23 августа 1915 г.
Снимки с Беби, которые сделал Гань[13], неудачны, этот идиот снимал его сидящим на балконе, как будто бы у него нога болела, я запретила продавать эти снимки и собираюсь его вновь фотографировать.
2 сентября 1915 г.
Дети начали свои зимние уроки. Мария и Анастасия недовольны, но Беби все равно. Он готов еще больше учиться, так что я сказала, чтобы уроки продолжались вместо сорока пятьдесят минут, так как теперь, слава Богу, он гораздо крепче.
4 сентября 1915 г.
Милый Беби опять начал потихоньку говорить о том, не возьмешь ли ты его в Ставку, и в то же время ему грустно со мной расставаться. Но ты был бы менее одинок, по крайней мере, на короткое время, и, если бы ты предполагал разъезжать и осматривать войска, я могла бы приехать за ним. При тебе Феодоров[14], так что ему понадобился бы только мистер Жильяр, и ты мог бы поручить еще кому-нибудь из адъютантов сопровождать его в моторных поездках. Он мог бы каждое утро иметь свои французские уроки и после обеда ездить с тобой. Только он не может гулять. Он мог бы оставаться позади, с мотором и играть. Все дети тебе кланяются. Беби печет картофель и яблоки в саду. Девочки пошли в лазареты.
17 сентября 1915 г.
Как счастлив он (Беби) был поехать, с каким возбуждением он ожидал этой великой минуты путешествовать с тобой одному. Я боялась, что ему может быть будет грустно, так как, когда мы поехали на юг, чтобы встретить тебя, в декабре, он плакал на станции, но нет, он был счастлив. Татьяна и я очень старались быть храбрыми – ты не знаешь, что это такое – быть без тебя и без маленького.
1 октября 1915 г.
Моя любимая душка,
От всего сердца поздравляю тебя с именинами нашего дорогого ребенка – он проводит их совсем как маленький военный. Я читала телеграмму, которую посылает ему наш Друг, она так красива. Так странно не быть с ним в его именины. Его письмо было прелестно. Я также пишу каждый день – вероятно, делаю много ошибок. Ах, вы мне так страшно недостаете оба! Теперь прощай, моя любовь.
4 октября 1915 г.
Моя родная душка,
Еще раз поздравляю тебя с сегодняшним дорогим днем, Бог да охранит наше дорогое дитя в здоровье и счастье.
Как славно, что ты моешься с Беби. Он об этом мне написал, сокровище; его письма прелестны. Душка, дорогое сокровище, я хотела бы иметь крылья, чтобы перелететь к тебе и посмотреть, как вы оба спите в маленьких кроватках, и хотела бы подвернуть вам одеяла и обоих вас покрыть поцелуями… – очень «не надо».
5 октября 1915 г.
Благодарю тебя еще и еще за твое милое письмо, дорогой мой ангел. Я могу себе представить тебя и крошку по утрам и могу мысленно говорить с тобой, пока ты еще спросонья. Гадкий мальчик, он написал сегодня «папа много и долго сегодня утром вонял». Что за шалун! Ах, мои ангелы, как я вас люблю…
7 октября 1915 г.
Крошка любит копать и работать, так как он так силен, и забывает, что он должен быть осторожен, – только наблюдай за тем, чтобы он не действовал больной рукой при мокрой погоде, она может больше болеть. Я рада, что он так мало застенчив, это очень важно.
8 октября 1915 г.
Я хотела бы знать, как рука Беби – он так легко ее переутомляет, так как он такой сильный ребенок, все хочет делать как другие. Ты знаешь, душка, мне кажется, я должна также привезти Марию и Анастасию, было бы слишком грустно оставить их одних дома. Я скажу им об этом только в понедельник утром, так как они любят сюрпризы.
9 октября 1915 г.
Моя душка,
Шлю тебе самые нежные поздравления по случаю двадцатой годовщины рождения нашей милой Ольги. Как время летит! Я помню каждую подробность этого памятного дня так хорошо, что кажется, что будто это произошло только вчера.
2 ноября 1915 г.
Моя птичка, поздравляю тебя с именинами нашей маленькой Анастасии. Было грустно без тебя давать ей подарки, у нас молебен в моей комнате в двенадцать с половиной, а потом, может быть, я немного выйду на воздух…
22 декабря 1915 г.
Так как у Беби чуть-чуть болит горло, он остался дома. Остальные девочки пошли в церковь.
Дети завтракают в соседней комнате и удивительно шумят.
Беби получил прелестную телеграмму от всех иностранцев в Ставке, на память о маленькой комнате, в которой они сидели и болтали во время закуски.
Царское Село, 2 января 1916 г.
Беби серьезно пишет свой дневник, но он так забавен с этим дневником – у него мало времени по вечерам, так что он пишет днем до обеда. Вчера, в виде особенного удовольствия, он долго оставался со мной: рисовал, писал и играл на моей постели. И так мне хотелось, чтобы ты был с нами. Очень ветрено и холодно, Беби не выходит из-за своего насморка, и Поляков говорит, что еще несколько лет ему не следует выходить, когда мороз свыше 15 градусов, хотя я его раньше отпускала до 20 градусов. Ольга и Анастасия тоже простудились, у них насморк, но они посещают лазарет и вчера катались в санях на тройке.
