— Нормально, — сказал Тимофеев рассеянно. — Это что — все из дерева надо делать?
— Из дерева, — радостно подтвердила девушка Света. — Из палисандра!
Заглянув к нему на следующий день, она застала его сидящим в окружении обрезков водопроводных труб и досок. Чертеж был аккуратно прилажен под стекло на окне, и сквозь него просвечивало тусклое солнышко.
— Светланка, — сказал Тимофеев. — А там ничего не написано насчет материала, для постройки водозаборного тракта?
— Нет, — ответила Света, устраиваясь на свободном от уже готовых деталей участке дивана.
— А про источник энергии?
— Ну, с энергией все ясно. Десятка два здоровущих итальянцев…
— Где я их здесь возьму? — озабоченно промолвил Тимофеев. — Правда, есть Дима Камикадзе, он грузин и тяжелоатлет… Слушай, а если я электричество подведу?
— Вообще-то, чистота эксперимента пострадает, — рассудительно произнесла Света. — Но это не слишком существенно.
— Ну, тогда я и алюминиевые диски применю, — удовлетворенно заявил Тимофеев.
— А гулять пойдем? — с надеждой спросила девушка.
— Какое там гулять! — отмахнулся Тимофеев. — Защита на носу. А мне еще раструб надо продумать…
Света вздохнула. Она поняла, что во всяком добром деле случаются свои издержки. Ее утешало лишь то, что Тимофеев, однажды взявшись за работу, умел кончать ее быстро — прежде, чем она ему надоедала.
Наутро Тимофеев, кряхтя и запинаясь за собственные ноги, выволок сооружение, сильно напоминающее небольшой миномет, во двор. Там его поджидала нахохлившаяся от холодного ветерка Света, что прибыла на испытание самым первым автобусом. Столь ранняя пора была избрана недаром: чтобы не привлекать излишнего внимания жильцов и особенно домоуправления. Испытательный полигон был весьма хорош, так как во дворе тимофеевского дома стояла водоразборная колонка, а прямо за двором начинался пустырь. Туда и предполагалось перебросить воду, согласно проекту великого Леонардо.
— Приступим, — сказал Тимофеев, подтаскивая механизм поближе к колонке и подключая к переноске, спущенной из окна его комнаты. — Подойди сюда.
Света, стуча зубами, приблизилась.
— Я давлю на ручку колонки, — разъяснил изобретатель, — а ты следишь, чтобы вода лилась в лоток. Как только наберется достаточно, дернешь на себя пусковой рычаг. В этом состоит твоя доля участия в эпохальном эксперименте.
— Ясно, — кивнула Света, которой больше всего сейчас хотелось к Тимофееву в комнату — в тепло, пить чай с вареньем и бутербродами.
Народный умелец налег на ручку. В колонке заскворчало, зафыркало. «Не хватало, чтобы отключили…» — проворчал Тимофеев, но сильная струя ледяной воды ударила в лоток машины, веером брызг оросив голые Светины коленки. Девушка с писком отскочила.
— Куда?! — завопил Тимофеев. — Дергай!
Света опасливо вернулась на свой пост. Пальцы ее легли на деревянный рычаг, который неожиданно легко подался и пошел вниз до упора. И… ничего не произошло.
Вода хлестала в лоток, но из раструба ничего не вылетало, не било мощным фонтаном в сторону пустыря.
Тимофеев недоверчиво заглянул в лоток.
— Пусто, — констатировал он. — Не работает. Что-то неладно в королевстве датском…
— Витенька, пойдем пить чай, а? — попросила Света. — Потом разберешься. Может быть, дефект в конструкции.
— У кого? — ревниво спросил Тимофеев. — У меня или у Леонардо?
Тем не менее они оставили бесполезную для современной ирригации машину во дворе и поднялись на третий этаж. Сильно расстроенный Тимофеев достал из кармана ключи.
— Слушай, Светик, — вдруг сказал он. — А куда все-таки подевалась вода из лотка?
— В землю просочилась, — поспешно сказала Света. — Что ты загрустил? По обрывку чертежа тебе удалось собрать действующую модель машины Леонардо, этого титана эпохи Возрождения! Где ты видел, чтобы модель делала то же, что и оригинал?
— Это была не модель, — понуро промолвил Тимофеев. — Самая настоящая машина. Разве что без здоровых итальянцев в качестве источника энергии. И тебе не удастся украсить эффектной демонстрацией защиту курсовой работы. Может, это вообще не насос? Леонардо говорил: «Опыт никогда не ошибается, ошибочными бывают только наши суждения, заставляющие нас ждать от опыта таких явлений, которые он не содержит…»
— Разве это главное? — ласково прошептала девушка. — Зато ты здоров и еще успеешь закончить свою курсовую. С моей помощью.
Ключ в дрогнувшей руке Тимофеева с лязгом повернулся в замочной скважине и застрял. А сам последователь великого Леонардо внезапно ощутил, что благодарность и любовь не вмещается в его сердце.
— Я оформлю этот чертеж в рамочку, — сказал он, скрывая волнение. — Пусть покрасуется на моей стене до защиты.
Прошмыгнувшая мимо бесхозная сиамская кошка спугнула их, помешав немедленно поцеловаться.
