лейшего следа в памяти. Наконец, старуха привела его в небольшую, богато обставленную комнату, и он очнулся от забытья.
-- Побудь здесь, господин. Богиня скоро даст тебе ответ, - произнесла бабка, согнувшись в низком поклоне.
Она убралась, шаркая потрёпанными сандалиями, а на смену ей явилось несколько рабов, выставивших перед Гильгамешем изысканные яства, и окуривших помещение ароматным дымом. Потом рабов сменили два музыканта с лютней и барабаном, и певец в короткой набедренной повязке. У певца были подведены глаза, волосы заплетены в толстую косу. Музыканты расположились по углам, певец уселся посредине, скрестил ноги и почтительно осведомился:
-- Угодно ли будет господину выслушать несколько песен?
Гильгамеш смерил его хмурым взглядом, потом неохотно ответил:
-- Угодно...
-- О чём хочет услышать господин? - ещё более почтительно спросил певец. - О богах, о героях, о демонах подземного мира?
Гильгамеш поднял кубок с сикерой.
-- Развесели меня, певец, - рассеянно ответил он. - Изгони печаль из моей души.
Певец немного подумал, обернулся к музыкантам, пошептался с ними, и снова поклонился Гильгамешу:
-- Господин, я спою тебе песню, которую услышал на севере от торговцев древесиной и медью. Её поют тамошние жители, обращаясь к владыке небес Ану. Я надеюсь, что эта песня развеет твою тоску.
По его знаку музыканты грянули что-то торжественное, певец заголосил:
-- О верховный вседержитель,
-- Тверди с небом сотворитель,
-- Созидатель бела света,
-- Утвердивший час рассвета!
-- Ты скрепил основы мира,
-- Ты исторгнул свет из тьмы!
-- К Господу взываем мы,
-- Пусть же громче звучит лира...
Гильгамеш яростно ахнул кубком о пол. Сикера расплескалась, капли её попали на голые ноги певца. Тот осёкся.
-- Господину не нравится моя песня? - пролепетал он.
-- Я просил развеселить меня, а не напоминать о небожителях, - прорычал вождь, с ненавистью глядя на певца.
-- Раз... развеселить? - заикаясь, повторил певец.
-- Да. Отогнать демонов страха, тоски и уныния. Неужели ты слишком глуп, чтобы понять это?
-- Я з-знаю весёлые песни, господин, - торопливо уверил его певец. - Я м-могу спеть тебе их.
-- Так отчего же не поёшь?
-- Господин, я всего лишь презренный смертный. Как могу я исполнять задорные песни в обители, полной величавости и целомудрия? Гнев Нанше страшит меня.
-- Вздор, - отрезал Гильгамеш, одним глотком опорожняя кубок, предупредительно поданный ему рабом. - Разве не для того существуют певцы, чтобы нести людям утешение? Давай, делай своё дело, или, клянусь боевой сетью Нинурты, я размозжу тебе голову кувшином.
Певец искательно улыбнулся и произнёс:
-- Господин, я исполню тебе песню, которую поют наши крестьяне, возвращаясь с полей. Пусть дух твой преисполнится тем же ликованием, какое испытывают они, собирая урожай для твоих закромов.
Он бросил несколько слов музыкантам и те заиграли что-то лёгкое. Певец загорланил, хлопая себя ладонями по ляжкам и присвистывая:
-- Шагает бык, блестят бока,
-- И труд вершит он на века.
-- Корми царя и царский дом,
-- Трудись, трудись, Энлиля сын,
-- Черноголовых господин!
-- Пройду без хитрости в душе
-- Я к матушке моей Нанше.
-- Я с поля соберу росу
-- И ей напиться принесу.
-- И будет волею судеб
-- Готов взращённый мною хлеб.
-- Селянин! Вволю ешь и пей
-- Недаром мне кричал: "Эгей!"
-- И понукал к труду меня
-- С зари и до заката дня.
-- И догоняет он быка
-- И с ним вступает в разговор:
-- Моя работа нелегка, -
-- Промолвил бык, - но до сих пор
-- На морде шерсть моя густа,
-- Спина, как в юности чиста.
-- Так объясни мне выбор свой.
-- Ты несмышлёныш глупый мой.
-- Когда-то под твоим ярмом
-- Во имя сытости земли
-- Мы плуг тяжёлый волокли
-- Весь день у неба на виду
-- Плетьми хозяин Эмкиду[17]
-- Благословляет нас к труду.
-- Бык - земледельцу, не спеша:
-- Поля благие орошай,
-- Пусть даже не падут дожди,
-- Земля для нас зерно родит.
-- Эгей! Живей
-- Быка гони
-- Святое поле борони
-- И у Энлиля на виду
-- Веди святую борозду
-- И бог Нинурта, наш пастух,
-- Поднимет добрым пивом дух.
-- Эхей! - воскликнул Гильгамеш. - Клянусь всеми демонами, эта песня мне по вкусу. Ты развеял мою печаль, певец. Но не останавливайся, а то вновь рассердишь меня.
