лицом ему в грудь – слишком страшно было смотреть на это свирепое лицо, так непохожее на лицо Оселка, которого она знала. Но по крайней мере, он бежал прочь от врага…
А Оселок мчался все дальше. Вот дорога закончилась, и он стал перебираться через завал камней на месте обрушившихся ворот – не задерживаясь ни на секунду, перескакивая с одного валуна на другой, будто горный козел. Лицо его сделалось багрово-алым, как пожарная помпа; вены на шее пульсировали чаще, чем трепещут крылышки колибри. Сабриэль позабыла о собственной ране, испугавшись, что у юноши разорвется сердце.
– Оселок! – крикнула она. – Мы уже в безопасности! Поставь меня на ноги! Остановись! Остановись, пожалуйста!
Но Оселок ее не слышал: он целиком сосредоточился на дороге. Вот он преодолел разрушенные ворота и понесся дальше по дороге между стен, раздувая ноздри и крутя головой из стороны в сторону, точно идущая по следу гончая.
– Оселок! Оселок! – всхлипывала Сабриэль, колотя по его груди кулаками. – Нас уже никто не догонит! Со мной все в порядке! Стой! Да стой же!
Но он все бежал – сквозь следующую арку, вверх по небольшому подъему – камни так и разлетались из-под его ног, – вниз по короткой лестнице, перепрыгивая через зияющие провалы. Закрытая дверь задержала его на мгновение, и Сабриэль облегченно выдохнула, но юноша яростно пнул преграду ногой, прогнившее дерево подалось, и он спиной протиснулся в пролом, заботливо защищая Сабриэль от острых щепок.
За дверью обнаружилась широкая открытая площадка, огражденная полуразрушенными стенами. Она заросла высокой травой, тут и там топорщились чахлые, выросшие самосевом деревья. У западного края площадки, где стена давным-давно рухнула и осыпалась вниз по склону, стояли два Бумажнокрыла – один носом на юг, другой – на север, – и двое людей; только их силуэты и можно было разглядеть на фоне пламенеющего оранжевого заката.
Оселок перешел на бег, который иначе как галопом назвать было трудно, рассекая густые сорняки, точно корабль – саргассовые водоросли. Он добежал до двух неподвижно застывших фигур, осторожно уложил Сабриэль наземь у их ног – и рухнул без чувств. Глаза его закатились – на виду остались только белки, конечности мелко задергались.
Сабриэль попыталась было подползти к нему, но боль в боку дала о себе знать резким зловещим рывком, так что девушка смогла лишь сесть и снизу вверх посмотреть на двух незнакомцев, точнее, незнакомок, и Бумажнокрылов за ними.
– Привет вам, – проговорили незнакомки хором. – На сегодняшний день мы – Клэйры. А вы, должно быть, Абхорсен и король.
Сабриэль изумленно смотрела на них. Во рту у нее пересохло. Солнце било в глаза, не давая разглядеть Клэйр толком. Обе – юные девушки, с длинными светлыми волосами и пронзительно-яркими синими глазами. Обе – в белых льняных платьях с длинными открытыми рукавами. Тщательно отутюженных, между прочим. Сабриэль тут же почувствовала себя невероятно грязной деревенщиной в пропитанных водой штанах и пропотевшей насквозь рубахе под броней. Голоса и лица Клэйр были совершенно одинаковыми. Близнецы. И такие красавицы!
Клэйры заулыбались, опустились на колени: одна – рядом с Сабриэль, вторая – перед Оселком. Сабриэль почувствовала, как в них медленно начинает бить ключом магия Хартии – как вода из родника, – а в следующий миг магия хлынула в нее, исцеляя рану, унимая боль. Рядом Оселок задышал ровнее и затих, погрузился в мирный сон.
– Спасибо, – прохрипела Сабриэль. Она попыталась улыбнуться, но, кажется, забыла, как это делается. – За нами гонятся работорговцы… люди, союзники мертвых…
– Мы знаем, – откликнулись близнецы. – Но они отстали на десять минут. Твой друг – король – бежал быстро, очень быстро. Мы видели, как он бежит, еще вчера. Или завтра.
– А, – отозвалась Сабриэль, с трудом поднимаясь на ноги и вспоминая отца и его слова о том, что Клэйры здорово путаются во времени.
Надо бы выспросить у них все, что нужно, пока те окончательно не сбились.
– Спасибо, – повторила Сабриэль.
Едва она выпрямилась, стрела упала на землю. Охотничья, с узким наконечником – не из тех, что пробивают доспехи. Итак, ее пытались просто задержать. Девушка поежилась: между пластинками брони зияла дыра. Рана не то чтобы исцелилась совсем, просто поджила, как если бы нанесли ее неделю, а не несколько минут назад.
– Отец сказал, вы будете здесь… что вы высматривали нас и искали, где Керригор прячет тело.
– Да, – отозвались Клэйры. – Ну то есть не то чтобы мы. Нам позволили стать Клэйрами только на сегодня, потому что мы лучше всех водим Бумажнокрылы…
– Собственно, самый лучший пилот – это Риэлле, – уточнила одна из близняшек, указывая на вторую девушку. – Но поскольку ей понадобится Бумажнокрыл, чтобы вернуться домой, необходимы два Бумажнокрыла, и…
– Санар тоже прилетела, – продолжала Риэлле, указывая на сестру.
– Словом, мы обе, – хором закончили они. – Однако времени у нас мало. Вы можете взять ало-золотой Бумажнокрыл… мы расписали его королевскими цветами, когда узнали обо всем на прошлой неделе. Но сначала о теле Керригора.
