Валька был так оглушен всем случившимся, что невольно кивнул головой:
— Поехали...
Таинственная надпись
После обеда мать стала внимательно приглядываться к Вальке.
— Ты что, Валечка? — наконец спросила она. — Не заболел ли?
Валька пожал плечами.
— Почему я должен заболеть?..
— Какой-то тихий ты, смирный, задумчивый. Что-нибудь случилось?
Случилось, конечно, случилось! Но Вальке не с кем было поговорить о тайне, которую он узнал от Петьки Птицы. С матерью ему говорить не хотелось. Она все знала о Петре Проскурякове, но скрывала, как он жестоко и подло предал отца. Дементий Александрович тоже знал. А теперь они хотят, чтобы он не был задумчивым и веселился!..
Валька ушел в свою комнату, сел на подоконник и совсем задумался. Велосипед стоял в саду под окном. Но Вальку уже не интересовал велосипед. Валька думал о бывшем своем отчиме Петре Проскурякове, о тех печальных событиях, которые отшумели здесь девять лет назад, о надписи, которая открыла всему свету, кто предатель. Недаром, значит, приходили солдаты в ту забытую уже московскую квартиру и недаром Валька очутился в городе на Каме. Петр Проскуряков получил по заслугам! А ведь Вальке иногда не верилось, что Проскуряков настоящий враг. Бывали минуты, когда у Вальки возникали сомнения, потому что дядя Петя был очень хорошим человеком. Маскировался!
«Предательство — хуже всего на свете, — думал Валька. — Предатель — это не человек!»
А Валькин отец, партизан Василий Мельников, смотрел со стены и говорил:
«Да, это верно, Валентин, предательство — самое подлое дело. За предательство надо жестоко мстить! Отомсти за меня, Валя!»
Но кому теперь может мстить Валька? Петр Проскуряков разоблачен. Фашисты разбиты в кровавом бою. Восемь лет прошло. Заросли развалины дикой травой...
«А надпись? Надпись не сразу нашли. Может, и другие надписи остались?»
Так подумал Валька, но ему показалось, что это сказал отец.
От размышлений Вальку отвлекли шаги в саду. Это Магда шла в свой флигелек. Она увидела Вальку, ласково спросила:
— О чем мечтаешь, Валечка?
— Магда, простите, пожалуйста, вас можно на минуту?
— Да, Валечка.
— Идите сюда. Вы можете залезть в окошко?
— В окошко? — Магда на секунду задумалась. — Залезть-то я могу, только твоей маме не понравится. А что, у тебя секреты какие? Пойдем-ка лучше ко мне.
Валька выпрыгнул в сад. В комнату к Магде он уже не раз заглядывал. Вальке нравилось тесное жилище Магды. Там, как и в саду, пахло цветами и травой. Зеленая трава всегда лежала на полу...
Магда села на свою кровать, Валька — на единственную в комнате табуретку. Магда посмотрела на Вальку, приглашая к разговору. Но Вальке было трудно сразу начать. И он сказал сначала:
— У вас всегда книжки лежат. А вы говорили, что в школу не ходили.
— Книжки я и без школы научилась читать, — ответила Магда. — Я бы умерла с тоски без книжек.
— А что вы сейчас читаете?
— Про Робинзона Крузо. Очень занимательная книжка. Не читал?
Валька чуть-чуть улыбнулся. Ах, Магда! Ну кто же не читал такую книжку! Валька прочитал еще года три назад.
— Обязательно прочитай, Валечка! — сказала Магда. — Получишь большое удовольствие. И еще есть одна интересная книжка: «Гулливер у лилипутов». Лилипуты — это маленькие люди, а Гулливер великан. Очень занимательно написано! И потом вот еще одна — «Конек-горбунок». Правда, написана стихами, но все равно не замечаешь. Сказка.
Валька кивнул. Ему не хотелось говорить, что он давно уже не читает детские книжки. Да и не об этом он пришел разговаривать.
— Магда, — сказал Валька, — я хочу у вас спросить... вы что-нибудь знаете о надписи?
— Вон ты о чем. — Магда помолчала немного. — А что тебя интересует?
— Все.
— Ты ничего не знаешь?
— Ничего.
— Твоя мама должна была бы тебе рассказать.
— Она ни о чем не говорила. Я вас очень прошу, Магда, расскажите мне все поподробнее!
— Все подробности знают только два человека: пан полковник да историк.
— Какой историк?
— Пан Трембач. Он о партизанах книжку написал. И он же надпись в подземельях открыл. У полковника эта книжка есть. Попроси у него.
— Я обязательно попрошу, Магда. Но вы мне расскажите о надписи. Вы ее видели?
— Нет, что ты! Кто же меня пустит в подземелье. Туда один Трембач ходит.
— А подземелье в крепости?
— Да, под центральной башней. Там тюрьма у немцев была.
— А почему же сразу после войны надпись не заметили?
— Некому было, Валечка, — вздохнув, сказала Магда. — Тут такое творилось, что крепость за версту обходили. Но потом появился пан историк и стал обследовать. Он все подземелья облазил.
— Оно большое?
— Говорят, что нет. Только под центральной башней и осталось, а остальное обрушилось. Здесь ведь и после войны бои с фашистскими бандитами шли.
— Знаю, — сказал Валька.
