Тема деревни в современной советской литературе, ее исторических судеб, прошлого, настоящего и будущего, неотделима от темы социалистической революции, исторических судеб нашего общества, всей нашей страны. [5]
Художественные постижения величественных идей и завоеваний Октябрьской революции, судеб народа и, соответственно, крестьянства, одухотворенных характеров, ковавшихся в борьбе за новое общество, новый строй, — одна из главенствующих тем литературы социалистического реализма с самого начала ее существования. Традиция эта не прерывалась никогда.
В последние годы в советской прозе появились новые произведения, рисующие революционную историю нашей страны, раскрывающие историческую неизбежность, глубинные народные корни социалистической революции.
В ряду произведений историко-революционной темы последних лет важное место занимает роман Сергея Залыгина «Соленая Падь». Роман этот, посвященный гражданской войне в Сибири, не просто возвращение к теме. Продолжая своих предшественников, С. Залыгин с позиций сегодняшнего дня исследует и осмысляет революционную эпоху, под современным углом зрения художнически осваивает новые, неразведанные пласты народной жизни.
Пафосом книги, ее художественной идеей, отнюдь не заданной, но выпытанной у жизни, естественно выросшей из материала и воплощенной в характеры, в ткань повествования, является мысль, знание, убеждение автора в том, что Октябрьская революция и Советская власть были единственно возможной исторической дорогой и судьбой для самых глубинных масс трудящихся, в данном случае — сибирского крестьянства; что революционная идея, аккумулированная ленинской партией, не была чем-то внешним, извне навязанным исконной, народной жизни, но, наоборот, встречно зрела в глубинах действительности и обернулась в революционные годы всенародным порывом в будущее.
В постижении народного характера Октябрьской социалистической революции, гражданского характера гражданской войны — пафос, художественный смысл романа.
Со страниц произведения встает облик революционного народа, образ времени, ощущаемые С. Залыгиным с большой художественной чуткостью и полнотой. От документов и фактов истории, от вполне реальных жизненных прототипов шел С. Залыгин к художественному обобщению, к ярким, жизненным характерам своих героев, к его, залыгинской партизанской, крестьянской республике Соленая Падь. Он шел путем подлинного художника, стремясь сохранить и воплотить в слове историческую правду времени во всем ее аромате, буйном колорите красок и одновременно — во всех драматических, а порой и трагических противоречиях.
Внимательно исследован в романе конфликт между главкомом Мещеряковым и начальником главного штаба республики Соленая Падь Брусенковым. Истоки этого конфликта — в ограниченности, ущербности мелкобуржуазной революционности, которую и представляет в романе Брусенков. Проблема ущербной ограниченности мелкобуржуазного революционного сознания, чрезвычайно важная для понимания противоречий той эпохи, уже ставилась С. Залыгиным в повести «На Иртыше».
Помимо объемного, крупно, зримо нарисованного характера Степана Чаузова, крестьянина-середняка, того русского мужика, на котором, доказывает С. Залыгин, мог бы держаться создаваемый в тех местах колхоз, впечатляют в повести и характеры, психология тех, кто вершил несправедливость над Чаузовым.
А творили эту несправедливость, казалось бы, вполне убежденные и субъективно честные люди, свято верившие, что вершат свое черное дело ради «чистоты» идеологии: «И ни что-то ее не замутит, ни сориночки в ней нету! Будто слеза ребячья... Вот какую мы нынче создаем идеологию!»
Люди эти не понимали, что чистота подобной «идеологии» искусственно дистиллирована, что, будучи очищена от человечности, справедливости, правды, она перестанет быть ленинской идеологией.
Митя-уполномоченный знает, что Чаузов — «кулак не настоящий». Но искренне верит, что, нарушая справедливость в отношении него, он ведет борьбу «за светлое будущее»: «Ваши слезы — последние слезы. Может быть, еще пройдет лет пять — потом классовой борьбы у нас не будет, установится полная справедливость. И слез не будет уже. Никогда!»
Революция и классовая борьба, по убеждению субъективно честного человека Мити, оправдывают несправедливость, творимую им по отношению к Чаузову. Повесть «На Иртыше» свидетельствовала, чем оборачивалось для людей и революции ультрареволюционное, а на самом деле — мелкобуржуазное противопоставление революционности и нравственности, отчуждение человечности и справедливости от революционной идейности.
В романе «Соленая Падь» С. Залыгин продолжает исследовать антигуманную природу того узколобого мелкобуржуазного революционера, который принес столько бед Степану Чаузову и грозит бедой, недоверием, арестом Ефрему Мещерякову.
Иван Брусенков, начальник главного штаба краснопартизанской республики Соленая Падь искренне предан революции. Но его понимание революционного долга (и в этом проявляется ограниченность мелкобуржуазного сознания) отмечено сектантской узостью и прямолинейным примитивизмом, бездушием и человеконенавистничеством. «Почему это — не можешь ты без врагов, нужны они тебе, как воздух? — спрашивает его Мещеряков. — И что бы ты делал посреди одних только друзей — угадать невозможно!». По сути дела, Брусенков с его жестокостью и подозрительностью, с его жаждой власти и нетерпимостью, который «и на своих тоже кровавыми глазами глядит», — такой Брусенков отрицает ленинский, гуманистический идеал революции и компрометирует его в глазах народа.
