Всеволод Васильев-ВоробьевСабля и шашка
Однажды ночью после безрезультатной вылазки по ближним вражеским тылам, князь (с которым мы волей случая делили походную палатку на двоих) предложил не мучиться бессонницей, а скоротать время до рассвета в беседе, в философских умозаключениях, как он выразился. Дело было летом 1915 года в расположении одного из полков Кавказской туземной конной дивизии (более известной в истории под названием "дикой", названием сиим ее "одарили" австрийцы, дико ее боявшиеся).
Князь был потомственный военный, природный Рюрикович! Не из главной ветви рода, из удельных, мелкопоместных, но чистокровный! Его предки воевали, защищая страну, минимум тысячелетие. Голубая кровь, белая кость, выше, благороднее и весомее его была только царская фамилия, да и то, как на нее еще посмотреть (первыми все-таки были Рюриковичи, а Романовы потом, и законность их воцарения достаточно спорна).
Князь окончил Пажеский корпус, офицерскую кавалерийскую школу и прослушал на правах вольного слушателя полный курс Академии Генерального штаба. Прямо скажем, нестандартно глубокое военное образование для того времени и той среды гвардейской кавалерии, где кроме Пажеского корпуса или Николаевского кавалерийского училища обычно вообще не учились и суть видели лишь в вине и красавицах, а не в тяготах службы. А тут профессиональный военный, интеллектуал, да еще какой! В русско-японскую войну 1904-1905гг. воевал во 2-м Дагестанском конном полку под началом хана Нахичеванского. Поэтому и сейчас выпросился из штаба кавалерийского корпуса в возрожденный 2-й Дагестанский в составе Туземной дивизии, хоть и в качестве прикомандированного, за должностным штатом.
Я с радостью ухватился за возможность пообщаться с интересным собеседником и подкрутил керосиновый фонарь поярче, чтобы видеть собеседника получше.
Князь вытащил откуда-то трофейную бутыль "Токайского" из отбитого неделю назад австрийского обоза и разлил ее сразу всю по кружкам.
–Не взыщите, поручик, закуски нет, а будить кого-то ради этого, совсем не хочется.
–Бог с Вами князь, нет нужды в этом, мне еще ужин "икается" после ночных "скачек".
– Ничего, привыкните. Человек ко всему привыкает, тем более на войне. Я вот раньше всегда долго засыпал, с детства причем. Всегда долго не мог угомониться, улечься, мешали любые звуки, нужна была абсолютная тишина на какое-то время. А сейчас? Да засыпаю где угодно, как угодно, лишь бы была возможность поспать. Хоть в седле, хоть на седле, хоть где, особенно хорошо на совещаниях спится, но тут бы начальству не попасть на глаза,– уже со смехом закончил князь… Итак, о чем бы нам пофилософствовать сегодня? Да вот хоть об этом – о главном оружии кавалериста, о сабле и шашке. Вы же, прошу прощения, всегда служили по кавалерии, поручик? Значит, опыт владения имеется?
– Так точно, Ваше сиятельство, только по армейской. В гвардию родословная не вывезла, – с сарказмом, не сдержавшись, уточнил я.
–Полноте, поручик, пустое! Давайте без сиятельств и без родословных! Мы на войне, пуля не спросит, чей герб древнее или чин выше. Итак, что скажете о своей "драгунке"?" Князь имел в виду нынешнее штатное холодное оружие русской кавалерии – офицерскую драгунскую шашку образца 1881/1909гг.
– Да оружие, как оружие, Хотя вспоминая кавалерийское училище (а я окончил Тверское) и нашего преподавателя по фехтованию, с удовольствием вспоминаю упражнения и с саблей образца 1841 года. В чем-то мне жаль, что мы перешли с сабли на шашку. Да с ней сложнее фехтовать, но чувствуешь себя с ней совсем по-другому и мне это ощущение нравилось!
– Браво, что у Вас есть такой опыт, поручик! Браво! Это зело полезно для понимания предмета рассуждения. Но Вы же, друг мой, понимаете, что владение саблей, это удел избранных. Она требует большей подготовки, внимания, соблюдения правил фехтования ею, и в конце концов, знания элементарных начал математики и физики, черт возьми! Это оружие поединков один на один, дуэлей или чего-то подобного. Пока война была суммой поединков отдельных бойцов – сабля была эффективна! А теперь, когда мы водим массы в бой и ставим целью управление этими массами на поле боя (хотя, чего греха таить, таких одаренных командиров у нас пока по пальцам пересчитать можно, остальные тупо в лоб "кладут" войска), сабле уже не место в таком бою.
Ну и потом, она наносит более легкие ранения в общем бою, т.е. не выводит человека из строя до конца, как правило, и он может продолжить сражение. Колоть-то в общей свалке Вы еще сможете, а резать уже нет, а уж тем паче рубить, как положено! И это сейчас, пока еще есть запас кадровых кавалеристов. А что будет, когда "подлесок-скороспелок" пойдет? Кто его успеет выучить-вынянчить с саблями-то? Война-то она, завтра не закончится, воевать будем, поверьте, еще не один год…
Мы, русские, в кои-то веки оказались умнее и перешли раньше других на шашки, как на более простое и доступное в обучении и применении оружие! Но ведь как получилось? Хотели как лучше, а вышло как всегда. Задумали универсализм и единообразие, а заплатили за это посредственными и усредненными качествами получившегося образца. Потому я и стараюсь всегда кавказскую шашку подобрать для себя, потому что удобнее с ней "танцевать" в общей сваре, ее натуральные свойства практически не менялись столетиями, в отличие от искусственно созданной "драгунки".
