К концу разговора Щедринский совсем расклеился. Он пропускал вопросы мимо ушей, смотрел в одну точку и думал о чем-то своем. Колесникову никак не удавалось вывести его из ступора.
– Ну ладно, вы, я вижу, устали, – участковый поднялся, – пойду, побеседую с коллективом…
Он открыл дверь и, уже шагнув за порог, оглянулся.
– …А потом вернусь, и продолжим!
Альберт Витальевич не отреагировал на его слова. С испуганным изумлением он смотрел куда-то мимо, в темноту коридора.
– Что там такое? – Колесников уловил краем глаза какое-то движение, но, обернувшись, заметил только длинную, угольно-черную тень, скользнувшую по полу.
– Кхм… кошку держите? – спросил он Щедринского, просто так, чтобы справиться с холодком, внезапно пробежавшим по спине.
– Кошку? Н-не знаю… – ответил тот почему-то шепотом.
– Хорошо. Разберемся! – участковый решительно закрыл дверь и направился в студию.
Здесь он застал почти всю съемочную группу за накрытым столом, только двое рабочих лазили по колосникам, натягивая от пола до потолка необъятных размеров синее полотно.
– Чайку выпейте, товарищ капитан! – пригласила Алла Леонидовна и тут же по-хозяйски распорядилась: – Леночка! Подай, киска, сервизную чашку из реквизита. Илюша! Сзади тебя стул свободный. Передай товарищу. Вам с чем бутерброд? Салями, сервелат?
– О! Да у вас тут прямо пир горой! – Колесников не стал ломаться и подсел к столу, тем более что собирался еще кое-что узнать от съемочной группы.
– Спонсорская продукция, – пояснила Алла Леонидовна. – До следующей съемки все равно не доживет, так что поневоле приходится пировать. Праздник живота, так сказать. При наших-то зарплатах на свои не погуляешь! А у вас как, в милиции?
– М-да, – Колесников покивал, – тоже на сервелаты не хватает…
– А го-орят, сейчас в милиции хо-ошо платят, – сказала непрерывно жующая Леночка, подавая ему чашку чая и тарелку разноцветных бутербродов. – У меня о-ин знакомый в РУ-ОПе служит, так он…
– Ну, сравнила! – хохотнул маленький востроносый оператор. – То в РУБОПе, а то участковым! У меня жена, например, участковый врач. Ну и что? Ходьбы двадцать километров в день, а денег – шиш! Правильно я говорю?
– Есть такой эффект. – Колесников улыбнулся.
– Серьезно? – удивился осветитель Илюша. – А в Москве участковый – самая выгодная должность.
– Да уж куда нам до москвичей! – съязвила Алла Леонидовна, не переставая подкладывать Колесникову яства, – вы, товарищ капитан, постромы попробуйте! Это новый сорт, просто чудо…
– Спасибо.
– В Москве ж регистрация нужна… – продолжал Илюша. – А регистрацию участковый дает. В том числе и кавказцам. Вот они там на джипах и катаются…
– Кавказцы? – глазки Леночки расширились, насколько позволяли щеки.
– Участковые, – пояснил осветитель. – Кавказцы-то – само собой…
– Скучаете по столице? – спросил Колесников.
Он понял, что это и есть Илья Зимин, бывший оператор самого Никиты. Знать бы еще, кто такой Никита…
– Скучаю? – Зимин прищурился на него подслеповатыми глазами. – Нет, пожалуй. Чего уж теперь скучать?..
– Правильно, Илья! – ввернул востроносый. – Чего по ней скучать? Грязь, грохот, суета! Верно я говорю?
– Угу, – легко согласился Зимин. – Я свое отсуетился.
– Ну почему же? – участковый понял, что Илью будет нетрудно разговорить. – В вашем возрасте на покой как будто рановато!
Зимин покачал головой.
– Вы не в курсе, наверное…
– Кое-что слышал. Говорят, у вас очень высокая квалификация…
– Была, – уточнил Илья.
– Серьезная травма? – Колесников деликатно кашлянул. – Вы извините, что я такие вопросы… если неудобно, то…
– Да ничего! – Илья махнул рукой. – Я уж всем рассказывал. Снимали мы в Каире один боевичок…
– С Никитой? – небрежно осведомился участковый.
– С ним. – Зимин кивнул. – Ну, как всегда, полтонны пиротехники – шашки, пакеты, даже магний, в общем, решили грохнуть как следует, и грохнули. Полыхнуло так, что у меня в обоих глазах теперь слепое пятно. Врачи говорят – поражение сетчатки. Там, в пустыне, где у нас площадка была, оказался склад оружия, что ли, или химии какой-то.
– Что ж они, не могли выделить вам место для съемок побезопаснее?
– Да склад-то подпольный! Все было запрятано в древней гробнице, никто про нее и не знал, иначе, конечно, нас туда и близко бы не пустили. Гробницу, понятно, разметало, археологи до сих пор по камешку собирают. Но самое удивительное, что от взрыва никто не пострадал… кроме меня. – Илья вздохнул. – Я-то с камерой ближе всех стоял, как герой! Вместе и погорели. Камеру – в утиль, меня… в общем, тоже…
– М-да… – Колесников помолчал сочувственно. – А что, Щедринский тоже там был?
Осветитель очень удивился.
– Нет. С чего вы взяли?
– Ну… просто подумал, раз вы вместе перевелись из Москвы…
Илья протестующе замотал головой.
