– Так просто?
Федоту уже приходилось уничтожать нарушителей Договора, только прежде никто из них не сдавался без боя.
– Ну и ладненько, значит, разрывка.
Колобов уже было взялся заменить стрелку в шипостреле, но, вспомнив о лисице, обернулся. Та все так же лежала в дорожной пыли, свернувшись калачиком и мелко дрожа. Внезапно ему захотелось хоть напоследок погладить ту, что так понравилась ему в человечьем обличье. Нагнувшись, егерь протянул руку… Этот порыв его и спас.
В тот миг, когда человек отвернулся, дуб приподнялся во всю длину корненог. Ломая ветви в попытке достать наглеца, дерево рухнуло туда, где только что стоял егерь. За мгновение до этого, увидев вставшие торчком уши лисы и ощутив, что времени у него почти не осталось, Федот подхватил морфа под брюхо и кувыркнулся вперед и в сторону…
7. Там, да не те
– Ой, деда! – выдохнул Василь, от волнения расплескав по столу молоко. – И что же? Завалил тот егерь дуб, или дуб заломал егеря? И как с лисой?
Старшой, хоть и делал вид, что ему вовсе не интересно, тоже ерзал на лавке.
– Лису вам, – щербато хмыкнул старик. – Я там не был и боя того не видывал. А дуб, что дуб… небось, через мост проезжали, так и видели ствол? Наполовину в реке лежит, обгоревший весь, и корненоги растопырил… Не понравилась ему, видать, нафта-то.
– А что ж на уголь не пожгли? – баском спросил практичный Иван. – Такой ствол, да оставили валяться.
– Молод ты советы давать, – нахмурился Епифаныч, придвигая к себе блюдо с козлятиной. – Нюхнешь дымку лукоморного, тогда на тебя и поглядим.
– Деда, дальше давай! – взмолился младший. – А то уж вечереет, поди, папаня коней запрягает. Больно охота байку твою дослушать.
– Охота, так слухайте, – смилостивился старик. – Вот, значит, как оно было…
8. Те, да не эти
Оставив за спиной пылающего противника, Федот, прихрамывая, направился к путеводному камню. По пути егерь стирал с лица пот и сажу. Болело плечо, по которому пришелся удар боевой лозы. Хорошо, кевларка спасла…
Хлестнувшие по камню корни дуба содрали приличный клок ядовитого мха, явив миру кем-то выбитые слова.
– Н-да, традиция: если есть стена, на ней кто-нибудь что-нибудь обязательно напишет… Ну-ка, поглядим.
«Прямо пойдешь – славно гульнешь, но живым не уйдешь. Налево пойдешь – к любви придешь. Направо…»
Тут надпись была грубо перечеркнута, и поверх красовались вкривь и вкось набитое: «…рот шатал». К чему, совершенно неясно. Свесив буйную головушку, Федот призадумался.
– Вообще-то надо бы прямо, как князь наказывал, да уж больно на любовь охота поглядеть. И не только бы поглядеть. К тому же жрать хочется до невозможности…
Федор решительно свернул на левую дорогу, где в отдалении виднелись крыши постоялого двора и трактира. Лисица следовала за ним в отдалении. Лишь изредка то из кустов, то из высокой травы высовывался ее любопытный носик, блестели внимательные глазки, да мелькал длинный пушистый хвост.
Никаких особых сожалений по поводу отнятой у дуба жизни Федот не испытывал. Когда сзади раздался треск дерева, а затем громкий всплеск, он даже не обернулся. Гораздо больше его занимал постоялый двор впереди. Несмотря на шум и вспышки нафтовых бомб, никто не явился полюбопытствовать, что происходит у моста. Да и над трубами, поднимавшимися над крышей, дым так и не закурился. Подойдя ближе, егерь заметил, что на пастбище и в загонах не бродит скотина, не клюют зерно куры. Более того, животных даже не слышно.
– Все страньше и страньше, – вспомнилась фраза из древней книги, которую Колобов удосужился прочесть в школе егерей. – Забор цел. Вышка со стареньким пламеметом не повреждена. Ворота вот открыты – непорядок.
Федот остановился у раскрытой створки. Заходить совершенно не хотелось. Вновь всколыхнулись нехорошие предчувствия. Чтобы потянуть время, егерь оперся спиной о забор и стал насвистывать под нос «Марш Бирнамского Леса». Мелодия, считавшаяся негласным гимном княжеских егерей, всегда взбадривала Федота. Вот и сейчас, пока разум искал предлог плюнуть на все и смыться, тело уже начало действовать. Не торопясь, руки сменили в обрезе два использованных патрона. Запихнули гильзы в гнезда поясного патронташа. Обрез в кобуру. В шипострел новую стрелку – на сей раз с «гуманной» разрывкой. Анчарных осталось всего две, надо беречь. Автомат переместить поудобнее, на грудь. Что еще?
Взгляд Федота вдруг наткнулся на притаившуюся неподалеку в траве лисицу. Показалось, что карие глаза морфа смотрят на человека с иронией. Мол, с лесным гигантом справился, а теперь боишься войти в открытую дверь.
– Да не трушу я, красотка, а осторожничаю.
«Ну-ну», – словно ответила взглядом лисица. Пасть ее раскрылась в подобии улыбки.
– Ну все! Надо, Федя, надо!
Егерь развернулся и осторожно прошел меж створок.
