Возвратившись в общий зал таверны, мастаф Вут направился прямиком к столу охотников. Громким голосом он заказал эль для всех посетителей. Теперь, по неписанным правилам Приграничья, он мог сесть за любой столик и вести любые разговоры, осталось только представиться добрым людям.
— Вут Главутич, мастаф селения Даланта, что на самой Окраине, на реке Улль, — так же громко и четко произнес путешественник.
— Это ли не сын мастафа Глава Самичича? — тут же спросил самый старый из охотников, чьи волосы были седыми, как снег.
— Имею честь говорить с человеком, знавшим моего отца? — с поклоном ответил Вут, присаживаясь к столу с охотниками. Высокопарный стиль все еще в ходу в Приграничьи, где незнакомца всегда чтят, как короля.
— Не только имел честь знать, но и имею удовольствие до сих пор пользоваться луком его работы, — ответ прозвучал в таком же вычурном стиле. Старый охотник вытащил лук, его друзья закивали головами, показывая одобрение столь высоким искусством мастафа — оружейных дел мастера. Лук действительно был хорош. Не только прочный и изящный, он был еще украшен тонкой резьбой и аппликациями из кости и акульего зуба.
— Говорят, эти прекрасные и изящные вставки служат для того, чтобы упрочить лук и придать ему особую гибкость, это фирменный знак вашего рода, впрочем, вы же никому не откроете секреты вашего мастерства, не так ли, достопочтенный мастафа Вут?
— Мои секреты известны моим ученикам. И у меня их достаточно. Но вот секреты моего отца мне до конца не известны. Он слишком рано пропал и не успел передать все свои знания.
— Простите, мастаф, если я задел вас за больную струну. — Охотник вытащил кисет и предложил Вуту угоститься курительными травами. Вут с благодарностью принял этот дар: охотники Приграничья знают особые растительные добавки, которые придают курительной траве своеобразный аромат, а, кроме того, освежают силы и успокаивают душу курящего. Как то незаметно к столу подсели крестьяне, привлеченных разговором, Глав Самчич был известным оружейником, да и человеком весьма примечательным в негусто заселенном людьми Приграничьи. Так получилось, что Вут оказался в самой человеческой гуще.
— А вы по какому делу, если это не секрет? — осторожно спросил крестьянин, заметивший пазз на шее у мастафы Вута. И торопливо, как бы извиняясь, добавил:
— Может, война уже стучится в наши окна?
— Достопочтенный масс Витрувт, если бы войн стучалась в наши окна, мастафа сидел бы дома под белым вымпелом и мастерил оружие, а не шатался бы по имперским дорогам, — спокойно возразил крестьянину пожилой охотник, выпуская из трубки клуб ароматного дыма. Мастафа Вут тоже сделал глубокую затяжку, посмаковал ароматом травы, одобрительно крякнул и благодарно кивнул угощавшему, после чего произнес:
— Почтеннейший масс Витрувт, цель моей поездки не секрет: я везу своего сына в поместье барона Галберта, туда собирают всех самых крепких и смышленых ребят со всей округи. Потом их отправят в военную школу в сам Касаррах. Империя нуждается в могучей армии. Вот так Император, слава его имени, и успех всем его начинаниям, заботится о будущих офицерах заранее.
— Да, теперь, когда магия исчезла из нашего мира, добрый меч опять в цене, — подал голос молодой охотник. Неожиданно, казавшийся спящим за пустой кружкой эля оборванец вскочил, его всклокоченная борода неожиданно уставилась в потолок, к потолку же взлетели узловатые руки с крючковатыми пальцами и тут же из его горла вырвался дикий вопль:
— Магия ушла из нашего мира за грехи наши! Мы не достойны знать о великой Силе! Слова Первого языка утратили для нас какой-либо смысл, ибо мы в гордыне своей, перестали творить друг другу Добро, а повернули Великую Силу себе во зло! Вот Неведомый и лишил нас Искусства. И нет нам прощения. Нет и не будет!
Неожиданно оборванец смолк, потом протянул руки к охотникам и попросил самым каким не на есть жалким попрошайническим тоном, от контраста которого с предыдущей речью любого брало за живое:
— Угостите еще элем бедного немощного попрошайку, поскольку жаждою томим я аки былинка в сухой степи…
— Хозяин! Дай этому молодцу кружку пойла и проследи, чтобы он пил ее на улице — слишком от его речей воняет! — громко пробасил один из охотников. И когда снабженный кружкой эля охламон отправился из зала вон, прибавил:
— Чтобы не говорили, а сталь — это честнее. Кто сильнее да проворнее — тот и побеждает.
Внезапно оборванец вернулся в центр зала, церемонно поклонился угостившим его охотникам, подхватил со скамьи грязную котомку, мигнул левым глазом, над которым сошлись два шрама косым крестом, развернулся, продемонстрировав, что его кружка пуста, без единой капли влаги, а проходя мимо общего стола резко склонился к Вуту и прошептал:
— Береги сына, его ждет или великая слава и долгая жизнь, либо скорая позорная смерть.
И незнакомец быстро выскочил из зала, дабы не получить по шее за вопиющее нарушение правил приличия: если ты в приличном обществе, нечего на ухо шептать. Говори при всех или пшел вон!
— Редкостный наглец, — подвел черту под характеристикой оборванца седой охотник.
— Вам, крестьянам, всегда чудится война, — обращаясь к массу Витрувту немного пренебрежительно заметил самый молодой из охотников.
