Впрочем, не менее умело черви транспортируют в норки, сделаны такие опыты, и другие предметы: птичьи перья и листочки бумаги разной конфигурации (каждый, в зависимости от его формы, наиболее удобным способом).
После теплых весенних дождей поздними вечерами и рано поутру дождевые черви (правда, не все) выползают на поверхность земли не в поисках листьев, а для иных важных дел, необходимых для продления рода. В быстро твердеющей слизистой капсуле развивается одно или несколько яиц. Крохотные червячки через 3–4 недели выходят из них и живут, подрастая, без всяких родительских забот.
Дождевые черви только на неопытный взгляд все одинаковые. Их много разных видов. В глинистых почвах живут самые крупные — до 30 сантиметров длиной. У воды, в сыром грунте, — самые мелкие (5 сантиметров). Другие предпочитают хорошо унавоженные места или роются без особого выбора, где придется. Специалисты различают по окраске, мелким щетинкам и прочим незначительным, казалось бы, деталям около 170 разных видов только в семействе лумбрицид, к которому принадлежат наши обычные дождевые черви. Все они, как вам хорошо известно, невелики. Но в жарких странах живут исполинские дождевые черви: австралийский мегасколидес, например, толст, как змея (3 сантиметра), а длина его — 3 метра!
Странным, возможно, покажется вам такое пристальное внимание серьезных ученых к невзрачным созданиям, которые годятся только на рыболовные крючки, как можно подумать без знания дела. Немногие люди отдают себе отчет, как полезны дождевые черви.
Чарлз Дарвин одним из первых оценил великое значение непривлекательного дождевого червя в жизни человечества. Несколько лет он терпеливо исследовал этих животных, таящихся в непроницаемой для глаз земле: наблюдать за жизнью и деятельностью червей трудно.
Труд Ч. Дарвина о дождевых червях, опубликованный в 1881 году, — одно из самых интересных и значительных исследований животных.
Дарвин установил, что черви, которые питаются перегноем, глотая землю, переваривая в ней все еще переваримые органические вещества и выбрасывая непереваримое, за несколько лет пропускают через свои кишечники весь пахотный слой земли! Когда их даже не очень много — 50–150 червей под квадратным метром почвы,[5] — они и тогда ежегодно выносят на поверхность в виде своих испражнений 10–30 тонн земли на каждом гектаре поля. Новейшие подсчеты на плодородных лугах дали еще более значительные цифры: 45–80 тонн в год (4,5–8 килограммов на квадратном метре!). За века вся местность, где черви живут, покрывается многометровым слоем земли, вынесенной ими на поверхность из нижних пластов. Камни, пни, развалины построек исчезают под ним. «Археологи, вероятно, не знают, — говорит Ч. Дарвин, — как обязаны они червям сохранением многих античных предметов». Черви задали им, правда, и лишнюю работу: то, что тысячелетия назад лежало на поверхности, теперь приходится раскапывать. Но ведь иначе все археологические находки давно бы уже погибли, растащенные, поломанные, разрушенные людьми и стихиями.
Итак, бесчисленная армия бессловесных, но бесценных «агротехников» и денно и нощно рыхлит почву под нашими ногами, попутно удобряя истощенные земли своими выделениями и унесенными в норки листьями. Роясь в земле и без меры ее глотая, дождевые черви создают прочную комковатую структуру почвы — воздух, влага и полезные бактерии лучше проникают в глубину. Бесчисленные норки червей, словно капиллярная сеть в живой ткани, обеспечивают идеальный дренаж и вентиляцию почвы.
Чтобы у вас не осталось никаких сомнений в исключительной полезности дождевых червей, еще раз обратимся к авторитету Ч. Дарвина за похвалой их агрономическим талантам:
«Черви превосходным образом подготавливают землю для роста растений… просеивают почву настолько тщательно, что в ней не остается плотных минеральных частиц… подобно садовнику, готовящему измельченную землю для своих самых изысканных растений».
Берегите, зря не убивайте этих нужных нам всем «агротехников». Тем более, что врагов у них и так немало: кроты, жужелицы, тысяченожки поедают их во множестве. Ежи, жабы, лягушки, скворцы, вальдшнепы и другие птицы… Даже совы! Сотрудники Ботанического сада Оксфордского университета наблюдали однажды, осветив гнездо совы красным светом (его не боятся ночные животные), удивительную картину: родители кормили совят… дождевыми червями! Ловили их недалеко на газонах парка и приносили детям поразительно много этого совершенно необычного для хищных птиц корма.
Много гибнет дождевых червей и от ДДТ и других средств против вредителей, которыми посыпают поля (опасных, как теперь выясняется, не только для насекомых, но и для всего живущего в полях и вокруг них!).
Летний зной и зимние морозы дождевые черви переносят без особого труда. Зарываются глубже и там в подземных камерах, «оштукатуренных» собственными экскрементами, свившись в клубки, пережидают в оцепенении неблагоприятное время.
Числился прежде среди врагов дождевых червей еще один, ныне реабилитированный наукой ночной охотник — паук атипус, строитель удивительных ловушек.
