– Грот уходит вглубь холма всего-то шагов на сорок, – пояснил Оселок, пока все зажигали свечи у входа и резкий запах серных спичек смешивался с промозглой сыростью пещеры. – Их построили для пикников в разгар лета. В самой глубине есть дверца. Возможно, она заперта, но заклинанию Хартии наверняка поддастся. Сразу за ней начинается спуск вниз: лестница довольно прямая, но очень узкая, и световодов там нет.
– Тогда я пойду первая, – заявила Сабриэль твердо, несмотря на то что ноги у нее подгибались и холодело в груди. – Присутствия мертвых я отсюда не чувствую, но может быть, они там есть…
– Хорошо, – кивнул Оселок, мгновение поколебавшись.
– А тебе туда идти не обязательно, – внезапно выпалила девушка.
Они все еще стояли у входа в пещеру, и огоньки свечей нелепо подрагивали в солнечном свете. Сабриэль внезапно остро почувствовала свою ответственность за этого юношу. Он явно напуган, он бледней, чем следует, – бледен, как высушенный Смертью некромант. Он насмотрелся в хранилище на такие ужасы, что даже рассудка на время лишился, а ведь, невзирая на все его самобичевания, наверняка он ни в чем не повинен. И это же не его отец там, внизу. И сам он не Абхорсен.
– Обязательно, – возразил Оселок. Он нервно закусил нижнюю губу. – Я должен. Иначе мне никогда не избавиться от моих воспоминаний. Мне необходимо что-то сделать, создать новые воспоминания, не столь трагичные. Мне нужно… искупить вину. Кроме того, я по-прежнему королевский стражник. Это мой долг.
– Хорошо, – кивнула Сабриэль. – Как бы то ни было, я рада, что ты здесь.
– И я тоже рад, хотя, казалось бы, чему тут радоваться, – отозвался Оселок и почти улыбнулся – едва заметно, краем губ.
– А я не рад, – фыркнул Моггет. – Идем уже, нечего попусту солнечные часы тратить.
Дверь оказалась заперта, однако легко поддалась заклинанию Сабриэль: простейшие открывающие и отпирающие символы Хартии, которые она мысленно нарисовала, перетекли в указательный палец, коснувшийся замочной скважины. Но хотя заклятие соткалось успешно, наложить его оказалось непросто. Даже здесь, наверху, расколотые камни Великой Хартии разрушительно действовали на магию Хартии.
Тусклые огоньки свечей высветили влажные осыпающиеся ступени, резко уводящие вниз. Никаких поворотов и изгибов, просто прямая лестница, уходящая в темноту.
Сабриэль осторожно спускалась, чувствуя, как мягкий камень крошится под ее тяжелыми сапогами, так что каблуки приходилось ставить как можно дальше от края. Поэтому пробиралась она медленно. Оселок шел следом, держась очень близко, и в сиянии его свечи тень Сабриэль ложилась на ступени впереди – вытянутая, искаженная, она скользила во тьму за пределы света.
Сабриэль почуяла хранилище, еще не видя его, где-то на тридцать девятой ступени. Стылый, промозглый запах ударил в нос, ворвался в легкие, вызывая образ холодного обширного пространства.
Но вот ступени вывели к дверному проему, выходящему в огромную прямоугольную залу – гигантское помещение, где каменные колонны вздымались вверх, словно лес, поддерживая свод в шестидесяти футах над головой, а под ногами каменный пол резко обрывался, уступая холодной и неподвижной, как камень, воде. Вдоль стен темноту прорезали бледные столпы солнечного света, резко контрастируя с темными колоннами и оставляя на воде яркие круги. Благодаря им по краям хранилища пространство пронизывали блики, а вот неведомая, непостижимая середина таилась в густой тьме.
Оселок тронул рукой плечо Сабриэль и прошептал:
– Глубина здесь по пояс. Постарайтесь как можно меньше шуметь. Давайте я подержу вашу свечу.
Сабриэль кивнула, передала назад свечу, убрала меч в ножны, присела на последнюю ступеньку и медленно, осторожно соскользнула в воду.
Вода оказалась холодной, но не то чтобы нестерпимо. Несмотря на все старания Сабриэль, когда она ступила на дно, во все стороны побежала рябь – серебро на темной воде – и раздался еле слышный всплеск. Ноги Сабриэль коснулись дна, и она задохнулась. Не от холода, нет, но внезапно всем существом ощутив два разбитых камня Великой Хартии. Жуткое ощущение накатило, словно острый приступ желудочного гриппа: мышцы живота свело судорогой, кожа покрылась испариной, голова закружилась. Согнувшись, Сабриэль вцепилась в ступеньку и дождалась, пока первые спазмы не сменились тупой болью. Это было куда хуже, чем меньшие камни, расколотые на Рассеченной Вершине и в Нестоуве.
– Что такое? – прошептал Оселок.
– Ох… разбитые камни, – пробормотала Сабриэль. Она вдохнула поглубже, усилием воли гоня боль и дурноту. – Я выдержу. Слезай осторожнее.
Сабриэль вытащила меч и забрала у Оселка свечу: тот приготовился войти в воду. Несмотря на предупреждение, он вздрогнул всем телом, едва ноги его коснулись дна. На лбу юноши полосками выступил пот, как в зеркале отражая рябь, распространившуюся по воде.
Сабриэль ожидала, что Моггет запрыгнет к ней на плечо, ведь Оселка он явно недолюбливал; но, к вящему ее удивлению, кот решил ехать на юноше. В первую секунду Оселок тоже опешил, но тут же пришел в себя. Моггет устроился поудобнее у него на шее и тихо промяукал:
– Держитесь у самого края, насколько сможете. Порча… искажение… проявляются куда более неприятным образом ближе к центру.
Сабриэль в знак согласия взмахнула мечом и двинулась вдоль левой стены, стараясь как можно меньше тревожить поверхность воды. Но слабый плеск казался оглушительно громким, эхо разносилось по подземелью, летело вверх и за пределы озера, дополняя и усиливая один-единственный здешний звук – падающих капель, что с громким бульканьем срывались с потолка или неспешно стекали вниз по колоннам.
Присутствия мертвых не чувствовалось, но как знать, может, разбитые камни мешали ей ощутить его. Из-за этих камней у Сабриэль страшно болела голова – точно от неумолчного, слишком громкого шума, желудок болезненно сжимался, во рту горчило от едкого привкуса желчи.
Едва маленький отряд дошел до северо-западного угла и оказался прямо под одним из световодов, как свет вдруг померк и хранилище мгновенно погрузилось в кромешную тьму. Крохотные огоньки свечей мягко мерцали во мраке.
– Облако наползло, – прошептал Оселок. – Сейчас уйдет.
Затаив дыхание, они стали неотрывно глядеть вверх, на еле видный светящийся контур, и вскоре были вознаграждены: солнечный свет вновь потоком хлынул вниз. Облегченно выдохнув, Оселок с Сабриэль побрели вброд дальше вдоль длинной стены, протянувшейся с запада на восток. Но радовались они недолго. Где-то в свежем воздухе высоко над головами новое облако застлало солнце – и опять сгустилась мгла. А облака все ползли и ползли, и теперь краткие мгновения света перемежались долгими минутами непроглядной тьмы.
Без солнца в хранилище становилось холоднее – даже если солнце это просачивалось вниз под землю по длинным световодам. Сейчас Сабриэль ощущала холод всем своим существом, а еще внезапно накатил иррациональный страх, что они слишком задержались здесь и снаружи вот-вот наступит ночь, где их будут поджидать изголодавшиеся до жизни мертвецы. Оселка тоже знобило – в том числе и от воспоминаний двухсотлетней давности, когда он шел вброд по той же самой воде и на его глазах королеву и ее двух дочерей принесли в жертву, а Великие Камни разбили. Перед его внутренним взором так и стояло кровавое пятно, клубящееся в воде, – словно мгновение из прошлого застыло в памяти на веки вечные.
Им помогла та самая темнота, которая внушала такой страх поначалу. Сабриэль заметила справа какое-то смутное свечение, неясный отблеск ближе к центру. Заслоняя глаза от огня свечи, она указала туда Оселку.
– Да, там что-то есть, – еле слышным шепотом подтвердил он. – Но до него еще шагов сорок в направлении центра.
Сабриэль не ответила. В этом неверном отблеске ей почудилось что-то знакомое – смутное ощущение сродни тому, что накатывало, когда в школе к ней являлся отцовский фантом-посланник. Повернувшись к стене спиной, Сабриэль поспешила вперед, преодолевая сопротивление воды; за нею клином расходилась рябь. Оселок присмотрелся и пошел следом, борясь с тошнотой, что накатывала волнами, точно после двойной дозы рвотного. Голова у него тоже кружилась, ноги подкашивались.
Они прошли еще шагов тридцать, боль и тошнота неуклонно нарастали. И тут Сабриэль резко остановилась. Оселок перехватил меч наизготовку и поднял повыше свечу, высматривая врага. Но нападать на них никто и не думал. Нездешнее свечение исходило от защитного ромба: четыре ориентированных по сторонам света знака Хартии сияли под водой, а между ними протянулись, посверкивая, линии силы.
В середине ромба стояла застывшая человеческая фигура с воздетыми руками: вероятно, когда-то они сжимали оружие. Иней посеребрил лицо и одежду, затушевав черты, лед сковал воду вокруг. Но Сабриэль ни на минуту не усомнилась, кто это.
– Отец, – прошептала она. Шепот эхом разнесся над темной водой и влился в еле различимый лепет падающих капель.
Глава двадцать первая
– Ромб замкнут, – промолвил Оселок. – Мы не сможем проникнуть к нему.
– Да, знаю, – кивнула Сабриэль. Невероятное облегчение, накатившее на нее при виде отца, постепенно угасало, сменялось дурнотой, вызванной разбитыми камнями. – Я думаю… думаю, мне придется отсюда войти в Смерть и вернуть его дух.
– Что! – воскликнул Оселок. Зазвенело эхо, и он уже тише добавил: – Здесь?
– Если мы установим свой собственный ромб защиты… – размышляла вслух Сабриэль, – достаточно большой, чтобы внутри него оказались и мы с тобой, и отцовский ромб, то оградим себя от большинства опасностей.
– От большинства опасностей, – мрачно повторил Оселок, озираясь по сторонам и вглядываясь в темноту за четко очерченными пределами крохотных сфер света. – А еще мы окажемся в нем как в ловушке – если вообще сумеем создать ромб так близко от разбитых камней. Самому мне в одиночку такую защиту не поставить, только не здесь.
– Нам придется объединить наши силы. А тогда, если вы с Моггетом посторожите, пока я буду в Смерти, у нас все получится.