3 января 1916 г.
У Анастасии бронхит, температура вечером была 39, она со мной говорила по телефону. Алексей пришел к нашему обеду в халатике в 8:20 и писал свой дневник, с которым он очень мило возится. Твое письмо пришло вовремя, так как дневник начал ему становиться немного в тягость, он не знал, когда у него будет время писать.
Царское Село, 7 января 1916 г.
Мое родное сокровище,
Посылаю тебе нежные пожелания по случаю именин нашей Татьяны. Она с Ольгой уже улетела в лазарет, и в двенадцать с половиной у нас будет молебен в моей комнате. Как грустно, что тебя с нами не будет, душка. Приехал Родионов, и они оба придут в девять часов, чтобы доставить Татьяне удовольствие в ее именины. Анастасии и Алексею позволено одеться и встать, но сегодня они еще не могут спуститься. Беби спал почти до десяти, у него 36,2, гораздо лучше, так что он встал, так как чувствовал себя хорошо и так ужасно шалил в кровати, и нельзя было его усмирить. Такой сюрприз, оба маленьких появились и могут завтракать с нами – и в самом деле им гораздо лучше. Но оба еще выглядят довольно худыми и зелеными.
Царское Село, 12 января 1916 г.
Я так жадно жду известий. Дети все были в церкви и теперь собираются выйти. Солнце греет, ветер, в тени мороз, вчера вечером дождь. Ты не можешь себе представить, как тебя мне страшно недостает. Такое полное одиночество у детей, при всей их любви все-таки совсем другие идеи, и они редко понимают мою точку зрения на вещи, даже на самые ничтожные. Они всегда считают себя правыми, и когда я говорю им, как меня воспитали и как следует быть воспитанной, они не могут понять, находят, что это скучно. Только когда я спокойно говорю с Татьяной, она понимает. Ольга всегда крайне нелюбезна по поводу всякого предложения, хотя бывает, что она в конце концов делает то, что я желаю. А когда я бываю строга, она на меня, думается, дуется. Я так устала и тоскую по тебе.
Царское Село, 13 марта 1916 г.
Сестра милосердия
Я так рада, что ты доволен твоей экспедицией. У нас очень занятой день – три операции сегодня утром, и притом трудные, так что у меня не было времени быть с нашими в маленьком доме. Днем сегодня были в городе, навестили Георгия – раненые лежат в большой комнате, кажется, они довольны. Сидела с Сергеем, нахожу в нем большую перемену, суроватый цвет лица, одутловатое лицо, глаза странные, ему немного лучше, было очень плохо. Там я видела старого Зандера. Потом мы отправились в Дворцовый госпиталь, где лежат раненые и обыкновенные больные. Нашла там г-на Стюарта. Он там лежит уже шесть недель. У него был тифоид. Оттуда отправилась в Константиновское училище на Фонтанке. Там 35 человек, несколько измайловских офицеров. Я устала.
Ты мне всегда недостаешь, мое солнышко, думаю о тебе с нежной любовью. Бог да благословит и охранит тебя, милый Ники, большой мой Агунюшка, целую тебя много раз.
Всегда твоя жена «Солнышко».
Все девочки посылают тебе свою любовь.
Наш привет Н.П. Царское Село, 26 октября 1914 г.
Боже мой, какие страшные раны. Я боюсь, что некоторые не могут быть спасены. Но я рада, что они у нас и что мы, по крайне мере, можем сделать все, что в нашей власти, чтобы им помочь. Я должна была бы теперь отправиться, чтобы посмотреть остальных, но я слишком устала, так как у нас, кроме того, были две операции, а в четыре я должна отправиться в Большой Дворец, так как хочу, чтобы княжна также осмотрела бедного мальчика и офицера из 2-го Стрелкового полка, чьи ноги уже совсем почернели, так что боятся, что ампутация будет необходима.
Я была вчера при мальчике, пока его перевязывали. Было страшно смотреть, он прижимался ко мне и оставался спокойным, бедняжка.
Царское Село, 19 ноября 1914 г.
Мой любимый,
Очень спешу, посылаю несколько строк. Мы были заняты все утро. Один солдат умер во время операции. Было страшно грустно. Это в первый раз случилось с княжной, и она уже сделала тысячу таких операций. Произошло кровотечение. Все держались хорошо, никто не потерял головы, и девочки были храбры. Он и Аня никогда не видели смерти. Он умер в одну минуту. Ты можешь себе представить, как это нас всех опечалило, как смерть всегда близка. Мы продолжили другую операцию. Завтра у нас опять такая же. Она тоже может кончиться фатально. Дай Бог, чтобы это не случилось. Надо постараться спасти его.
Царское Село, 25 ноября 1914 г.
Мой любимый,
второпях несколько строк. Мы сейчас отправляемся на молебен наших нижегородцев и будем вместе с ними, нашими ранеными и другими офицерами, генералом Багратионом и полковыми дамами. Мы работали все утро. Была одна большая операция. В половине десятого была служба у Знамения, так как сегодня храмовый праздник. Льет, и очень темно. Мы все здоровы. Мы берем всех пять детей в церковь, так как Беби записан в полку.