Недовольно качая головой, князь Вампир сдвигает её чуть влево, потом немного вправо, а затем вперёд – так, что она почти полностью закрывает мне обзор.
– Хмм... Главное для нас, чтобы вы почувствовали себя настоящей королевой, – произносит он с лёгким румынским акцентом.
Мне невыносимо слышать это слово. Но все без конца твердят его – «королева, королева, королева». Я убираю корону с глаз и снова смотрю на своё отражение. Я чувствую себя самозванкой. И выгляжу соответствующе.
Зельдаборн и Хельгамина умолкают и тоже разглядывают меня, оценивая, как корона дополняет мой наряд.
– Возможно, вам не по вкусу перья обычной вороны, – говорит Зельдаборн. – В таком случае мы можем разыскать мёртвого ворона, я как раз недавно видела одного. Цвет воронова крыла отлично подойдёт к вашей бледной коже.
– Думаете, корона так необходима? – спрашиваю я, почёсывая голову в том месте, где перья цепляются за волосы.
Князь Вампир испуганно ахает и прикрывает рот рукой, будто я сказала что-то крайне оскорбительное.
– Джек корону не носит, – не сдаюсь я.
Хельгамина и Зельдаборн быстро переглядываются, кажется, им уже не до смеха.
Князь Вампир выходит вперёд и скрещивает руки на груди:
– Короны на пике моды среди королев.
– Откуда вам знать, какая сейчас у королев мода? – спрашиваю я, внутри меня закипает негодование. Мне становится тесно, будто стены комнаты подбираются всё ближе и вот-вот сомкнутся, оставив от меня только кучу шифона и вороньих перьев. – Никто из вас никогда не бывал за пределами нашего города, – продолжаю я. Мой голос становится громче, несмотря на то что все мои швы в сильном напряжении и мне едва удаётся вздохнуть. – Вы никогда не встречали ни одной другой королевы.
Я встречала... Но рассказывать им об этом не стану. Лучше встреча с Руби Валентино останется тайной, иначе мне придётся носить вишнёво-красные туфли на высоких каблуках и пышные платья с блёстками, которые метут дорогу вокруг меня, как метла, куда бы я ни пошла. Это ужасно непрактично, ведь тогда я вечно буду собирать подолом всяких жучков и паучков, которые непременно решат устроить в нём себе дом.
– Вы зря тратите время, мне ничего этого не нужно, – продолжаю я, стараясь не обращать внимания на головокружение и сухость во рту, будто я проглотила полную ложку пыли.
Зельдаборн кривится, как от боли. Хельгамина стоит разинув рот.
С шифоновой тканью, всё ещё приколотой к моему лоскутному платью, и съехавшей набок короной из вороньих перьев я начинаю отступать в сторону двери. Ощущение, что я в ловушке, словно голубь на чердаке, – удары крыльев бесполезны, взгляд мечется в поиске пути к спасению. Трое моих надзирателей молча наступают. Но прежде чем они успевают сказать, что стараются ради моего же блага, я выскакиваю в коридор и бегу вниз по лестнице, путаясь в складках ткани.
В конце коридора я сворачиваю в библиотеку.
Джек и мэр стоят, склонившись над чертежами, разложенными на колченогом деревянном столе, и серьёзным тоном обсуждают предстоящий праздник, делая пометки на полях.
– Возможно, в этом году нам следует использовать вдвое больше пауков, – говорит Джек. – Пусть они будут в углах каждой спальни.
– Паутина – это всегда успех. – Мэр кивает в ответ, сосредоточенно постукивая пальцем по столу. – И не забывай, что в этом году производство конфетной кукурузы сокращено, так что нам придётся искать альтернативу.
Джек выпрямляется:
– На болоте по-прежнему не хватает сахарного воска?
– Боюсь, что да. Но у нас есть идея сделать конфеты в форме летучих мышей.
Джек озабоченно потирает лоб:
– А у нас достаточно чёрной смолы?
– Я уточню у Циклопа, но на прошлой неделе он заверил меня, что смоляные ямы глубоки, как никогда.
– Хорошо, – кивает Джек. – Ещё я хотел спросить насчёт Оборотня. Слышал, у него болит горло, так что, вероятно, он не сможет завыть на луну в этом году. Это так?
Мэр открывает рот, чтобы ответить, но я прерываю его своим внезапным появлением.
– Джек, – тихо зову я. – Мне нужно поговорить с тобой.
Он поворачивается и широко улыбается, при виде меня у него в глазах вспыхивают искорки нежности.
– Я... – Я делаю шаг вперёд, чтобы попасть в свет лампы. – Мне во всём этом как-то не по себе.
Я приподнимаю подол чёрного шифонового платья, чтобы он увидел с десяток слоёв ткани, похожей на огромный кружевной торт или плотный слой паутины. Корона из вороньих перьев сползает всё ниже, скользя по моим слишком прямым волосам.
Джек приподнимает костяные надбровные дуги и задумчиво склоняет голову набок.
– Хм, – протягивает он, подходит ближе и дотрагивается до отрезка ткани, приколотого у меня на плече. – Действительно, выглядит немного неуместно. Может быть... – Он подбирает подходящее слово. – Слишком формально. Не хочешь попробовать другую ткань?
Я качаю головой:
– Джек, мне кажется...
Но мэр перебивает меня:
– Вряд ли мы сможем быстро найти другую ткань. Мои подчинённые делают всё возможное с теми ресурсами, что у нас есть, Джек.
