– Защищайся! – крикнул Одиночка и ринулся в атаку.
Хоббит расхохотался и поднял руки. Картинка словно размазалась, стала напоминать замедленное кино. Одна нога Гордея в воздухе, вторая – медленно выходит из лужи, за ней тянутся потоки воды. На камуфляжных штанах – грязь. Хоббит знал, что прирежет его без труда: он хорошо владел холодным оружием. Судя то стойке Одиночки, по его движениям, он не профи, единственное его преимущество – длина тесака. Да и Зоной ему такая победа не зачтется.
Гордей – домашний мальчик, очень робкий и закомплексованный, несмотря на габариты. У него рука не подымется на живого человека. Железо тягать – не морды бить.
Несколько длинных прыжков, и Гордей возвысился над Хоббитом, занес тесак, будто топор, и принялся медленно опускать. Чем ниже, тем медленнее. В широко распахнутых глазах – ужас. Рука с ножом пошла правее, Гордей просто толкнул Хоббита в грудь кулаком левой.
Зря он недооценивал силу качка – дыхание вышибло, в грудь словно тараном ударили, Хоббит спиной рухнул в ледяную лужу, но встать не успел – на него налетел Одиночка, сел сверху, схватил за грудки и принялся трясти:
– Ты мне не помешаешь. Ни ты, ни ее хахаль!
Хоббит прохрипел:
– Очень надо. Твое право. Я о тебе забочусь. Ты ж свою мечту изнасиловать собрался, дурак! Мне ничего от Монолита не надо. Он же стебется над нами! А ты – жизнь любимой на кон поставил!
Ручищи Гордея дрогнули, он швырнул Хоббита в воду и пролепетал растерянно:
– Что же мне загадывать?
Хоббит встал, вылез из лужи, промокший до нитки, и прохрипел:
– Загадай счастья всем, и чтоб никто не ушел обиженным. Или как-то так. Такое желание было у самого первого сталкера.
Вспомнилась сестра в петле, рыдающая девушка, обиженный малыш с корабликом. Он изменит их жизни навсегда. И никому не скажет. Или скажет. Слава – вещь обоюдоострая. В общем, решит потом.
– А если Зона стебется? – покосился на него Гордей. – Ведь невозможно счастье для всех даром. Его заработать надо. Выстрадать. Короче, сам загадывай. Мне стремно.
– Любимого человека на заклание – не стремно было. А тут – ответственности испугался. Идем к Монолиту, – весело заговорил Хоббит, шагая по пузырящимся лужам мертвого поселка. Им овладело безумие. Бросало то в жар, то в холод, сердце частило. Так бывало несколько раз – на гонках и во время дружеских турниров по боксу. За спиной разворачивались крылья, возносили его над Зоной, над городом и надо всей землей. Он ощущал себя Богом.
По пути назад из головы все не шел Монолит: темная комната, в середине – саркофаг наподобие фараоновского, на его крышке – зеркало. Вроде ничего сверхъестественного, но в голову торкает, там будто одновременно включаются тысячи приемников и бормочут неразборчиво. Они напоминают молекулы, колеблющиеся при закипании воды. И над ними – монолит его желания.
СЧАСТЬЯ. ВСЕМ. ДАРОМ.
Рядом плелся ссутулившийся Гордей – раскаивался. Видимо, он в Зоне, и на него не подействовало. Интересно, что снаружи?
За километр до Врат Гордея потянуло на философию:
– И все-таки дурное желание. Смотри. Купил я себе машину, а сосед позавидовал и расстроился. Мое счастье – его горе. Или ушла ко мне любимая – ее хахаль расстроился. Она говорила, что он ее любит. Тоже печаль… И как уравновесить? Есть люди, которые несчастны, пока счастлив хоть кто-то. Им просто это не нравится, натура такая.
Счастливый Хоббит снисходительно улыбнулся:
– Все элементарно. Сосед выиграл в лотерею, нашел хорошую работу – да мало ли! Он и не заметит твою машину. Хахаль влюбился в другую. Да хоть заново – в жену. Вот и все проблемы… Держи лицо. За Вратами нас ждут.
С обратной стороны Врата располагались в стальной будке, выкрашенной в желто-синий. Стояла она на пригорке, как греческий храм. Дверей было две.
Хоббит потянулся к ручке. Прежде чем распахнуть дверь, он окинул взглядом леса, поля, неприветливое небо, полной грудью втянул воздух и пожалел, что не остался тут подольше. Он полюбил этот мир. Здесь он обрел счастье.
Вспомнился кровосос. Нет уж, дома лучше. А теперь – и подавно. Пусть жители других городов, на которые не распространится желание, завидуют.
За первой дверью была вторая – обыкновенная. Хоббит толкнул ее и очутился в бункере. Ни журналистов, ни военных, ни охраны. Или он вышел где-то в другом месте? Ладони взмокли.
– Где все? Как вымерли… – проговорил Гордей, возникший рядом.
– Типун тебе на язык. Идем, посмотрим. Может, им теперь просто не до нас.
Бронированную дверь тоже не заперли. Хоббит вылез в знакомый освещенный коридор и поднял камеру с разбитым объективом.
– Мне это не нравится, – шепнул Гордей и завертел головой.
Хоббит грешным делом подумал, что все умерли и счастливы на небесах, но заметил за окном троих военных, вразвалку пересекающих бетонированный двор. На лицах у них были улыбки даже не счастья – блаженства.