Ибо «исстрадался народ за века по человеческому, — размышляет Мещеряков. — Ныне — человеческое учуяли, хотим его все больше и больше, все сильнее и сильнее!» Ибо «народ восстал. Он же за справедливость восстал!» — говорит Брусенкову несправедливо осужденный им на смерть и освобожденный Мещеряковым крестьянин Власихин.
Потому-то и встают на защиту Советской власти не только мужики, но и старики и дети, что она, по словам того же Власихина, «от справедливости происходила», «человеческое» в мир несла. И даже, говорит один из героев романа, «когда бы Советская власть падала под ударом темной силы не только в Сибири, но по всей России, она и тогда восстановилась бы повсюду, потому что люди уже видели ее однажды и поняли ее!»
Современность звучания романа С. Залыгина прежде всего в этом — в выявлении высокого гуманизма и человечности идеалов революции и народной войны: «... Она сама по себе чистая и благородная, такой не бывало еще. Она за окончательную справедливость, и не для кого-нибудь, а именно для народа», — снова и снова в споре с Брусенковым и «брусенковщиной» отстаивает свое понимание революции Мещеряков.
То, что в крестьянском вожаке Ефреме Мещерякове живет как стихийный порыв, нравственный поиск, выражающий душу народа, в характерах партийцев-большевиков Петровиче и Кондратьеве отгранено в цельное, последовательное мировоззрение. Вот почему, несмотря на срывы Мещерякова, проистекающие из стихийности его крестьянской натуры, именно Петрович и Кондратьев — его союзники в неприятии Брусенкова, они ведут борьбу с «брусенковщиной» куда последовательнее, чем сам Мещеряков. «Ты власти хочешь, больше ничего, — говорит большевик Кондратьев Брусенкову. — Я... подобно тебе, Брусенков, из нее, из революции, одну только власть делать не буду. Не для этого она».
Революция совершалась ради торжества правды и справедливости на земле.
Революция вызвала к жизни характер нового человека — коммуниста, ленинца. Она разбудила высокую романтику подвига, революционный энтузиазм в душах наших отцов.
Новая жизнь возникала в грохоте залпов «Авроры» и канонаде гражданской войны. Она запечатлена в нашей Лениниане, в образе Павки Корчагина, в фурмановском Чапаеве, в фадеевском Левинсоне, в Кожухе из «Железного потока» Серафимовича, в Давыдове из «Поднятой целины».
Правда революции — это покоряющая умы и сердца людей сила, которая сделала Павку Корчагина и Чапаева, Давыдова и Нагульнова одними из популярнейших героев в современной мировой литературе.
«Ты! Вражеский голос! Мне мало крови пустили!.. Но, если понадобится, я за партию... Я за свою партию, за дело рабочих всю кровь отдам! Слышишь ты, кулацкая гадина! Всю, до последней капли!» — бросает в напряженной тишине в лицо врагу в «Поднятой целине» Давыдов.
Характер Давыдова в полном смысле слова типический характер, глубоко и полно выражающий свою эпоху, время перелома двадцатых — тридцатых годов.
— Я, товарищ, сам — рабочий Краснопутиловского завода. Меня послала к вам наша Коммунистическая партия и рабочий класс, чтобы помочь вам организовать колхоз и уничтожить кулака, как общего нашего кровососа, — представляется Давыдов казакам. И далее, во всей полной драматизма истории борьбы за колхоз в хуторе Гремячий Лог, раскрывается героический характер Давыдова как посланца партии, убежденного коммуниста-ленинца.
Он раскрывается в непримиримости, с которой Давыдов относится к врагу, и в безмерной любви к людям, к трудовому народу, пусть темному, забитому, не понимающему его иногда. Вспомним сцену, когда женщины безжалостно избивают Давыдова, требуя от него ключей от амбаров с семенным хлебом, а он водит их по селу в почти бессознательном от боли и унижения состоянии, но не отдает ключей.
«— Иди, су-ки-ин ты сын!.. — Игнатенкова старуха топала ногами.
— За вас же, сволочей! — неожиданно звонко сказал Давыдов и повел по сторонам неожиданно посветлевшими глазами. — Для вас же делаем! А вы меня же убиваете. Ах, сво-лочи! Не дам ключей. Понятно? Факт, не дам! Ну?!..»
В этой сцене — весь Давыдов, с его мужеством и любовью к людям, ради счастья которых он готов на все. И сколько благородства, доброго юмора, понимания людей и жизни сквозило в словах Давыдова, когда он несколько дней спустя на общем собрании в присутствии краснеющих до слез женщин рассказывал, как его избивали за то, что он хотел сберечь для них же семенной хлеб, как сердитая Настенка гвоздила его по спине руками и даже плакала от злости: «Бью, бью его, а он, гад, как каменный».