Он схватил третий кубок и с жадностью приник к нему. Певец озабоченно посмотрел стремительно пустеющий кувшин. Облизнув губы, он робко поинтересовался:
-- Не желает ли господин отгадать загадку?
-- Загадку? - нахмурился Гильгамеш. - Я не люблю загадок. Но если она окажется под стать твоей песне, я награжу тебя. Говори.
Певец поёжился, тревожно следя за рабом, наливавшим вождю очередной кубок. Под едва слышное бренчание лютни он проблеял:
-- Пастушок говорит:
-- "Ри-ди-ик, ри-ди-ик"
-- Гребешочком прыг да скок,
-- Шейкою блеснул и - шмыг,
-- За хохлушкою бежит...
-- Знаю, знаю, - радостно завопил Гильгамеш. - Это петух.
-- Верно, господин.
-- Во имя Ануннаков, ты отвлёк меня от горестных дум! Как зовут тебя, певец?
-- Ур-Нин, повелитель.
-- Ур-Нин, я дарю тебе медную подставку. Инанна да хранит тебя!
Гильгамеш обернулся, шаря вокруг себя рукой, потом хлопнул себя по лбу:
-- Ах да! Ведь я же в доме Нанше. Ничего, ты подождешь меня у двери, и мы вместе поедем в Дом неба.
Ур-Нин пал ниц и произнёс, не поднимая головы:
-- Слава о твоих благодеяниях гремит во всех частях света, господин.
Гильгамеш отпил из кубка и задумчиво промолвил:
-- Спой мне ещё что-нибудь, Ур-Нин.
Певец подмигнул музыкантам. Вскочив на ноги, он зачеканил, сопровождая каждое своё слово замысловатыми телодвижениями:
-- Голова как мотыга, а зубы как гребень,
-- Кости как ель, а хвост - словно стебель,
-- Плащу Думузи подобен желудок,
-- А жало как гвоздь - не коснись, будет худо!
-- В руки возьмёшь - его кожа гладка,
-- Рыбина эта - мечта рыбака.
Ур-Нин остановился, разгоряченно глядя на вождя.
-- Ну и что это такое? - недовольно спросил Гильгамеш. - Мотыги, гвозди... Что всё это значит?
-- Это загадка, повелитель, - испуганно ответил певец.
-- Вижу, что загадка, - пробурчал вождь. - Да больно уж мудрёна. Глупую загадку ты мне загадал, Ур-Нин. Ничего не понятно.
-- Глупую, господин, - покорно согласился певец.
-- Вот-вот. Ты за кого меня принимаешь? Я тебе не пьянчуга из харчевни. Слышишь меня?
-- Слышу, господин.
-- Вот так. И слушай. Ничего я в твоей паршивой загадке не уразумел. Что это: жало, плащ Думузи? Как такое может быть?
-- Это скат, господин.
-- Что? Какой ещё скат? Разве скат такой? - Гильгамеш распалился, лицо его пошло пятнами. - Где у ската гребень, а? Почему молчишь?
-- Это только сравнение, господин, - пробормотал певец севшим голосом.
-- Что? Ты смеешь мне перечить? Напрасно я подарил тебе подставку. Ведёшь себя как скотина. Я тебе доверял, а ты? Отвечай!
-- Я могу спеть тебе ещё одну песню, повелитель, - торопливо пролепетал Ур-Нин, понурив голову.
-- Дались тебе эти песни, - проворчал Гильгамеш. - Ты что же, задобрить меня хочешь?
-- Я знаю песню про великий город Урук.
-- Про Урук? - повторил вождь. - Про Урук - это хорошо. - Гильгамеш, прищурившись, оглядел комнату. Ему показалось, что она наполнилась лёгкой дымкой, очертания смазывались, повсюду шныряли какие-то зыбкие тени. Все звуки доносились словно сквозь толстое полотно. Он потёр глаза, встряхнул головой. - Давай... про Урук, - медленно выговорил он, с трудом ворочая языком.
Музыканты вновь грянули что-то торжественное. Ур-Нин оглушительно завопил:
-- О город! Лик твой внушает страх!
-- Стены ужас сеют в богах!
-- За ними - гул и воинов кличи,
-- Улицы - сеть, ловушка для дичи,
-- Пусть только враг подступиться рискнёт,
-- Он в западню прямиком попадёт...
-- Да, в западню! - неожиданно рявкнул Гильгамеш, срываясь с места. - В западню, не будь я внук Солнца!
Из опрокинутого светильника полилось дорогое масло. Музыканты замерли. Оцепенев от ужаса, они наблюдали, как вождь обвёл всех мутным взором, усмехнулся чему-то, затем смачно плюнул на раскрашенный пол.
-- Ну, чего замолчали, отродье гиены?
Потеряв головы от страха, музыканты заиграли что-то лихое и разнузданное. У Гильгамеша взбурлила кровь, ноги сами пошли в пляс.