания окружающих и побуждения их к проявлению ласки и заботы[27]. Можно назвать это инстинктом выживания, учитывая то, что младенец полностью зависит от взрослых в том, что касается пищи, крова, защиты и всех основных средств к существованию. В отличие от многих других видов, которые прибегают к стратегии «сила в численности» для выживания своего потомства и откладывают тысячи яиц в надежде, что хотя бы немногим из них по чистой случайности удастся уцелеть, люди, как и большинство млекопитающих, используют совершенно иной подход к обеспечению выживания своих отпрысков. У них рождается меньше малышей, но они уделяют им больше сил, времени и внимания, стараясь сделать так, чтобы каждый смог выжить и преуспеть в жизни.
Несколько лет назад счастливый случай заставил меня проникнуться этой концепцией. Тогда мне довелось провести некоторое время в лаборатории Филиппа Роша, известного психолога-эволюциониста и моего коллеги, в Университете Эмори. Роша попытался воссоздать знаменитый эксперимент «каменное лицо», впервые проведенный американским психологом Эдвардом Троником в 1975 году[28]. Когда Троник начал свои исследования, в профессиональном сообществе не было единого мнения по поводу способности младенцев соблюдать принципы очередности и взаимного обмена информацией в процессе социального взаимодействия. Работы Троника подтвердили идею о том, что они могут это делать.
В своем легендарном исследовании Троник просил матерей играть со своими малышами (от восьми месяцев до года) в течение двух минут, а затем прекратить эту деятельность, замолчать и не двигаться. Никаких улыбок и веселой болтовни с ребенком. Вместо этого мамы должны были сохранять нейтральное выражение лица и ничего не говорить. В тот день, когда я пришел понаблюдать за тем, что делает Филипп, он пытался повторить эксперимент Троника, заменив матерей ассистентками из своей лаборатории. Я смотрел через одностороннее стекло, как молодая женщина и ребенок весело общались друг с другом, видел их улыбки и слышал счастливые голоса. Затем, по сигналу, лаборантка внезапно застыла и замолчала. Это не испугало малыша, и некоторое время он продолжал улыбаться и гулить, но, не получая реакции, быстро перестал улыбаться. Филипп рассказал мне, что лаборанткам пришлось основательно потренироваться, чтобы игнорировать невербальные попытки малышей вовлечь их в общение, и это легко объяснимо. Довольно скоро ребенок снова заулыбался и начал гулить, но уже не так радостно, как прежде. Ассистентка не ответила на невербальные призывы к общению, и ребенок снова затих и отвернулся.
Я был уверен, что этот одиннадцатимесячный малыш отказался от попыток наладить взаимодействие, но затем он сделал нечто невероятное. Он повернул голову к лаборантке, серьезно посмотрел на нее, поднял руки и с ослепительной улыбкой начал хлопать в ладоши, приглашая поиграть в ладушки. Я был поражен, наблюдая этот призыв к общению, обращенный к молодой женщине. К счастью, через несколько секунд был подан еще один сигнал, и лицо практикантки озарилось чудесной улыбкой. Почти сразу малыш из несчастного и покинутого снова превратился в радостного и довольного жизнью.
Как показывает этот эксперимент, младенцы сильно мотивированы на вовлечение окружающих во взаимодействие с ними и делают все возможное, чтобы поддержать это общение. Даже в раннем возрасте, прежде чем научиться говорить, они настойчиво стремятся установить контакт со взрослыми и используют все доступные им невербальные средства, чтобы вступить в общение с любым человеком, который находится рядом, даже с совершенно незнакомым.