Мы не очень-то огорчились. Папа все равно потом все расскажет маме. А уж тут наши «прослушки» не откажут – технология подслушивания у нас с Алешкой отработана…
Разговор в кабинете продолжался довольно долго. Наконец мы услышали голоса в прихожей – Аркаша прощался с папой и застенчиво его благодарил. Мы тоже примчались из кухни, но дверь за Аркашей уже захлопнулась. А на тумбочке опять осталась пачка пакетов с колготками. Наверное, взамен папиных носков. Папа посмотрел на колготки, но ничего не сказал. Он был озабочен.
– Ну что? – спросила мама, тоже озабоченно. – Это серьезно?
– Похоже, что так, – кивнул папа.
– Идите на кухню, – приказала нам мама.
– Мы только что оттуда, – обиделся Алешка.
– А что вы там делали? – спросила мама невинным голосом.
– Ничего, просто так…
И вот тут-то мы попались!
– А теперь, – злорадно сказала мама, – не просто так, а с пользой.
– Посуду, что ли, помыть? – догадался Алешка и сделал вид, что очень огорчился. На самом деле именно это нам и было нужно.
Мама с папой остались в большой комнате, а мы пошли на кухню. Пустили в мойку воду так, чтобы она погромче журчала, разулись и на цыпочках пробрались в коридор. Дверь в комнату была прикрыта не плотно, и нам все было хорошо слышно. Время от времени мы по очереди бегали на кухню и громко брякали тарелками, ложками и кастрюлями.
– Что они там барабанят? – один раз спросила мама.
– Протестуют, – сказал папа.
– От таких протестов, – возмутилась мама, – мы скоро без посуды останемся.
– Они только рады будут, – усмехнулся папа.
В общем, мы прослушали весь их разговор и узнали много нового.
На дядю Аркашу в самом деле «наехали». Кроме этих записок, он получил ночью и телефонный звонок. Ему было четко и ясно сказано, что если он дорожит своими близкими – Маришей и Маргошей (Маргоша – это Маришина собачка по имени Королева Марго), то должен, следуя дальнейшим указаниям, выделить из своих доходов некоторую сумму для обеспечения их безопасности.
– Я сразу же спросил его, какие у него отношения с партнерами и конкурентами по бизнесу.
– Прекрасные, – сказала мама. – Он же такой застенчивый.
– Бизнес есть бизнес, – возразил папа. – Я поручил своим ребятам проверить всех, кто имеет к нему претензии. Но думается мне, что здесь что-то другое. Другие действующие лица, другая конечная цель.
– Рэкетиры? – прямо спросила мама.
– Возможно. – Тут папа прислушался. – Кажется, они последнюю тарелку грохнули.
– Нет, – возразила мама, – мою чайную кружку.
– Так ей и надо, – сказал папа. – Ей уже десять лет, и она вся в трещинах.
– Была в трещинах, – вздохнула мама. – Теперь она в осколках.
– В общем, мы поставили на контроль все Аркашины телефоны и выделили Марише свою охрану. От Аркашиных балбесов толку мало.
– А дальше?
– Будем ждать. Когда они назначат встречу для передачи денег, мы их возьмем.
Папа сказал это так просто, будто собирался не опасных преступников брать, а ложку со стола. Ну что ж, он свое дело знает.
– Видишь, – сказала мама, – как хорошо, что я отговорила тебя менять работу. От тебя ведь столько пользы.
Алешка зажал рот, чтобы не расхохотаться во весь голос. С нашей мамой не соскучишься.
Мы быстренько вернулись на кухню, обулись и взялись за посуду. Когда мама пришла к нам, она глянула в мойку и сказала:
– Бездельники. Чем вы тут занимались? О! Моя любимая кружка, оказывается, цела. А что же вы грохнули?
– Хрустальный кувшин, – успокоил ее Алешка. – И серебряные стаканы.
У нас их отродясь не было. Ни серебряных кувшинов, ни хрустальных стаканов. Но мама на всякий случай все-таки проверила помойное ведро. И очень удивилась (с приятностью), что никаких осколков (ни серебряных, ни хрустальных) в ведре не оказалось.
– Свободны, – сказала нам мама, когда мы домыли посуду. – Умываться и спать. Немедленно.
Через пять минут она вошла в нашу комнату:
– Алексей, умылся?
– Частично, – пробормотал Алешка.
– Это как? – удивилась мама.
– Нос и одно ухо, – объяснил я.
– Не ври, – возмутился Алешка. – Ухи я вообще не мыл. Это вредно.
– Кто сказал? – спросила мама. – Карлсон?
– Семен Михалыч, наш директор.
Тут мама немного растерялась. Наш директор был в большом авторитете у школьных родителей. Как бывший боевой полковник. И мама не стала спорить. Поправила Алешке одеяло, выключила свет, пожелала спокойной ночи и ушла.
И тут же вернулась:
– Про кроссовки утром не забудь.
– Не забуду, – сказал Алешка. – И что вы их так боитесь?
Когда мама ушла, мы с Алешкой стали обсуждать подслушанную информацию. Потом, когда прошло немного времени, я один раз задумался: как же так получилось, что наше с Алешкой бытовое, как говорит папа, любопытство привело нас к активной деятельности. Мы ведь не собирались вмешиваться в эти Аркашины проблемы, нам своих проблем хватало. Мы просто волновались за него и за его любимую Маришу. И как-то незаметно включились в борьбу за их безопасность. А когда включились, узнали такое! Что даже папа, когда мы ему об этом рассказали, безмерно удивился.