Голова мэра поворачивается, он скалит на меня свои острые, как у акулы, зубы.
– Нужно готовиться к Хеллоуину, а тут ещё и новая королева. И всё в одном месяце! Это слишком, мы и так едва справляемся.
Джек явно не собирается спорить:
– Да, я знаю, что прошу многого.
– Дело не в ткани... – начинаю я, но Джек успокаивающе берёт меня за руку.
– Я хочу, чтобы у тебя было всё необходимое, чтобы почувствовать себя королевой, – говорит он. – Новое платье, новые туфли – всё, что пожелаешь. Попробуйте другой фасон. Или корону, которая немного меньше... – Он задумчиво постукивает пальцем по подбородку.
– Но мне ничего этого не нужно, – пытаюсь объяснить я. – Я вообще не хочу носить корону!
Он чуть склоняет голову, как будто наконец-то начинает понимать. Замечает беспокойство в моих глазах.
– Джек, пожалуйста! – вмешивается мэр. – Ты уже и без того потратил время на свадебное путешествие! Мы просто не можем сейчас спорить о ткани для платьев.
– Да-да, – поспешно отвечает Джек, а потом снова поворачивается ко мне и берёт мои руки в свои. – Мы всё обсудим сегодня вечером, – обещает он и подмигивает мне. – Для меня главное, чтобы ты была счастлива.
Он говорит это тихо, чтобы слышала только я, а затем очень нежно целует мои ладони. Но тут же отворачивается и продолжает обсуждать с мэром то, сколько фонарей из тыкв нужно вырезать и сколько свечей из жучиного воска поставить в каждую.
У меня внутри всё нарастает беспокойство, но мне ничего не остаётся, кроме как выйти из библиотеки, чтобы не мешать им готовиться к празднику.
В этот момент ведьмы и князь Вампир, отчаявшись дождаться меня в спальне, как раз спускаются по лестнице.
– Тыквенная королева! – громко зовут они. – Позвольте показать, какие мы подобрали вам туфли из рыбьей кожи. Каблук очень высокий и ужасно неудобный! Мы уверены, что вам понравится!
Я не жду, когда они доберутся до меня.
И не спорю с ними.
Вместо этого я быстро иду по коридору и распахиваю входную дверь, чтобы поскорее выйти на тусклый вечерний свет.
Я должна выбраться из города Хеллоуина.
Убежать от всех.
Мой ум буквально кипит от переполняющих его мыслей, как бурлящее зелье, которое слишком надолго оставили над огнём. Я ведь сама хотела этого, не так ли? Выйти замуж за Джека.
Но я никогда по-настоящему не хотела быть королевой. Я была счастлива в роли тряпичной куклы – неидеальная, со множеством заплаток и кривых швов, слишком прямыми волосами, сухими как кость. Девушка без притязаний.
Но это тоже неправда. До встречи с Джеком я никогда не была довольна своей жизнью. Я ненавидела заточение в обсерватории доктора Финкельштейна. Мне было неприятно осознавать, что я создана, сшита безумным учёным в холодной сырой лаборатории тёмной промозглой ночью.
Я хотела чего-то другого, чего-то большего, чем судьба, которая была мне уготована.
Но теперь я стала королевой, и мне кажется, что между двумя частями моей жизни не хватает важного лоскута, так что швы просто не сходятся друг с другом. Как будто сама ткань моей судьбы измята и перекручена.
Хотя здесь даже мне сложно себя понять.
Ночь опускается на город Хеллоуина, а я всё бреду по лабиринту мрачных улиц, пока не оказываюсь на кладбище. Из маленькой конуры, отмеченной старым надгробием, выглядывает Зеро, его глаза чернее ночи, уши торчком. Через мгновение он уже молнией летит за мной – нос светится в темноте золотисто-оранжевым светом, – и мы вместе переходим узкий каменный мост, оставляя город позади, и углубляемся в непроглядный мрак леса.
Мне необходима его тишина. Под сенью скрученных деревьев меня обволакивает ночной воздух, и в нём, как в коконе, делается тихо и спокойно, как будто я становлюсь незаметной для других. Всего лишь тряпичная кукла, не более того.
Мне страшно осознавать, что я готова отказаться от титула, ради которого другие могут переступить через себя, даже убить. Мне кажется, что тем самым я отрекусь и от Джека, хотя это совсем не так. Но я никогда не могла и представить, что жизнь королевы – это жизнь в клетке. Да, меня не сажают в сырую темницу без окон, но моя тюрьма всегда со мной – её возводят вокруг меня, камень за камнем, куда бы я ни пошла. Она состоит из корон и корсетов, которые не зашнуровать без посторонней помощи, неудобных туфель и бестолковых церемоний.
Доктор Финкельштейн называл меня глупой мечтательницей. Он говорил, что я слишком много времени провожу в саду или смотрю на ночные звёзды. Девушка, которая живёт в своих грёзах.
Я знала, что моя жизнь изменится, когда я выйду замуж за Джека. Это не могло стать банальной сказкой о принцессе-эльфе и её принце-лягушке. Но я не представляла себе этого. Я наконец-то освободилась от доктора Финкельштейна, но так и не принадлежу себе. Девушка, чья жизнь была предрешена заранее, становится королевой и обнаруживает себя в другой, но такой же мрачной тюрьме. Неужели другие королевы, принцессы и герцогини чувствовали то же самое? В других королевствах, в другие времена? Они тоже с