Шипострел, поднятый на уровень глаз, искал цель. А вокруг тишина. Никого…
Никого! Колобов едва не подпрыгнул от неожиданности: на завалинке у трактира, скрытый тенью от разросшегося над входом винограда, сидел мужичок. Если бы сидящий не шевельнулся, когда Федот осторожно шагнул в его сторону, его можно было бы принять за мертвеца. Худое, бескровное лицо землистого оттенка заросло многодневной щетиной; длинные усы повисли двумя грязными крысиными хвостами. Подойдя еще ближе, Федот ощутил запах давно не мытого тела.
– Здрав будь, добрый человек! Не ты ли тут хозяин? Мне бы перекусить, да припасами разжиться, может, и узнать какие новости в округе.
– Кхе, кхе… – прочистил горло сидящий, – да. Хозяин. Я. Слова с трудом прорывались наружу, словно сквозь набитое щебенкой сито.
«Уж не мертвец ли? – подумалось Федоту, – да нет, не похоже».
Вон и рубаха из джи-крапивы не надета. Только обычная одежка – на мужике была душегрейка из шерсти крис-козы, когда-то нарядная, а сейчас больше походившая на половую тряпку; штаны из грубой холстины и пыльные сапоги, почему-то не на ту ногу.
«И не жарко ему?»
«Берцы» Колобова давно уже лежали в рюкзаке, а на ногах были легкие кожаные мокасины.
– Так что, будет чем накормить путника, или мне дальше топать? – Федот решил поторопить события.
– Будет, кхе-кхе… отчего же, кхе, не покормить? – трактирщик начал подниматься. – Накормит тебя, кхе, баба моя…вкусно.
У ног старика подошедший Колобов заметил псину. Собака лежала, не обращая внимания на гостя, положив морду на лапы и вывалив язык. Если ее бока и шевелились, то это не было заметно под ворохом свалявшейся в колтуны шерсти. По языку – Федот поморщился – ползала жирная зеленая муха.
– Эй, хозяин! Да у тебя собачка сдохла, кажись?
Трактирщик даже не повернулся.
– Жучка? Не. Спит, паскудина. Кхе, кхе.
Словно по сигналу, кудлатая лежебока открыла один глаз и зевнула. Хвост мотнулся по пыли. Муха, взлетев, описала полукруг и опустилась на открытый глаз собаки.
– Н-да. Паноптикум, – пробормотал еще одно мудреное словечко егерь.
Однако смахивало это на Одержимость. По-хорошему, надо было дождаться патруля на Жар-птице, сигнал подать и вызвать подмогу. Да вот сколько времени уйдет? Дядьке тогда хана, к видящим не ходи…
Трактирщик тем временем дошаркал до двери. Сзади на его штанах темнело немаленькое пятно. Раздалось шипение. Федот поднял голову. На крыше, над самой дверью сидел давешний котяра. Спина его была выгнута дугой, шерсть стояла дыбом. Кот дико смотрел на ковыляющего внизу хозяина.
– Ну точно, Одержимость. Теперь бы только Кукловода выявить.
Федот огляделся. Хорошо-то как было вокруг, на вольном воздухе. И входить внутрь совсем не хотелось…
– Ладно. Крестос, охрани меня, – Федот, пригнувшись, шагнул в темноту трактира.
Когда егерь скрылся, на улице стали появляться неловко бредущие фигуры. Люди и животные выходили из овина, сеновала, окружающих постоялый двор огородов. Они стекались со всех сторон. Их целью был трактир.
9. То, да не это
– Жуть! – Василь в возбуждении даже отодвинул от себя блюдо с крис-козлятиной. – Одержимые! У нас о таком давно уже не слыхали. Значит, правду сказывают, что вас тут Кукловод захватил? Как это? Ну, что чувствуешь? Страх, как любопытно!
Глаза юнца заблестели. Даже невозмутимо жевавший до этого Иван с интересом взглянул на Епифаныча.
– Что?! – Старик, в этот момент выпивший залпом чарочку, закашлялся. Лицо его раскраснелось, в уголках глаз выступили слезы, а рука зашарила по столу в поисках закуски.
– Ну, как оно? Одержимым стать? – подумав, что старик не расслышал, повторил вопрос Василь.
– Как оно? – трактирщик со злостью глянул на любопытствующего. – Ну вот представь, что тебе в зад жердину воткнули. Представил?
Детинушка, зардевшись, словно девица, с улыбкой отвернулся.
– А теперь представь, что еще одну воткнули тебе в глотку. Давай-давай, представляй! – Старик налил себе полную. – А потом их начинают крутить и вертеть. А ты, словно кукла в балагане, можешь только повиноваться. Хочешь кричать, да не можешь и все ждешь избавления… Не посоветую никому.
Трактирщик махом выпил и захрустел маринованной репой.
– Утомили вы меня такими вопросами!
Старик поднялся и, слегка пошатываясь, вышел на улицу.
– Сафон! – донесся снаружи его крик. – Ты, мать твоя дерево, чего языком обо мне полощешь? Я же просил…
10. Это
Дверь за спиной Федота захлопнулась. Егерь прислонился к ней спиной, ощутив, как с той стороны в доски что-то ткнулось. И еще раз. И сильнее. Ожидая, когда глаза привыкнут к царившему в зале полумраку, Колобов на ощупь отыскал и задвинул щеколду.
Прямо напротив егеря, у противоположного конца комнаты, между двух колонн из кирпича, виднелось нечто вроде стойки. Блестели стеклами бутыли, выстроившиеся на полках. Левую стену занимала печь. Была она холодна и пуста. Рядом в беспорядке валялись бруски сушеного торфа, стояли кочерга и ухват. Справа…