Тем не менее после того, как Айюб присягнул на верность, Унар доверил ему организацию обороны Дамаска — проверку целостности стен, подготовку запасов продовольствия и другие заботы, связанные с возможной осадой города.
Сам этот факт однозначно подтверждает слова о тех высоких принципах, которых придерживался Айюб Надж ад-Дин: правитель Дамаска, видимо, был уверен, что, дав клятву верности, Надж ад-Дин никогда ее не нарушит. Возможно, он не станет поднимать меч против родного брата, но подготовит город к обороне от него по всем правилам военной науки.
А между тем встреча двух братьев, волею судьбы оказавшихся по разные стороны фронта, неумолимо приближалась.
После смерти Имад ад-Дина Зенги Мосул и окружающие его земли достались старшему сыну покойного Сайф ад-Дину (Сабле Веры), а Алеппо вместе с небольшим отрядом воинов отошло к младшему — Махмуду Нур-ад-Дину (Свету Веры). И почти с первых же дней после гибели отца рядом с Нур ад-Дином был Ширкух Асад ад-Дин— дядя и первый наперсник Салах ад-Дина.
Начало правления Нур ад-Дина совпало с драматическим событием: бывший правитель Эдессы граф Жослен сумел отвоевать город, растоптав таким образом главное достижение Зенги. Нур ад-Дин и Ширкух поняли, что потеря Эдессы отбросит мусульман на десять лет назад, и немедленно выступили из Алеппо, чтобы не дать Жослену успеть организовать оборону.
Маневр оказался успешным — граф бежал еще до того, как мусульманская конница вступила в город; его сторонники были перебиты, а молниеносность победы значительно подняла авторитет Нур ад-Дина во всей Сирии. Вдобавок Нур ад-Дин сумел сохранить хорошие отношения со старшим братом и заключил брачное соглашение о женитьбе на дочери правителя Дамаска Унара.
В 1147 году начался, как известно, Второй Крестовый поход, закончившийся полным поражением на фоне раздоров между немецкими и французскими рыцарями. В Сирии он аукнулся тем, что «предводители крестоносцев, оставив мысль о том, что их ближайшая цель — вернуть Эдессу, — позабыли про войну с Мосулом и совместно с войском, сформировавшимся в Иерусалимском королевстве, осадили сильно укрепленный Дамаск: ведь его осада сулила богатую добычу»[24].
Но, во-первых, Айюб ад-Дин прекрасно подготовил город к осаде; во-вторых, визирь Унар призвал на помощь братьев Зенги; а в-третьих, тот же Унар с помощью фальшивого золота подкупил короля Иерусалимского Балдуина (Бодуэна) III.
В результате осада Дамаска, начавшаяся 23 июля 1147 года, спустя четыре дня была снята, хотя жители города, видя, какие огромные силы скопились под его стенами, уже готовились к худшему и стали строить баррикады на улицах. Заодно эта история показала, насколько франки опасаются объединенных сил мусульман. Вывод из произошедшего напрашивался сам собой: если мусульмане объединятся, они вполне смогут не только отстоять свои города, но и выбить франков из захваченной ими «территории ислама».
Дальнейшие события развивались стремительно. В 1148 году визирь Унар Муан ад-Дин скончался от дизентерии, и в свои законные права эмира Дамаска вступил шестнадцатилетний Абак Муджир ад-Дин. Увы, Абак, несмотря на ранний возраст (или в силу этого обстоятельства), был слишком увлечен вином и женщинами. Как правителю ему явно недоставало ни ума, ни опыта, ни интуиции. Увеличив налоги, казня каждого, кто был заподозрен в нелояльности, Абак быстро настроил против себя и знать, и простых обывателей Дамаска.
Тем временем популярность Нур ад-Дина росла, так как его окружение повсюду распускало слухи о его небывалой скромности, благочестии и верности делу ислама. В значительной степени эти слухи были правдивы: в отличие от отца Нур ад-Дин ревностно следовал всем предписаниям ислама и не только сам не брал в рот вина, но и категорически запретил его употребление в армии, в которой до того трудно было найти хоть одного трезвенника. Кроме того, он запретил игру на флейтах и других «неисламских» инструментах и стал строить в Алеппо одну богословскую школу за другой.
Одновременно Нур ад-Дин вместе с верным военачальником Ширкухом Асад ад-Дином стал обдумывать план «освобождения» (понятно, что правитель Алеппо, как и все мусульмане, использовал именно это слово) Иерусалима и всей Святой земли от «неверных», то есть от ненавистных европейских захватчиков.
Обсуждая этот вопрос, Свет и Лев Веры пришли к выводу, что такая победа возможна лишь при условии, что на сотни и сотни миль вокруг Иерусалимского королевства возникнет единое мусульманское территориальное пространство. В этом случае франкам неоткуда будет ждать помощи и, одновременно, они не смогут заключать сепаратные договоры с враждующими между собой исламскими правителями. Это пространство должно было включать в себя всю Сирию и Египет, но начинать его создание надо было, разумеется, именно с Сирии. У Нур ад-Дина в руках уже был Алеппо, но теперь ему надо было получить в свои руки ключи от Дамаска и Мосула, а уже потом подумать, как решать проблему Египта.