Сооружение это — паутинный футляр, без окон и дверей, без входа и щелей. Паук сидит в нем, словно заживо замурованный узник, ни днем ни ночью никуда не выходя. Нижняя часть футляра погружена в землю примерно на полметра, верхняя — торчит вверх или лежит на земле.
В футлярах прячутся паучихи, а самцы-атипусы — бродяги бездомные: бегают ночами по пустырям и холмам, по опушкам сосновых боров. Они ростом поменьше самок (8–9 миллиметров) и темнее, почти черные, как ночным бродягам и положено.
Впрочем, и домовитые их подруги светлому дню не очень доверяют: мир ночи для них безопаснее. Когда под жарким солнцем закипает жизнь на земле, они удаляются в глубины обитого шелком подземелья. А ночью заползают в стелющийся по земле рукав своей паутинной упаковки. В этом футляре караулят добычу. Ползет ли по мху сороконожка, мокрица и взберется ли на этот футляр, сядет ли на него комар — вдруг рвется под ним «земля», длинные крючья-челюсти хватают неосторожных путников и тащат вниз, в «колбасу».
Добычу паучиха подвесит на ниточках, а сама поспешит наверх — заделывать дыру в футляре. Лишь когда дело сделано, она уже не торопясь и с аппетитом пообедает.
Покинув материнский дом-трубу, молодая паучиха из рода атипусов тотчас, как только найдет подходящее место, строит свою собственную трубу-дом, в котором и сидит до самой смерти. Только какая-нибудь стихийная беда может выгнать ее из добровольного заточения в шелковом футляре.
Работает она темными и лунными ночами. Строит сначала надземный этаж. Плетет вокруг себя просторный паутинный каркас, предварительно привязав тонкими нитями его коническую вершину к травинкам. Поэтому первоначально все ее сооружение обтекаемым своим концом торчит вверх из земли, наподобие устремленной в небо ракеты на старте. Но позднее нити рвутся и хитроумная ловушка паука, поникнув, стелется по земле.
Соорудив каркас, паучиха роет внутри него под собой землю. Зажав в челюстях комочек земли, пытается протолкнуть его через переплетения своих строительных лесов. Частью это удается, но немало мокрой от слюны земли прилипает к паутинкам каркаса. Затем паучиха тщательно штукатурит землей и песчинками внутренние стены возвышающегося над ней паутинного конуса.
Потом опять, вращая брюшком, оплетает еще раз штукатурку паутиной. Снова роет под собой землю, выталкивает, сколько может, наружу, остальную вмазывает в стены. Так, постепенно, опускаясь все ниже и ниже, очень целесообразно с точки зрения организации труда заканчивает она и подвальные покои своего дома. Между надземным и подземным «этажами» никаких перегородок нет. Связывает их только тонкая нить. Ее паучиха, притаившись в подземелье, держит в лапке. Лишь только неосторожное насекомое опустится в полном неведении на оштукатуренную ловушку, весьма похожую на обломок стебелька, сотрясение нити сейчас же о том сигналит паучихе. Тихо крадется она наверх, подползает осторожно как раз под то место, где сидит муха. Лишь тонкая паутинная стенка разделяет легкомысленное насекомое и паука, готового эту стенку пробить острым и отравленным оружием. Какая разыгрывается затем драма, мы уже знаем.
Разумеется, не только атипусы, но и другие очень многие пауки (с сетями или без них) охотятся по ночам (или преимущественно по ночам). Пауки прожорливы, а ловушки, которые они плетут, весьма добычливы. Когда охота особенно удачна, некоторые крестовики, например, ловят в сети… по пятьсот насекомых за сутки. В лесах и лугах на каждом гектаре живет около миллиона, а местами и пять миллионов всевозможных пауков! Подсчитайте, сколько на каждом квадратном метре такого луга или леса гибнет каждые сутки разных насекомых — сотни тысяч! И в основном вредных — мухи, комары и другие им подобные…
Обратили ли вы внимание: многие типично ночные животные — истребители всевозможных вредителей. Пауки, совы, козодои, жабы, квакши, летучие мыши, о которых речь еще впереди, барсуки, сони (много майских жуков губят они!) — полезнейшие из полезных друзей человека, возделанных им полей и садов, оберегаемых лесов!
А ёж? Он тоже такой… Полезный!
Или, скажем, гадюки! Они уничтожают вредоносных мышей и полевок. Впрочем, типично ночными этих змей не назовешь. Охотятся они и днем и ночью: если температура ночного воздуха не ниже +3°C. Когда холоднее, прячутся гадюки по разным своим подземным убежищам и замирают в неподвижности. Но и в теплые, как нам кажется, ночи (от +10 до +14°C) гадюки обычно не выползают из-под пней, из мышиных нор и прочих пустот в земле. При такой температуре они достаточно подвижны и охотятся успешно, но съеденную добычу переварить толком не могут. Голодают, слабеют. Даже в более холодные ночи, когда в неподвижности цепенеют в подземельях, они меньше расходуют жизненных сил и, следовательно, питательных веществ. Значит, весной и осенью можно смело рассчитывать, что в ночных наших путешествиях по лесам ядовитые змеи не встретятся, хотя темнота под ногами многих именно тем и пугает, что в шорохах земли чудятся вездесущие змеи.