… Жидкостный инженер Пумпа Винтомысл стоял перед Верховным блюстителем Старшего Мира, как называли сопредельное нашему пространство его обитатели, и от радости не знал, куда пристроить бестолково суетившиеся ложноножки.
— В Старший Мир наконец пришла вода с Младшей Сестры? — недоверчиво переспросил Верховный блюститель. — Как это объяснить? Вот уже двести кругов, как мы отказались от этого неудачного эксперимента…
— Да, это истина, — согласие моргнул чресельным гляделищем Пумпа. — Нашим предкам удалось наладить связь с величайшим мыслителем Младшей Сестры, дабы он создал аппарат для переброски драгоценной влаги в Старший Мир. И он почти осуществил этот грандиозный проект, но отсутствие достаточного количества энергии и прочных материалов остановило его. И тем не менее вода пришла к нам!
— Жизнь детей Младшей Сестры слишком коротка, — поморщился ликом дочерней головы Верховный. — И гений, с которым говорили наши предки, давно ушел. Но то, что случилось ныне, гораздо важнее того, что было.
— Объясни, о Верховный!
— Младшая Сестра повзрослела. Теперь она нам Равная Сестра. Новый великий мыслитель Равной Сестры протянул нам руку дружбы через казавшуюся непреодолимой стену между пространствами. Близок час, когда наши пустыни зацветут, словно прекраснейший оазис, и две вселенные сольются в могучем единстве. Имя гения будет увековечено в обоих историях, а на том месте, куда пришла вода, ему будет воздвигнут памятник из самого драгоценного материала, какой только существует в природе.
— Неужели… изо льда? — благоговейно спросил Пумпа.
— Да, будет так. — сказал Верховный блюститель. — И подумайте над тем, как мы отблагодарим наших братьев по разуму. Нужно будет поделиться с ними нашим знанием. Чем-нибудь вроде управления гравитацией.
… Накануне защиты курсовых работ Тимофеев явился к Свете в состоянии крайнего возбуждения.
— Ты никому не говорила про машину? — спросил он тоном бывалого заговорщика.
— Нет! А что произошло?
— Странная история… До нынешнего утра она валялась на пустыре, а к обеду пропала. И еще…
— Витенька, говори быстрее, я же волнуюсь!
— Чертеж из рамки исчез. А вместо него под стеклом — вот это, — Тимофеев протянул Свете лоскут блестящего материала с узором из золотых нитей.
Девушка внимательно пригляделась.
— Да ведь это ты! — засмеялась она. — На каком-то постаменте… Вот здорово!
— Что здорово?! — вскричал Тимофеев. — Что изображение памятника мне где-то тиражируется машинной строчкой на искусственном шелке? На кой мне сдались эти памятники, когда ты перед самой защитой осталась без чертежа?! Бежим скорее в архив, не может быть, чтобы там не оказалось еще каких-то автографов Леонардо!
ДЕЛАЙ, КАК Я!
Светлым майским вечером Тимофеев провожал девушку Свету в общежитие. Они долго топтались на выщербленном временем и бесхозяйственностью крыльце, шумно вздыхая и цепко держась за руки. Потом поняли, что в такую чудную погоду ничто не может их разлучить, и вновь побрели в аллею по дорожке, вкривь и вкось мощенной бетонными плитами, между буйно зеленеющих, пахнущих пыльным зноем отходящего дня кустарников.
Как водится, беда нагрянула нежданно. Она явилась в облике отрицательного типа Игоря Ершова с параллельного потока, джинсового пижона и вечного задолжника, а также двух его приятелей, неведомыми науке силами державшихся в университете. Беда дышала пивом и мятной резинкой кондитерского объединения «Рот фронт». Беда искала приключений.
Ершов сделал нетвердый шаг навстречу парочке, и его потная лапа легла на плечо Тимофееву.
— Витек, — сказал Ершов проникновенно. — Дай мне рубль до стипендии.
Тимофеев сознавал, что Ершов и стипендия — понятия в высшей степени несовместимые. Однако же он протянул ему рубль, не ожидая подвоха. Ершов принял денежный знак с некоторым замешательством.
— Еще дай закурить, — ляпнул он неуверенно.
Тимофеев с полным радушием подал ему пачку «Беломора» с торчащей оттуда папиросой.
— Пускай часы даст поносить, — подсказал растерявшемуся Ершову один из дружков, маявшихся в отдалении. — У него часы в жилу.
— Да, — быстро согласился Ершов. — Одолжи на пару деньков.
Света, заподозрив неладное, молча потянула Тимофеева к заветному крыльцу, но тот уже расстегивал ремешок своей старенькой «ракеты» с электронным приводом, указывающим не только год, месяц и день, но и погоду на ближайшие двое суток.
— Ты что — издеваешься надо мной? — зловеще спросил Ершов и коротко, умело стукнул Тимофеева в челюсть.
— Ой! — вскрикнула Света.
Часы взлетели к потемневшему небу, а Тимофеев без единого звука опрокинулся в кустарник, где и остался лежать неподвижно.
— Так, — с удовлетворением произнес Ершов и нехорошо посмотрел на Свету. Та приготовилась биться насмерть.
В этот момент на аллее показался правильный мужик, бывший морской пехотинец, а ныне староста курса, Николай Фомин, возвращавшийся с популярной лекции о международном положении. Опасные для нарушителей общественного порядка кулаки Фомина были пока что засунуты в карманы кримпленовых брюк.