Ряд историков Средневековья, пытаясь принизить роль Салах ад-Дина, настаивают на том, что вся стратегия и тактика завоевания Иерусалима была, по существу, разработана Нур ад-Дином.
Салах ад-Дин же, по их версии, попросту в назначенный час узурпировал власть, привел этот план в исполнение и таким образом сорвал лавры, предназначенные Зенгидам (Зангидам).
Но даже если это на самом деле так (что весьма спорно), это нисколько не умаляет деяний Салах ад-Дина, так как одно дело — задумать план, и совсем другое — реализовать его в жизнь. Истории известно немало случаев, когда самые блестящие, безукоризненно выстроенные с точки зрения логики планы рушились из-за бездарности и некомпетентности их исполнителей.
А потому не стоит пытаться отнять у Салах ад-Дина его великие победы. Как, впрочем, не стоит оспаривать и заслуги Нур ад-Дина. Он и в самом деле задумал объединение исламских земель Ближнего Востока в единый кулак. Движимый своим замыслом, Нур ад-Дин дважды появлялся под стенами Дамаска. Каждый раз он заявлял, что ставит своей целью защитить горожан от бесчинств франков и объединить силы мусульман для войны с ними. Абак в ответ призвал в первый раз на помощь короля Балдуина III и впустил его рыцарей в город, что, понятно, вызвало возмущение жителей.
Тогда Нур ад-Дин подбросил Абаку дезинформацию о том, что его ближайшее окружение, сопротивляющееся сдаче Дамаска, замышляет на самом деле его убийство. В результате юный правитель казнил самых преданных ему людей и, по сути, оказался в изоляции. Но странное дело: при этом он не тронул Айюба Надж ад-Дина, который по-прежнему оставался фактическим комендантом города.
Вокруг того, какую роль сыграл в дальнейших событиях Айюб, историки спорят до сих пор. Но вероятнее всего, правы те, кто убежден, что отец Салах ад-Дина был главой заговорщиков в Дамаске, так как придерживался своего давнего убеждения, что следует любой ценой избегать кровопролития между мусульманами. Возможно, именно он убедил большинство солдат гарнизона не оказывать сопротивления при штурме и сдать город без боя.
Как бы то ни было, 18 апреля 1154 года Нур ад-Дин и Ширкух снова подошли к Дамаску. Абак в ответ вновь отправил Балдуину послание с просьбой о помощи, но король Иерусалимский не успел: 25 апреля солдаты Нур ад-Дина, не встретив сопротивления, поднялись на стены города. Здесь же, на крепостной стене Дамаска встретились и обнялись братья Айюб и Ширкух.
Население города, по сообщению историка Ибн аль-Каланиси, встретило въезд Нур ад-Дина в городские ворота с ликованием. Стараясь следовать своему имиджу справедливого и милосердного правителя, Нур ад-Дин не только не тронул Абака, но и щедро наделил его землями и позволил уйти из города вместе со всем имуществом и домочадцами. А Айюб Надж ад-Дин, как нетрудно догадаться, вскоре вошел в ближайшее окружение Нур ад-Дина, став его советником. Вместе с Айюбом в число новых придворных нового правителя Дамаска вошел его сын и наследник, 26-летний Салах ад-Дин.
Жизнь при дворе, участие вместе с отцом и дядей в проводимых Нур ад-Дином совещаниях, безусловно, стали для Салах ад-Дина отличной школой управления государством.
День за днем он постигал не только тайны и интриги, без которых не обходится ни при одном дворе, но и проходил своеобразную военную академию — получив под свое начало большой отряд воинов, он должен был обеспечить его постоянную готовность к новым битвам. Но главное заключалось в том, что попав в ближайшее окружение Нур ад-Дина, оказавшись в сфере притяжения его выдающейся личности, Салах ад-Дин невольно воспринял многие качества своего нового повелителя.
Вне сомнения, именно под его влиянием он стал куда более религиозным, чем прежде, и теперь предпочитал изучение Корана и хадисов чтению стихов и философских сочинений. Время от времени он все еще отдавал дань вину и публичным домам Дамаска, но позволял себе это всё реже.
Словом, если смотреть на происходившие в нем перемены глазами современного читателя, он постепенно превращался из либерала, типичного дитя эпохи Восточного ренессанса в ревностного мусульманина. Но следует признать, что такие же превращения начали происходить в то время со многими представителями мусульманской интеллигенции, все чаще приходившими к выводу, что именно «излишний» либерализм привел мусульман к поражению от варваров-крестоносцев. А следовательно, для победы над ними надо вернуться к роднику «чистой веры», неукоснительному исполнению всех предписаний Корана. Таким образом, крестоносцы в определенной степени несут ответственность за тот духовный откат, который произошел в исламской цивилизации после небывалого подъема в X–XII веках.
Но любопытно, что под теми же лозунгами выступает радикальный ислам и сегодня. И как когда-то в сердце Салах да-Дина, они находят отзвук в сердцах мусульманской молодежи во всем мире. Террористы из «Исламского государства» для этой молодежи не варвары, не палачи, а герои, возвращающие исламскому миру былые силу и величие — потому-то у этой организации и нет недостатка в новобранцах.