Он назидательно воздел палец:
– Во-о-от! А ты боялся.
– Че-то физиономии у них э-э-э… Дебильные. Мне продолжает не нравиться.
В соседнем помещении на полу, зажмурившись, валялся высокий полковник с блаженной улыбкой. До боли знакомой улыбкой. Где же Хоббит такую видел? Причем недавно?
Кухня. Андрюха держится за выпадающий глаз. На диванчике – наркоманка…
Он сглотнул и мысленно выругался. Он уже знал, что увидит в соседнем кабинете – счастливого человека. Целый город счастливых людей. Вечный кайф. Западение красной кнопки в мозгу, возбуждающей центр удовольствия. Интересно, что будет дальше?
«Счастливцев» начнут лечить от героиновой зависимости? Поместят в больницы? Какими они станут после года непрерывного кайфа? Скольким удастся сохранить рассудок? По прошествии года они сядут на иглу или впадут в депрессию?
Мародер рассмеялся – горько и отчаянно. Зона просто стебется, ведь недаром день испытания именно первого апреля. И ведь как точно выполнила пожелание! Весело, наверное, наблюдателям.
Гордей расставил ноги и крутил головой, разинув рот. Ошарашенный, он ничего вокруг не замечал.
Оставив его, Мародер вышел во двор, сел в уазик (ключи были на месте), завел его и с лихим отчаянием направил в распахнутые ворота.
Он давно хотел поменять ноутбук и микроволновку, и раз уж все магазины, ювелирные салоны и супермаркеты без присмотра, не грех этим воспользоваться.
В принципе, какие магазины, когда даже банки не охраняются?
Солнце било через лобовое стекло и слепило. Мародер глянул в зеркало: Метка с его лица сошла, зато вертикальные морщины над переносицей сложились в четко различимую букву «М».
Лев ЖаковЗомби-скауты
Грязный бородатый мужик с безумно горящими глазами разрывал могилы на кладбище. С нечеловеческой силой он откидывал каменные плиты и голыми руками копал землю.
– Вставайте, ребята! – бормотал он. – Вставайте, пока они не захватили город. Ну же, подъем! Никого не осталось, вся надежда только на нас… Господи, неужели они не встанут и я сдам свой город? Подъем!
И, словно отвечая его неистовой вере, мертвые поднимались из могил.
Под кустами давно не цветшей акации выстроились в шеренгу припорошенные землей мальчишки. Расстроенный бородатый мужик прохаживался перед строем.
– Бойскауты, дьявола! Мне достались бойскауты вместо доблестных вояк… Но времени нет, будем работать, с чем есть. Парни! Теперь вы бойцы. Последние защитники нашего города! Знаю, у вас мог остаться осадок на душе, ведь эти люди позволили вам умереть. Но перед лицом смертельной угрозы вы должны их простить. Ведь там ваши отцы и матери, братья и сестры… дяди и тети, наконец. Бывшие одноклассники, учителя, о них-то вы точно не забыли? – бородатый с надеждой обвел взглядом грязные лица.
– Можете рассчитывать на нас, сэр, – проскрипел один пацан, с некоторым трудом раскрыв рот и сплюнув горсть земли. На рубашке цвета хаки крепился командирский значок. Остальные вразнобой поддержали своего командира.
– Отлично! – глаза бородатого увлажнились. – Для начала запомните главное: они не пройдут! А ну повторили.
Бойскауты подтвердили недружным хором:
– Не пройдут.
– Кто, сэр? – уточнил командир.
– Ты еще спрашиваешь? – загорелся бородатый. – Эти извечные враги рода человеческого, ясное дело, эти упыри, кровососы, высокомерные выскочки, ночные кусаки… да что я тут распинаюсь? Идем!
Решительным взмахом бородатый призвал отряд за собой. Перебравшись через разрытые могилы, он подвел скаутов к ограде кладбища. С вершины холма открывался вид на ночную долину, залитую светом луны и красными отблесками костров. Десятки огней кольцом окружали укрытый за стеной город. Стена была сложена из бетонных плит и укреплена подручными средствами: старыми автомобилями, арматурой, листами железа – что нашлось. На горизонте виднелись трубы нефтеперерабатывающего завода. Кругом расстилалась иссушенная равнина, только вдоль петляющего в ложбине ручья виднелась чахлая растительность.
В свете костров перед стенами города метались тени в плащах с высокими острыми воротниками. Иногда какая-нибудь тень взмывала в воздух и пикировала на город, но останавливалась, лишь немного не долетев до самых высоких крыш. Одна тень не успела затормозить – кожистые крылья загорелись, и в мимолетной вспышке, сопровождаемой криком боли, стало видно, что город накрыт металлической сеткой. Судя по вспышке и крику – под напряжением.
– Но тут их сотни!
– Вот именно! Город обречен – если мы не поможем.
– Но нас всего двадцать, сэр.
– Да? А где остальные?
– Тут больше никого нет.
Бородатый поник:
– Ты прав, сынок.
Он вперил потухший взгляд в разворачивающуюся осаду. В слабом свете костров видна была лихорадочная деятельность в стане вампиров.
– У меня были десятки зрелых, опытных бойцов, – пробормотал бородатый, опустив голову. – И все они полегли в битве…