Мне были жутко интересны мысли князя, и мы так увлеклись беседой, и не только о тонкостях применения оружия, но и подробностях нынешней тактики боя, вытекавшей из фронтового опыта, коим он уже обладал (я ведь только что перевелся в полк из тыловой части после нескольких рапортов по замене на едва освободившуюся вакансию) и его небанальных мыслей профессионала о тонкостях и нюансах кавалерийских сражений, его видения и понимания как, чем, где и с кем надо воевать кавалерии в нынешней войне, что едва не пропустили завтрак, не то, что рассвет.
–Вы поручик, первое время держитесь в бою рядом, подле меня. Не атакуйте, наблюдайте и запоминайте, отбивайте только чужие атаки и выпады. У нас всех в дивизии – шашки кавказского образца, а у австрияк – сабли. Сразу и увидите всю разницу в работе клинков, и все оцените своими глазами, воочию. Учитесь видеть всю картину боя, оценивать ситуацию. Намахаться еще успеете, умелые кавалеристы есть, а вот командиров с головою не хватает, поэтому учитесь! И Вам надо бы раздобыть себе шашку кавказского образца, потренируетесь пока, благо запасных в нашей туземной дивизии полно. Как привыкнете, потом ни на что не променяете. Уж поверьте призеру императорских соревнований по фехтованию и рубке, "машущему руками" уже второй десяток лет", – с долей шутки и самоиронии закончил князь.
Позднее я узнал, что призером соревнований он был не только по озвученным дисциплинам, но и по скачкам и по стрельбе из личного оружия и из винтовки/карабина, т.е. был настоящим военным многоборцем и судил о достоинствах и недостатках чего-либо, исходя, прежде всего, из собственного опыта и впечатлений, проанализировав и пропустив все, прежде через себя, свои ощущения, свой острый и пытливый ум и только потом, вынося для суждения другим и то далеко не всем.
У князя явно было чутье на людей, он всегда выбирал того, кто его поймет и оценит высказанную им мысль. Если же кто-то пытался его расспрашивать о титулах и кубках, имениях и владениях, титулах и родословной, князь обычно комкал тему и переводил на что-то другое, уходя от общения с такими людьми – выпячиваться как иные, он не любил, хотя имел на это, всегда прав более других окружающих. Прекрасно понимая, что его породистость, манеры, изысканность в одежде и так довлеют над большинством окружающих, он старался всегда оставаться в "тени" повседневной жизни, позволяя лишь иногда блеснуть своим умом и тонкими суждениями с отдельно избранным им собеседником.
Вскоре представился случай увидеть все, о чем говорил князь, причем весьма неожиданно, как это и бывает на войне. Когда полк выступал на передовую, по дороге боковое охранение, в составе которого были и я с князем, встретили конный разъезд противника. Ни секунды не смущаясь, что нас было, минимум вдвое меньше, князь со свистом и гиканьем, дружно поддержанным джигитами полка, немедля повел нас в атаку.
Сказать, что австрияки были смяты, не сказать ничего. Мы просто их снесли, пролетев 100-150 метров нас разделявших! Раздавили, опрокинули и втоптали в вязкую грязь. Они не успели произвести ни единого ружейного выстрела издали, хотя и потянулись к карабинам. И только спустя некое мгновение, стали оказывать нам сопротивление (вытащив сабли и револьверы) уже в общей смешавшейся куче, впрочем, разрозненное, иначе нам было бы несдобровать при их численном преимуществе.
Князь, подлетая к противнику и пригнувшись к шее коня, извлек на ходу вторую шашку, притороченную к седлу, и взял ее в левую руку. Я смотрел, сзади-сбоку, с какой грацией и изяществом князь вел двуручный бой шашками. Казалось в его руках не сталь, а живые змеи, жалящие во все стороны, а он сам при этом не человек из плоти, а нечто непостоянное, атомарное, распадающееся и соединяющееся в непрекращающемся кружеве вихря. Но это была отнюдь не похвальба и не хвастовство одиночного супергероя, жаждущего личной славы и подвигов, позерство или показухи ради.
Насколько позволял заметить и различить мой взгляд, атакующие удары чередовались обороняющимися, отбивающими, прикрывающими, причем не себя, а тех рядовых джигитов, кто бился с ним рядом. Князь видел всю картину боя и мгновенно смещался туда, где было сложнее и тяжелее. Он не был безумным участником стального вихря, он был его господином, управляющим этим вихрем, причем единственным и полновластным! Это было то, чего так не хватало большинству наших высоких чинов той войны – быть не только отчаянно смелыми, но, прежде всего, управлять и направлять своих людей, чувствовать бой и вносить в него немедленные коррективы, не ожидая высочайших указаний со стороны.