— Работать там, в Клюквиной, некому, — продолжал он между тем стращать Прометеева. — А требования к управляющему предъявляем строгие: в лепешку расшибись, но чтоб вовремя было посеяно, вовремя убрано. Никаких скидок. Иначе…
— Иначе нельзя, — согласно кивнул Прометеев. «Оформить на работу», — скрепя сердце дописал Андрей Константинович. Осталось поставить внизу закорючку.
— И все-таки советовал бы вам подумать, — крепко прижимая пальцами заявление к настольному стеклу, он выжидательно смотрел на Прометеева. — А может, подождем до завтра? Утро вечера мудренее: отдохните с дороги, а завтра часиков в восемь…
(Завтра в семь утра Андрей Константинович уже будет мчаться в «уазике» на областное совещание и вернется в совхоз только на третьи сутки. Долго придется ждать Прометееву.)
— Некогда отдыхать, — поднялся Прометеев. — Весна не ждет, — и выхватил из-под руки Андрея Константиновича заявление.
— Стойте, я же еще не подписал! — крикнул тот вдогонку.
Прометеев от двери показал ему листок. Под резолюцией стояла директорская подпись-закорючка. Андрей Константинович не верил глазам: ведь он и не собирался подписывать свою резолюцию. Неужели машинально черкнул?
— Ладно, оформляйтесь, — устало махнул он рукой. — Но только признайтесь откровенно: зачем вам все это понадобилось?
— Что — «это»? — не понял Прометеев.
— Зачем вы приехали в совхоз?
— Искать клад, зачем же еще! — и Прометеев исчез за дверью.
Глава ШЕСТНАДЦАТАЯв которой Прометеев приступает к поискам клада
В Клюквиной он объявился через час. Оставил в конторе отделения чемодан и ушел прямиком через лес к полям.
Клюквина — деревенька лесная. Лес подходит к ней со всех сторон. Начинается он сразу за огородами. И все поля, сенокосы и пастбища — тоже в лесу. Если зайти слишком далеко, то, не зная дороги, можно и заблудиться. Или того хуже — угодить в болото. Бывали такие случаи.
Прометеев долго не возвращался. Уже вечерняя дойка на ферме началась, а его все нет. Кончилась дойка, разошлись доярки по домам, а Прометеева все нет и нет.
Уже сумерки надвинулись, когда он вышел из лесу. И сразу — на ферму. Жители Клюквиной, кто еще не спал, видели, как он вошел в первый коровник, как немного погодя тенью переметнулся во второй. А потом наступила непроглядная ночь.
Никто не видел, как Прометеев вышел из последнего, пятого коровника и направился к конторе, находившейся в другом конце деревни. Только по суматошному, заливистому собачьему лаю можно было догадаться, что по деревне идет чужой человек.
Нашарив на стене выключатель, Прометеев включил свет, достал из чемодана электронный микрокалькулятор и занялся расчетами. Множил, делил, складывал, вычитал. А потом глянул на часы и вспомнил, что сегодня еще не обедал. Достал из чемодана пачку апельсиновых вафель. Поужинав всухомятку, Прометеев постелил на скамейке пальто, разулся и тотчас же уснул сном праведника.
Утром чуть свет в контору заглянул тракторист Иван Алексеич Махнев, Ромкин отец. Надо было ему позвонить в МТМ насчет нового масляного насоса для трактора. Отворив дверь, он увидел спящего на скамейке управляющего. Кирзовые сапоги стояли как на часах — пятки вместе, носки врозь.
Пока Иван Алексеич дозванивался до МТМ, управляющий открыл глаза, рывком поднялся и сунул ноги в сапоги.
— Ты чего это по лесу столько времени шастал? — спросил у него Иван Алексеич.
— Клад искал, — протирая очки, улыбнулся Прометеев.
— Ну, положим, — принял шутку Иван Алексеич. — А в коровнике ночью чего делал?
— Тоже клад искал, — Прометеев надел очки и в свою очередь спросил: — Не подскажете, у кого тут можно снять комнату?
— Пошли, — кивком показал Иван Алексеич на дверь. — Сперва позавтракаем, а потом что-нибудь придумаем.
Придумывать ничего не понадобилось, потому что старший сын Ивана Алексеича в прошлом году ушел служить в армию и его с Ромкой комната все равно наполовину пустовала.
Вот так и случилось, что Прометеев стал жить у Махневых.
Глава СЕМНАДЦАТАЯв которой Ромка не нахвалится Прометеевым
Он прибежал в школу как угорелый. Швырнув в парту портфель, шумно, ликующе возгласил:
— Ура, победа!
Слава покрутил пальцем у виска:
— Совсем уже?
Не обращая внимания на насмешливый тон приятеля, Ромка стал рассказывать о последних событиях, случившихся в доме Махневых: — Я тебе говорил, что у тлей крылышки выросли? Ну так вот. Вчера я показал перец Борису Васильичу, а он сразу: «У вас на веранде, я видел, помидорная рассада в ящиках растет. Отнеси туда же и свой перец». Я спрашиваю: «А зачем?» А он: «Неси, неси, не разговаривай!» Ну я и отнес. Потом гляжу — все тли перелетели на помидорную рассаду. Ух, я даже испугался. Говорю Борису Васильичу: «Теперь она, что же, на помидорах расплодится? И помидоров, говорю, у нас не будет». А Борис Васильич как рассмеется! «Это, говорит, ее последний перелет. Больше, говорит, она никуда летать не будет».