— Может и чудится, а может и нет, — вступил в разговор ремесленник. — Говорят, Император хочет надрать задницу Вольным баронатам. Больно уж барончики распоясались. Намедни поговаривают, что сам массирт Макифрукт ездил в Кассарах говорить о военных поставках, а ведь он, пройдоха, если чего не знает наверняка, с места не сдвинется.
— Ну, когда появятся синие шесты, тогда и ясно будет, — примирительно сказал старый охотник. — Вот тогда мы и двинемся на войну, а пока будем продолжать наше дело.
— Мы, охотники Пограничья, слову своему верны. Призовут — сразу же и двинемся, ждать, как крестьяне, не будем, — с резким вызовом произнес молодой охотник.
— Так то оно так, — осторожно произнес крестьянин, — вам, охотникам, собраться всего ничего. А тут надо и скотину пристроить, и урожай собрать, а время-то войны кто угадает? Если в межсезонье да по зиме, нам в поход идтить — милое дело…
— Да какое оно милое, — произнес ремесленник. — Пусть только бы объявили обычный поход на баронов, а не Войну, а то как вывесят малиновые вымпелы — кто тогда будет прикрывать Приграничье? Как не ряди, а на Черных землях только охотники глаз свой держат, мы туда нос сунуть не смеем.
Тут в зале появились волынщики. Значит, начинался час веселья и танцев. Как раз время откланяться и идти спать. «В поход идтить» — почему-то вспомнил эту неуверенную крестьянскую фразу мастафа Вут и улыбнулся, встал из-за стола, поклоном поблагодарил своих собеседников и отправился на боковую. Перед сном он нежно погладил светлые пряди сына, мальчик во сне чему-то улыбался.
Приграничье. Северная окраина империи Анно. Провинция Каррита. Поместье баронов Галберта.
В этот день было особо ветрено. Ветер рвал одежду, хлестал ветвями деревьев, гнул кусты, прижимался к толстым стволам многолетних гигантов. Тучи неслись по небу, не успевая сбиться в кучу, тут же рассеивались и собирались опять. Казалось, что само солнце сдувается ветром (вот опять тучи его накрыли, а через пять минут снова становится ясно). Даже птицы куда-то спрятались, не рискуя нестись по бурным потокам ветра в поисках пропитания. Ветер не собирался останавливаться. Пока он еще не грозил ураганом, но именно такой ветер называют «ураганным», именно такие шквалы предвещают бурю на горизонте. Но пока горизонт был на удивление спокоен, люди продолжали свое путешествие.
Повозка Мастафы Вута катилась по Ал-Галберте, впереди уже были внутренние ворота, а за ними начиналась дорога в Хэл-Галберт. До Ал-Галберта путешествие прошло без приключений, да и мальчик вел себя необычайно тихо и казался подавленным, возможно, он что-то почувствовал, а, скорее всего, на него такое удручающее впечатление произвела дорога от Альмахерта к Адонуису, а еще больше от Адонуиса к Ал-Галберте. Действительно, окрестный пейзаж был куда как более унылым, нежели всего сутки назад. Выжженная земля без травинки, по которой волнами носит клубы пыли, да только на некоторых участках дороги виднелись молодые побеги волчьей ягоды, да еще яркими зелеными пятнами выделялись несколько небольших участков, покрытых свежевзошедшим вереском. Почему-то именно вереск первым осаживался на земле, выжженной или иссушенной магическими силами, и, хотя от последней битвы, в которой маги использовали свои силы, прошло почти шесть лет, на полное восстановление земли требовалось полтора десятка лет, как минимум.
Ветер и пыль терзали путешественников. Ветер постоянно поднимал, закручивал столбом, то вдруг, внезапно, опускал вязкую дорожную пыль, от которой теперь не было никакого спасения. Поэтому всю дорогу пришлось ехать с повязанными вокруг носа и рта платками. Иногда Вут смачивал платки новой порцией воды, которая очень быстро высыхала и тут же переставала спасать путешественников от вездесущей пыли. Только ворота города могли спасти путников, спешащих по проселочной дороге по казенной надобности.
За две имперские лиги до Ал-Галберты земля стала совершенно сухой, ни травинки уже не росло на ней. Это была так называемая «серая полоса», которую каждый уважающий себя барон создавал перед своим поместьем. Тут вереск появится еще года через три-четыре, не ранее. И пыль в этой местности был какой-то особенно мелкой, похожей на правильные шарики, только очень-очень маленькие и совершенно одинаковые. Это была магическая пыль. Если из земли забрать всю жизненную силу, по каким-то неизведанным законам, которые не могли объяснить даже самые мощные маги, кусочки земли скатывались такими мелкими шариками, настолько мелкими, что только платок или любая другая повязка спасала от клуба пыли, поднятого внезапным ветром. Такая пыль особенно опасна: надышавшись ею, человек долго болеет, поэтому надо стараться пыльную бурю переждать. Но именно поля такой пыли «заводили» благородные рыцари вокруг своих замков. Чаще всего для этого дела брали не самого могучего мага: потом он неделю творил заклинания, постепенно убивая землю в округе замка: участок за участком. И через какое-то время владетельный господин имел прекрасную заградительную полосу — серую и затруднявшую нападающим действия, особенно, когда маг-защитник поднимал в дело ветер. Магический ветер особый. У такой пыли есть еще одно свойство: куда бы ее не уносил ветер, а пылинки возвращались всегда на место. Почему-то