Так или иначе, но мы с большой пользой влезли в это дело. Хотя нас об этом никто не просил. Скорее – наоборот. Когда на следующее утро, за завтраком, Алешка с невинной мордашкой выразил пожелание навестить дядю Кашу в его доме («А то, пап, очень невежливо получается: он к нам все время шляется, а мы к нему – ни разу»), папа молча показал ему свой большой кулак. А потом добавил словами:
– И близко к его дому не подходить!
– Опасно? – спросила мама с тревогой в голосе.
– Очень, – сказал папа. – Они там всех вымогателей распугают. Ищи их потом по всему свету.
– Ладно, – смирненько пообещал Алешка, – не будем мы их пугать.
– Правильно! – похвалила его мама. – Молодец! В конце концов, отец, это твоя обязанность.
– Не знаю, не знаю, – папа чуть заметно усмехнулся. – Я все подумываю: а не поменять ли мне работу? Да и жена настаивает на этом.
– Какая еще жена? – возмутилась мама. – Твоя жена тобой гордится!
– Ладно, – сказал Алешка, вставая из-за стола, – вы тут погордитесь друг другом, а нам пора в нашу любимую школу.
– Кроссовки захвати, – напомнила ему вслед мама.
– Обязательно, – заорал Алешка из прихожей, заталкивая кроссовки подальше под тумбочку. Никак он с ними не расстанется.
Когда мы пришли в школу, Семен Михалыч участливо нас поприветствовал и спросил Алешку:
– Как у вашей мамы уши?
– Довольно чистые, – машинально ответил Алешка, позабыв о мамином «больном» ухе.
– А у папы зуб? – ехидно усмехнулся директор.
– Поправился, – сказал я.
– Ну-ну, – Семен Михалыч покачал головой. – Я проверю. Сегодня вечером.
До вечера еще далеко, что-нибудь придумаем. А вот что нам делать после уроков, мы уже знали. Поедем вымогателей от Аркашиного дома отпугивать.
Дядя Каша жил недалеко от нас, на окраине Москвы, где кончался город и начиналась природа, в большом новом доме (этажей в сто), окруженном железной оградой со шлагбаумом. Возле шлагбаума стояла веселенькая будочка, где нес свою вахту мрачный охранник в черной форме. Вооруженный до зубов пистолетом, наручниками, баллончиком и дубинкой. Он был очень вежлив с жильцами и очень груб с посторонними. Особенно с теми, которые не подъезжали к дому на клевых тачках, а подходили к нему пешком. Как мы с Алешкой.
Мы походили вокруг ограды – никаких в ней дырок, кроме «глазков» видеонаблюдения, не обнаружили и остановились у шлагбаума.
– Эй! – крикнул Алешка. – Нам к нашему дяде надо!
Охранник вышел из будочки, смерил Алешку взглядом и, коротко отозвавшись: «Иди отсюда!» – снова скрылся в будке.
Да, эту крепость нашими силами не взять. Я так и сказал Алешке. Он пожал плечами:
– Возьмем хитростью.
Глава IIIБетонный парус
Через пару дней мы снова вертелись вокруг Аркашиного дома. Он, кстати, назывался почему-то «Парус». Наверное, потому что в самом деле немного походил на надутый сильным ветром парус, из бетона. Стены у него были не плоские, как положено, а какие-то кривые: одна выпуклая, а другая вогнутая. Наветренная и подветренная.
Лешка посмотрел на этот «Парус», задрав голову, и пробормотал:
– Парус… Это, Дим, не парус, а какой-то надутый великан.
Лешка точно сказал. Этот странный дом будто гордился перед нормальными домами, что он сам не такой же нормальный. Будто изо всех сил выпятил брюхо: вот, мол, я какой, а вы все не такие!
– Дим, а внутри у него стены тоже кривые? Наветренные и подветренные? Как же они там мебель вешают? Мебель у них тоже кривая? Наветренная и подветренная?
– А я откуда знаю?
– Пойдем, у охранника спросим.
– А он откуда знает? Он в своей будке торчит, его внутрь не пускают.
Алешка взглянул на меня так, что я сразу понял: его нисколько не интересуют выпукло-вогнутые стены. Во всяком случае – не снаружи. В этом доме, как и во всей этой истории, Алешку гораздо раньше, чем меня, заинтересовало что-то другое. И это другое, таинственное и опасное, скрывалось в пузатом доме. Потому Алешка так и рвался туда. Он будто чувствовал, где скрывается тайна и где находится что-то, что поможет ее раскрыть.
Тут как раз к «Парусу» подъехала красивая машина, разрисованная по бортам розовыми леопардами в зеленых пятнах. Охранник мгновенно поднял шлагбаум, вышел из будки и вытянулся как стойкий оловянный солдатик. Только на двух ногах. Зато лицо у него при этом было по-настоящему оловянным.
Машина въехала на территорию «Паруса», шлагбаум опустился. И поскольку охранник был не тот, что в прошлый раз, Алешка сделал еще одну попытку.
– Дядь, – сказал он, – а нам туда надо. Нас в гости позвали.
– Кто? Фамилия? Квартира?
– Дядя Каша позвал. А фамилию я не помню.
– Вспомнишь – придешь. – И охранник повернулся к нам своей оловянной спиной.