— Ну и что? Не съела еще помидоры? — спросил Слава.
— Съела?!. Как бы не так! — с торжеством выпалил Ромка, словно ждал такого вопроса. — Утром сегодня гляжу — висят мои букашки на помидорных ворсинках и не шевелятся!
— Может, опять оживут?
— Нет, теперь все!.. Хана им. А у мамы два года подряд астры гибнут… Забыл, как болезнь называется. Тоже все средства перепробовала. А Борис Васильич говорит: «Вы их посадите вместе с петуньями — не будут болеть». Здорово, правда?
— А про твои арбузы он что сказал?
— Удивился! Вот это, говорит, для меня новость, чтоб в нашем климате арбузы и дыни росли. Посоветовал все наблюдения обязательно записывать в дневник. Вот!
— Ну и подумаешь! — сказал Слава.
Глава ВОСЕМНАДЦАТАЯв которой станет ясно, что такое «сам-семьсот»
Прометеев с Иваном Алексеичем сидели за столом, приготовившись ужинать. В тарелках рдели соленые помидорчики, золотилась квашеная капуста, стояла запотевшая пузатая кринка с молоком. Из кухни доносился запах печеного теста.
— Поделился бы секретом, — шутливо подмигнул Прометееву Иван Алексеич. — Что за клад такой в наших коровниках запрятан. Очень любопытно было бы узнать.
Ромка навострил уши, услыхав про клад. Оказалось, что новый управляющий имел в виду самое обыкновенное молоко.
— Сколько вы надаиваете его в год от своих коров? — спросил он у Ромкиного отца и сам же ответил: — Семьсот тонн. А сколько стоят эти семьсот тонн, если взять по закупочной цене? Триста тысяч рублей, почти треть миллиона!
— И что с того? — не сразу понял Иван Алексеич.
— Да как это «что»? — удивился его непонятливости Прометеев. — Если наши коровы, — он так и сказал «наши», — если наши коровы станут давать молока в два раза больше, то еще триста тысяч как с неба свалятся. Это тебе не клад?
— Ишь ты! — усмехнулся Иван Алексеич, поддевая вилкой капусту. — И за сколько же лет мы достигнем таких удоев?
— Если хорошо поработать, то и года не пройдет, — с серьезным видом ответил Борис Васильич. — Чего тянуть-то?
— Ну ты и шустрый, однако! — хохотнул Иван Алексеич. — Года не пройдет… Не говори больше никому этого — засмеют!
— Ничего смешного не вижу! — рассердился Прометеев. — Коровы у нас на ферме породистые. Только худые больно.
— На одном силосе сидят — вот и худые! — обиделась за совхозных коров Ромкина мама Клавдия Семеновна. Она как раз ставила на стол румяные, пышущие жаром ватрушки. — Ты поешь-ка одну кислую капусту или соленые огурцы — погляжу на тебя!
Клавдия Семеновна работала на ферме дояркой и, конечно, больше других знала, отчего ее коровы дают мало молока.
Прометеев ее поддержал:
— Правильно, кормить коров надо, как полагается. Тогда и молока будет много. А силос — это не еда. Силос коровам — как нам огурчик к обеду. Кормить коров надо сеном.
— Ты нам его из города, что ль, привез? — пристыдила Прометеева Клавдия Семеновна. — Сколь вон они, наши механизаторы, его заготавливают — только-только телятам хватает. А коровушки сена и в глаза не видят!.. — махнула рукой и ушла.
— Сенокосов у нас мало, — стал оправдываться Иван Алексеич. — Да и погода: скосишь траву, а тут дождь, и сгнило сено…
— Для своей-то коровы где его берешь? — спросил Прометеев.
— А вон у меня половина огорода травами засеяна, — кивнул Иван Алексеич в сторону окна.
— И огород не так уж велик, — усмехнулся в усы Прометеев. — Я подсчитал: в Клюквиной на каждую совхозную корову приходится в двадцать раз больше земли, чем на каждую личную корову. Вот и выходит, что на ферме коровы должны кушать сена куда больше, чем твоя Ромашка. А почему-то не кушают.
— Так ты чего равняешь мой огород и совхозные поля! — загорячился Иван Алексеич. — На своем-то огороде я все успеваю — и полью, и подкормлю травушку вовремя. Не жду, когда перестоит да огрубеет, — скашиваю, пока в самом соку…
— В поле-то почему нельзя успевать? — с недоумением спросил Прометеев. — Ну не в двадцать, так хоть бы в три раза больше получать от совхозной земли, чем она сейчас дает!
— Ты что — в три раза! — изумился Иван Алексеич. — На совхозном поле? Да столько и не вырастет. В три раза! Чудак…
— Вырастет! — твердо сказал Прометеев. — Я подсчитал — еще больше вырастет, если только взяться за дело по-хозяйски.
— В три раза! — продолжал изумляться Иван Алексеич. — Да мы и тот урожай, который выращиваем, не успеваем убирать. То дожди, то техника подводит. И людей не хватает…
— Это потому, что чужим его считаете, урожай. Я который день захожу на машинный двор, а ты все ремонтируешь трактор.
— Восемь дней полагается на такой ремонт, а сегодня еще только пятый, — обиделся Иван Алексеич. — Послезавтра закончу. На день раньше срока. Я вообще всегда норму перевыполняю.
— И на своем огороде тоже? — язвительно спросил Прометеев.
Иван Алексеич посмотрел на него как на сумасшедшего: