Позади путников ставни чуть приподнялись – на дюйм, не более! – это бесплотные глаза наблюдали из безопасной тени, наблюдали за троицей, идущей к волнолому: незваных гостей все еще омывал резкий солнечный свет, а по обе стороны плескались эти ужасные волны. Скелеты досадливо поскрипывали прогнившими, изъеденными зубами. Дальше от окон тени темнее, чем те, что порождены светом, метались и вихрились в отчаянии, ярости – и страхе. Все они знали, кто только что прошел через деревню.
Одна такая тень, выбранная и принужденная к тому собратьями, отказалась от бытия в Жизни и с безмолвным криком канула в Смерть. Их повелитель находился далеко, на расстоянии многих, очень многих миль. Кратчайший к нему путь лежал через Смерть. Разумеется, доставив весть, посланник провалится сквозь Врата к окончательной гибели. Но господину не было до того дела.
Пролом в каменной дамбе оказался футов пятнадцати в ширину, а глубина здесь была в два роста Сабриэль; море яростно и напористо прорывалось сквозь брешь. А еще, как выяснилось, волнолом отлично простреливался лучниками с острова: стрела ударилась о камни прямо перед путниками и отскочила в море.
Оселок тотчас же кинулся вперед, заслонил собой девушку, и Сабриэль почувствовала исходящий от него поток магии. Мечи его нарисовали перед ними широкий круг, острия вычертили светящиеся линии, и в воздухе повисло сияющее кольцо.
С острова по дуге прилетели четыре стрелы. Одна ударила в круг и просто-напросто исчезла. Остальные три пронеслись мимо цели и попали либо в камни, либо в море.
– Защита от стрел, – выдохнул Оселок. – Надежная, но удерживать ее трудно. Мы отступаем?
– Пока нет, – отвечала Сабриэль.
Она чувствовала, что в деревне позади них зашевелились мертвые; кроме того, теперь она наконец-то разглядела лучников. Их было четверо, они прятались по двое за крупными камнями у того места, где волнолом соединялся с островом. Выглядели они совсем юными, заметно нервничали и уже доказали, что большой опасности собою не представляют.
– Стойте! – крикнула Сабриэль – Мы друзья!
Ответа не последовало, но стрел с тетивы лучники не спустили.
– Как именуют главу деревни – ну, обычно? Как к нему обращаются? – поспешно прошептала Сабриэль Оселку, в очередной раз пожалев, что так мало знает о Древнем королевстве и его обычаях.
– В мое время… – медленно проговорил Оселок, вновь рисуя мечом защиту от стрел и сосредоточившись главным образом на этом, – в мое время… в деревушке такого размера… главный человек звался старейшиной.
– Мы хотим поговорить с вашим старейшиной! – закричала Сабриэль. Она указала на наступающую сзади гряду туч и добавила: – Пока не стемнело!
– Ждите! – донесся ответ.
Один из лучников во весь дух помчался от скал вверх по склону, к лачугам. Вблизи Сабриэль поняла, что это лодочные сараи или что-то похожее.
Спустя несколько минут лучник вернулся; за ним следом по камням, прихрамывая, ковылял мужчина постарше. При виде него остальные трое лучников опустили луки и вложили стрелы в колчаны. Оселок, в свою очередь, перестал поддерживать защиту от стрел. Сияющий круг повисел в воздухе еще мгновение и растаял, напоследок вспыхнув радугой.
Видно было, что глава деревни заслуживает того, чтобы зваться старейшиной, еще и в силу возраста – он медленно ковылял вдоль волнолома, заметно прихрамывая. Вокруг изможденного, морщинистого лица развевались седые пряди, точно хрупкие паутинки; двигался он с нарочитой осторожностью глубокого старца. Похоже, страха он не испытывал – ведь тому, кто и так одной ногой в могиле, бояться нечего.
– Кто вы? – спросил старейшина, дойдя до пролома и возвышаясь над бурлящими водами, точно какой-нибудь легендарный пророк. Поднимающийся ветер трепал ярко-оранжевый плащ за его спиной. – Чего вам надо?
Сабриэль открыла было рот, чтобы ответить, но Оселок уже возвысил голос:
– Я – Оселок, вассал и мечник Абхорсена, которого вы видите перед собой. Неужели таких, как мы, тут встречают стрелами вместо приветствия?
Старик помолчал мгновение. Его глубоко посаженные глаза так и буравили Сабриэль, словно он мог развеять любую иллюзию или морок одним лишь взглядом. Сабриэль не отвела взора, но краем губ шепнула Оселку:
– С чего ты взял, что вправе говорить за меня? И не лучше ли обратиться к ним по-дружески? И с каких пор ты мой мечн…
Она прикусила язык: старик откашлялся и сплюнул в воду. В первый миг она подумала было, что это и есть его ответ, но поскольку и лучники, и Оселок стояли спокойно, как ни в чем не бывало, ничего страшного явно не произошло.
– Дурные времена настали, – проговорил старейшина. – Нам пришлось бросить наши домашние очаги и переселиться в коптильни, променять тепло и уют на морские ветра и рыбную вонь. Многие из жителей Нестоува погибли, а то и хуже. В такие времена чужаки и путники редки и не всегда таковы, какими кажутся.
– Я – Абхорсен, – неохотно сказала Сабриэль. – Враг мертвых.
– Я помню, – медленно проговорил старик. – Абхорсен приходил сюда, когда я был еще совсем юнцом. Приходил упокоить призраков, которых завез к нам торговец пряностями, прокляни его Хартия. Абхорсен, значит. Я помню то сюрко, что сейчас на тебе, синее, как море на глубине десяти морских саженей, с узором из серебряных ключей. А еще был меч…
– Он хочет видеть меч, – подсказал Оселок ровным голосом, когда молчание слишком уж затянулось.
– Ах да, – вспыхнула Сабриэль.
И как она сама не догадалась! Осторожно, чтобы не встревожить лучников, она извлекла меч из ножен и подняла его навстречу солнцу, так, чтобы можно было ясно различить знаки Хартии – пляшущие по лезвию серебряные росчерки.
– Да, – вздохнул старейшина. Его плечи расслабились. – Это он и есть. Меч, заклятый Хартией. Она – Абхорсен.
Старик развернулся и заковылял обратно к лучникам. Осипший голос внезапно зазвучал как эхо того громогласного крика, с помощью которого рыбаки перекликаются через море:
– Эй, вы, четверо! Быстро наводите мост. У нас гости! Наконец-то помощь!
Сабриэль обернулась к Оселку и вопросительно изогнула брови: дескать, как понимать последние слова старика? К вящему ее удивлению, Оселок встретился с ней взглядом – и глаз не отвел.
– По традиции о прибытии высокопоставленной особы, такой, как вы, возвещает ее личный страж, – тихо пояснил он. – И сопровождать вас, не нарушая приличий, я могу лишь в роли вашего мечника. Иначе люди подумают, что мы в лучшем случае любовники. А если ваше имя окажется связано с моим в таком смысле, вам не станут оказывать должного уважения. Понимаете?
– А, – отозвалась Сабриэль, сглотнув, чувствуя, как румянец смущения прихлынул к лицу и разливается от щек к шее.
Ощущение было такое, словно мисс Прионти одернула ее резким замечанием. А ведь Сабриэль даже не приходило в голову, как со стороны выглядит это путешествие вдвоем. Безусловно, в Анцельстьерре это сочли бы неприличным, но здесь-то – Древнее королевство, здесь все иначе. Выходит, не все.
– Урок номер двести семь, – промурлыкал Моггет откуда-то из-под ее ног. – Три из десяти. Любопытно, а свеженькая треска у них найдется? Мне бы некрупную, еще живую…
– Тише! – одернула его Сабриэль. – Притворись-ка до поры обычным котом.
– Как скажете, миледи Абхорсен, – отозвался Моггет, гордо отошел и уселся по другую сторону от Оселка.
Сабриэль уже собиралась резко ответить ему, как вдруг приметила, что уголки губ Оселка чуть изогнулись вверх. Оселок? Усмехается? От потрясения она сдержала колкость, а в следующий миг и вовсе о ней позабыла: четверо лучников перебросили через пролом доску, и конец ее с резким стуком шлепнул о камень.
– Переходите побыстрее, пожалуйста, – попросил старейшина. Лучники придерживали доску, чтобы не шаталась. – В деревне кишмя кишат злобные твари, и, боюсь, день уже на исходе.
В самом деле, при этих словах всех их накрыла тень облака и нахлынул свежий запах дождя, смешанный с влажным, соленым ароматом моря. Не нуждаясь в дальнейших уговорах, Сабриэль проворно перебежала по доске на другой конец волнолома. Моггет последовал за нею, а за ним и Оселок.
Глава семнадцатая
Все уцелевшие жители Нестоува собрались в самой просторной из коптилен – за исключением лишь очередной смены лучников, несущей стражу у волнолома. Неделей раньше в деревне жило сто двадцать шесть человек; теперь остался только тридцать один.
– До сегодняшнего утра было тридцать два, – рассказывал Сабриэль старейшина, передавая ей чашу неплохого вина, кусок сушеной рыбы и очень твердый, заплесневелый сухарь. – Перебравшись на остров, мы надеялись, что уж тут-то мы в безопасности, но сегодня на восходе нашли сынишку Монджера Стоварта… Он был выпит досуха, прямо как пустая шелуха от него осталась. Мы до него дотронулись – он был что сожженная бумага, которая сгорела, не распавшись… мы только тронули, а он и рассыпался мелкими чешуйками, вроде как золой.
Пока старик рассказывал, Сабриэль оглянулась по сторонам, отмечая изобилие фонарей, свечей и тростниковых фитилей, что прибавляли пропахшей рыбой коптильне не только света, но и дыма. Уцелевшие представляли собой компанию весьма разношерстную – тут и мужчины, и женщины, и дети, от совсем малышей до самого старейшины. Единственной общей чертой был страх – страх, искажавший напряжением лица, страх, делавший каждое движение нервным и дерганым.
– Мы думаем, один из них здесь, – промолвила какая-то женщина. Заметно было, что в голосе ее страх давно уступил место обреченности.
Она стояла особняком, чуть в стороне, в отчужденности своего горя. Сабриэль догадалась, что женщина потеряла семью. Мужа, детей – а возможно, что и родителей, и сестер, и братьев, ведь ей еще и сорока нет.
– Он заберет нас одного за другим, – продолжала женщина равнодушно, как само собою разумеющееся.
Ее голос звучал с жутковатой убежденностью, и люди вокруг нее перетаптывались, мялись, не глядели в ее сторону, словно встретиться с ней взглядом означало признать правоту ее слов. Большинство собравшихся глядели на Сабриэль, и в глазах их читалась надежда. Не слепая вера, не полное доверие, а надежда заядлого игрока на то, что уж эта-то ставка непременно положит конец нескончаемым проигрышам.