— У них там штаб был. Они его взорвали. Что тебе еще интересно?
— Магда, — сказал Валька, — меня все до капельки интересует, потому что Петр Проскуряков был моим отчимом!
Признание вырвалось у Вальки невольно, но он не пожалел об этом. Магде он доверял и ничего скрывать от нее не хотел.
— Знаю, — сказала Магда и погладила Вальку по голове, словно он был совсем маленький. — Мне об этом Герман Тарасович сказал. Дементий Александрович от него ничего не скрывает. Да я и сама догадывалась. — Магда помолчала и спросила: — Хороший был человек Проскуряков?
— Для меня был хороший. Но он же враг, — ответил Валька.
— Я видела твоего отчима, Валя. Он моей матери жизнь спас. И я об этом никогда не забуду. Пану историку я сказала, что Проскуряков для спасения людей жизнью своей рисковал. Он пожаловался полковнику... — Магда замолчала.
— Петр Проскуряков мне тоже ничего плохого не сделал, а только хорошее, — прошептал Валька. — Он любил мою мать. Но ведь если враг, то необязательно жестокий ко всем. И у врагов есть свои семьи, дети... Враги тоже люди, но они все-таки враги, Магда.
— Кто его знает, Валечка, — помолчав, сказала Магда. — Может быть, ты еще что-нибудь хочешь спросить?
Валька на минуту задумался.
— А та надпись была без подписи?
— Нет, почему же. Ее Марчук написал. И подписался.
— А кто он такой, Марчук?
— Партизан. Он в камере смертников у немцев сидел. Его расстреляли, но он выжил. Тут как раз и красные пришли.
— А потом?
— Что потом?
— Почему же он сразу не сказал о предательстве?
— Говорят, что его Проскуряков уничтожил. У пана историка написано, что Проскуряков сделал все, чтобы скрыть предательство. Он был в то время командиром отряда. У пана историка все это написано. Ты прочти, Валя, эту книжку.
Двойной экзамен
Вечером Валька сел писать письма своим старым товарищам, с которыми он дружил в городе на реке Каме. Провожая Вальку, они просили сообщить, какая жизнь идет на юге, весело ли живется там ребятам и вообще интересны ли дальние края. Валька и хотел написать друзьям, что жизнь здесь веселая и интересная, а края просто замечательные. Но, поприветствовав друзей, как это принято в письмах, он отодвинул ручку и задумался.
Надпись в подземелье... Предательство Проскурякова... Какой-то историк, которого Магда по привычке называет паном... Партизан Марчук, погубленный Проскуряковым... Отряд юных мельниковцев во главе с Петькой Птицей... Разве обо всем этом можно было написать в одном письме?
Валька понял, в каком трудном положении он оказался. Про озеро, про замок, про бывшее помещичье имение «Стрелы»... О Магде, о Германе Тарасовиче, о полковнике Скорняке, который освободил Вальку от школьных испытаний... Об этом писать, писать и писать надо целый день с утра и до вечера. Друзья прочтут, станут задавать вопросы. А Валька и сам хотел бы знать ответы на кое-какие вопросы. И он подумал, что ему еще рано писать письмо друзьям из города на реке Каме. Да им сейчас и не до писем: испытания на носу. Вот когда они закончатся, испытания...
Валька сидел за столом спиной к окну, глядел на бумагу и думал о своей новой жизни. Он не знал, сколько прошло времени — полчаса или целый час. И неизвестно, долго ли он просидел бы вот так, если бы его не заставил вздрогнуть легкий свист за окном. Валька обернулся и увидел Петьку Птицу. Петька сидел на подоконнике и улыбался как ни в чем не бывало.
— Привет, — сказал он и подмигнул Вальке.
— Ты как сюда попал? — удивился Валька.
— Пустяки, — ответил Петька. — Собаки нет, а если собаки нет, я проберусь куда угодно. У меня ноги, как у кота. Бесшумные.
И Петька поставил на подоконник свои бесшумные и, надо сказать, грязные ноги.
— Заходи, — предложил Валька. — Чего же сидишь?..
— Нет, — ответил Петька, — у меня здесь обзор хороший. От хорошего обзора нельзя отказываться. Никто врасплох не застанет.
— Но кого же тебе здесь бояться?
— Хотя бы твоей Магды. Мы ей войну объявили. Она меня не пожалеет, если поймает.
— Послушай, Петька, — укоризненно сказал Валька, подходя к своему новому знакомому. — Вы что, с ума посходили? Советским женщинам войну объявляете.
— Да нет, в уме мы, — нахмурился Петька. — В здравом, как говорится, рассудке. Какая же она советская женщина? Она — графское отродье. Отец ее — здешний граф, бывший угнетатель. Это мы точно знаем.
— Но ведь она же категорически отрицает.
— Конечно! — ухмыльнулся Петька. — Кто же признавать будет? Ты бы признал, если бы отец твой графом был?
— Признал бы, — сказал Валька. — Я признался в школе, что Проскуряков был моим отчимом. Правда, не сразу признался...
— Проскуряков был твой отчим? Вот это да! — воскликнул Петька.
— Был отчимом, — угрюмо подтвердил Валька. — Но я на Красной площади поклялся всю жизнь бороться против врагов народа. И сдержу эту клятву!
— Прямо на Красной площади? — после молчания спросил Петька.