– Да, – кивнула Сабриэль.
Керригор – враг ее отца, враг ее семьи, враг всего королевства. И ей предстоит с ним расправиться. Это ее бремя, и не важно, сколь оно тяжко и сколь слабы сейчас ее плечи; это ее бремя, ей его и нести.
– Его тело в Анцельстьерре, – промолвили близнецы. – Но через Стену мы видим плохо, так что карты у нас нет, названий мест мы не знаем. Нам придется показать тебе, а тебе придется запомнить.
– Да, – согласилась Сабриэль, точно бестолковая ученица, обещающая решить задачу, которая ей совершенно не по силам. – Да.
Клэйры кивнули и снова заулыбались, сверкнув на диво белыми, ровными зубками. Одна из них – возможно, Риэлле, Сабриэль уже запуталась, кто из них кто, – извлекла из струящегося рукава платья фиал прозрачного зеленого стекла. При этом на мгновение сверкнула магия Хартии – верный признак того, что прежде никакого фиала там не было. Вторая девушка – возможно, Санар – достала из рукава длинную палочку слоновой кости.
– Готова? – одновременно спросили они друг друга и хором ответили «да», пока Сабриэль, едва живая от усталости, еще только пыталась понять, о чем речь.
Риэлле вытащила пробку со звучным хлопком и одним быстрым движением выплеснула содержимое сосуда, проведя им ровную линию над землей. Санар так же проворно подхватила палочкой струящуюся жидкость – и та застыла прямо в воздухе, образовав прямоугольник из прозрачного льда. Замерзшее окно повисло прямо перед Сабриэль.
– Смотри, – велели девушки, и Санар тронула ледяное оконце своей палочкой.
Прозрачная поверхность затуманилась, на краткий миг в ней проступила картина метели, затем промелькнула Стена, затем картинки задвигались, точно фильм, снятый из окна машины на ходу. В Уиверли-колледже синематограф не жаловали, но Сабриэль посмотрела немало кинолент в Бейне. То, что показывало волшебное окно, очень походило на одну из них, только цветную и звучащую, как если бы девушка находилась на месте событий.
В окне появились обычные анцельстьеррские угодья – бескрайние поля созревшей пшеницы. Неподалеку стоял трактор, тракторист болтал с приятелем, сидящим в телеге, два коня-тяжеловоза в шорах стояли смирно.
Изображение сфокусировалось на мужчинах, незримый наблюдатель словно обошел их кругом, уловив обрывок разговора, и двинулся дальше – по дороге, вверх и вниз по холму, через рощицу и до перекрестка, где грунтовая дорога пересеклась с более важной, вымощенной щебнем. Здесь стоял какой-то знак, «глаз», или что бы это ни было, придвинулся почти вплотную, изображение увеличилось, знак заполнил собою все ледяное оконце. «Уиверли 2½ мили», – гласил он, направляя путешественников по главной дороге. «Глаз» стремительно двинулся по указателю, к деревне Уиверли.
Несколько секунд спустя движение замедлилось и взгляду явились знакомые строения Уиверли: кузница, она же по совместительству механическая мастерская, трактир, нарядный домик констебля с синим фонариком. Все эти картинки были Сабриэль хорошо знакомы. Девушка велела себе сосредоточиться: наверняка ведь «глаз», показав ей ориентиры, теперь быстро сместится в неведомые ей части Анцельстьерра.
Но картинка по-прежнему двигалась очень медленно. Со скоростью пешехода «глаз» проскользил через деревню и, свернув с дороги, проследовал вдоль верховой тропы к лесистому холму под названием Привал. Красивая возвышенность, ничего не скажешь, – тут раскинулась плантация пробковых деревьев, среди которых встречались по-настоящему древние. Единственной здешней достопримечательностью было прямоугольное каменное строение на вершине холма, какое-то древнее захоронение… ах, значит, это оно и есть… Картина изменилась, теперь изображение сфокусировалось на гигантских серо-зеленых камнях, квадратных и хорошо подогнанных друг к другу. Относительно недавний новодел, как Сабриэль запомнилось по урокам краеведения. Этим искусственным руинам чуть меньше двухсот лет. Она даже как-то раз собралась туда прогуляться, но в последний момент отчего-то передумала…
А картинка снова изменилась – словно провалилась сквозь камень, канула вниз сквозь скрепляющий камни раствор, зигзагами запетляла между каменных блоков и оказалась в самой глубине – в темной погребальной камере. На мгновение ледяное оконце потемнело, но тут же вспыхнул свет. В камере покоился бронзовый саркофаг, по металлу прихотливо вились письмена Свободной магии – искаженная пародия на знаки Хартии. «Глаз», старательно избегая этих движущихся письмен, пронзил бронзу. Внутри лежало тело – живое тело, спеленатое Свободной магией.
Видение сдвинулось, с трудом, дергаными рывками сместилось к лицу погребенного. В фокусе проступили черты, отнюдь не лишенные красоты, – так Керригор выглядел при жизни. А еще человеческое лицо Рогира явственно свидетельствовало о том, что они с Оселком – сыновья одной матери.
Сабриэль не отрывала глаз от ледяной поверхности: сходство между братьями отталкивало ее и завораживало; и тут изображение резко затуманилось, стремительно закружилось, растеклось серыми сумерками; послышался шум воды. Смерть. Что-то огромное и страшное шло вброд против течения – неровно вырезанный кусок тьмы, бесформенный, безликий, только два глаза горели потусторонним пламенем. Чудовище, похоже, заметило ее в ледяном окне и неуклюже подалось вперед, две его лапищи, точно грозовые тучи, потянулись к ней…