– Мы не вместе. Я с ним только здесь и познакомился.
– А он не говорил, почему уехал?
– Нет.
– А вы как думаете? – настаивал участковый.
Илья насупился.
– Понятия не имею! Почему бы вам у него не спросить?
– Он натворил что-нибудь? – шепотом спросила Алла Леонидовна.
– Ну что вы! – Колесников беззаботно рассмеялся. – Просто я расспрашиваю обо всех понемногу. У Альберта Витальевича – о вас, у вас – о нем…
– Но зачем? – не унималась Алла Леонидовна. – Ведь что-то же произошло, раз вы ведете расследование!
– Я? – очень натурально изумился участковый. – И не думал! Это прокуратура расследования ведет, а я могу только расспрашивать. Вот, например, давайте вспомним, чем занимались все присутствующие неделю назад, то есть одиннадцатого февраля…
Я запер тяжелую металлическую дверь павильона и, на ходу одеваясь, побежал к своему укрытию. Узкие щели, чернеющие в сугробах под снежными козырьками, делали его похожим на замаскированный блиндаж. Последний ДОТ недобитой армии. Отсюда только белым флагом махать… Но я ничем махать не собирался. Для меня это не ДОТ и не блиндаж, а убежище. Убежище от людей, потому что от моего врага мне все равно не убежать…
Едва шагнув в пролом, я понял, что и убежища из моего подвала не вышло. В нос ударил запах табака, от всех щелей протянулись лучи, в которых слоями плавал дым. В самом темном углу что-то булькнуло, послышался сдавленный кашель.
– Кто тут? – я пошел на звук, нащупал в темноте ветхий драпчик и вытащил его ближе к свету.
– Извините, – просипел Бесноватый, – я, буквально, один глоток! Для храбрости…
В одной руке он держал початую бутылку водки, в другой – пластиковый стаканчик.
Все понятно. Парень решил сэкономить на кафе и по врожденной своей стеснительности забрался в подвал – подальше от людских глаз. Вот скромняга! Ото всех спрятался. Кроме судьбы…
– Чего уж там глоток, – сказал я, – наливай по полной!
Густая тень неслышно прошла вдоль стены, погасив несколько дымных лучиков, и остановилась за спиной Бесноватого. Я поспешно забрал у него бутылку.
– Давай подержу. А то еще разольешь…
Колесников уже собирался выйти на улицу, когда позади послышались торопливые шаги. В конце коридора показался востроносый оператор. Он очень спешил, но все же сначала тщательно закрыл за собой дверь в студию и только потом подал голос:
– Товарищ капитан! Постойте! Вы что, уже уходите?
– Нет, еще вернусь. Снаружи вот только гляну, как и что…
– Да нечего там глядеть! Я знаю, кто вам нужен!
Участковый отпустил ручку двери и повернулся к нему.
– Надо ли понимать, Игорь Сергеевич, что вы можете сообщить конкретные факты? Никаких личных счетов и обид?
Оператор так энергично тряхнул головой, что на ней торчком поднялся жиденький белобрысый вихор, прикрывавший раннюю лысину.
Колесников вынул блокнот.
– Слушаю вас. Только факты.
– Во-первых, пьет запоями. А возможно, и нюхает!
– Так. – Колесников в раздумье постучал ручкой по бумаге. – Ну и что?
– Как – что?! – удивился Игорь Сергеевич. – Остальные-то – нормальные люди! А этот – мутант какой-то! Не дождемся, когда его, наконец, с программы уберут!
– И каким же образом это связано с пропажей людей?
– Да черт его знает, наркомана, что ему в голову может прийти! Между прочим, он к Леночке… – тут оператор понизил голос и привстал на цыпочки, потому что был невелик ростом, – к нашей Леночке приставал с непристойностями в особо извращенной форме…
– Это как?
– Во время еды.
– Ужас, – согласился капитан, представив.
– Да разве только к Леночке! – негодовал Игорь Сергеевич.
– Что, неужели и к Алле Леонидовне?!
– Нет, – оператор потупился. – Ко мне…
Когда Колесников, наконец, вышел из павильона, было уже совсем темно. Галогеновый фонарь над входом бросал на снег широкий клин света, но остальная территория бывшего зернохранилища погрузилась во мрак. Закрутившая к вечеру поземка обещала скоро превратиться в настоящую февральскую метель.
– Ай-ай-ай, как нехорошо!
Участковый заторопился. Он наскоро осмотрел павильон снаружи и бегом направился к тропе, что вела через сугробы к недостроенному корпусу. Эта почти не топтанная стежка еще днем показалась ему странной. Кому и что могло понадобиться там, где торчали лишь огрызки бетонных свай да едва начатая кирпичная кладка?
Обойдя стройку по следу, он обнаружил пролом, ведущий в подвал. Внутри было темно, пришлось светить зажигалкой. Здесь явно бывал кто-то. Дощатый ящик из-под стеклотары был застелен старой газетой. На нем стояла пустая водочная бутылка, рядом валялся пластиковый стаканчик. Разглядеть что-то еще было трудно. Участковый хотел было уже повернуть к выходу, как вдруг заметил на полу среди обломков кирпича какой-то яркий лоскут Это была расшитая пестреньким узором шерстяная рукавица, явно женская, несмотря на довольно солидный размер. Как раз такие рукавички, согласно ориентировке, носила продавщица Сорокина.