– Ага, вот и наша красавица. – Облонский повернулся к Кити. – Левин, дружище, помнишь эту красотку? Хорошеет с каждым днем, верно?
– Я… м-м-м… не… – Левин беспокойно заерзал в кресле, потом встал так, чтобы столик закрывал его носки, и довольно неуклюже поклонился. – Добрый день, барышня.
Кити хихикнула и кивнула.
– Ну, вспомнила Левина?
Кити нахмурила лобик, потом качнула головой:
– Н-нет… Может быть, и встречались где-то, лицо почему-то знакомо. Но я не припоминаю.
– Вот она – девичья память. – Облонский улыбнулся другу. – Кити, голубушка, садись с нами.
Левин вскочил, суетливо подвинул девушке свое кресло и замер, как солдат, ожидающий очередной команды.
Кити села, вежливо улыбнулась ему и посмотрела на Долли:
– Ты почему такая грустная, сестренка?
– Не обращай внимания, – сказал Облонский. – Долли сегодня весь день не в настроении. Расскажи лучше, почему ты здесь? И как сюда… попала? Левин, дружище, присядь, не маячь.
– Не знаю. – Кити виновато пожала плечами. – Я просто ревела на камне. Правда, Стива, Долли, мне было очень страшно. Думала, придется до темноты так сидеть. А я темноты очень боюсь. Как маленькая, да? Понимаю, что глупо, но поделать с собой ничего не могу. Да и мало ли кто тут может повстречаться. Вдруг какой-нибудь маньяк или еще что-нибудь в этом духе.
Ее передернуло.
– Один маньяк тут и правда есть, – сказала Долли, поглядывая на мужа. – Но я надеюсь, что хоть для тебя он безопасен.
– Маньяк? – Кити округлила глаза и оглянулась, будто ожидала увидеть у себя за спиной монстра с окровавленным топором.
– Долли шутит, – сказал Облонский. – Она у нас тоже большая шутница.
– Мда? – Долли хмыкнула. – Ну-ну…
И снова замолчала, глядя в одну точку.
– Выходит, милая, ты тоже не помнишь, как здесь оказалась? – отвернувшись от окна, спросила Анна.
– Не-а. А что, еще кто-то не помнит?
Ей никто не ответил.
– Мрачновато здесь, – сказала Кити, окинув беспокойным взглядом комнату.
Анна подошла к камину, протянула руки к огню и, задумчиво глядя на весело пляшущие языки пламени, произнесла:
– Похоже, «я не знаю» – слова, которые чаще других звучат в этом доме. Я тут поразмышляла и выяснила одну интересную вещь. Вот скажи, Стива, ты много можешь вспомнить о своем прошлом? Давайте проведем маленький эксперимент. Пусть каждый напряжет память и поведает остальным о том, как он жил раньше. До того, как очутился в этом доме. Буквально в двух словах.
Анна села в кресло и обвела испытующим взглядом притихшую компанию.
– Кто первый?
– Да ну, странный вопрос, ей-богу… – Облонский откинулся на спинку кресла. – Вот тебе, пожалуйста: я женат без малого пятнадцать лет, сейчас у нас с Долли… гм… размолвка, но я уверен, что все уладится. Как видишь, ничего сложного.
– У вас есть дети?
– Конечно.
– Сколько? Один? Два? Мальчик? Девочка?
– Э-э… – Облонский задумался. Он долго тер лоб, потом принялся что-то подсчитывать на пальцах, шевеля губами. Наконец, сдавшись, он беспомощно посмотрел на жену. – Долли, у нас ведь есть дети?
Долли неуверенно кивнула.
– М-мапьчики?
Долли пожала плечами и испуганно уставилась на мужа.
– Ничего не понимаю, – прошептала она.
– Что называется, «а был ли мальчик?» Видишь, милый мой Стива, – Анна ткнула пальцем в Облонского, – все не так просто. Хочешь еще вопрос? Где вы жили до вчерашнего дня?
– Мы… э-эм… – Облонский с минуту о чем-то напряженно размышлял, потом судорожно вздохнул и вытер вспотевший лоб. – Ничего не понимаю. Бред какой-то. Сплошные черные дыры. А ведь я никогда не жаловался на память… Вроде бы.
– С тобой все понятно. Есть еще желающие окунуться в прошлое? Левин, вы нам можете что-нибудь рассказать?
Левин, сидевший в дальнем, самом темном углу комнаты, заворочался в кресле, как медведь, по недогляду уснувший в барсучьей норе, густо откашлялся и тоном заправского рассказчика начал:
– А вот у нас в деревне случай был…
– Как называлась деревня? – быстро спросила Анна. – Когда туда приехали? Долго там прожили?
Левин немного попыхтел, поскрипел креслом и наконец притих. Из угла донеслось его озадаченное сопение.
– Долли, Кити, а вы что скажете? Две сестры… Вы дружно жили? Есть у вас еще братья или сестры? Во что вы любили играть в детстве?
Сестры переглянулись, но не проронили ни слова. Анна удовлетворенно кивнула.
– Понимаете теперь, что я имела в виду? У меня та же история. Я знаю, что у меня есть муж, но понятия не имею даже, как он выглядит. Пытаюсь представить, но не могу, просто черный силуэт перед глазами. В то же время я уверена, что, если он сейчас войдет в эту комнату, я тотчас его узнаю. Где мы с ним жили, какой жизнью? Этого я вспомнить не могу. Или взять тебя, Стива. Я знаю, что ты мой родной брат. Все остальное, что связано с тобой, стерто. Есть знание некоторых фактов, но это не воспоминания. Как, допустим, убийство Юлия Цезаря. Я знаю, что его убили, примерно знаю, почему и как, но я этого не помню, потому что не могу помнить. Забавно, да?
Все хмуро промолчали.
– Давайте рассуждать логически, – сказал после долгой паузы Облонский. – Мы неизвестно как оказались в этом доме. Мы представления не имеем, где он находится. Наша память полностью или почти полностью, – он бросил короткий взгляд на жену, – стерта, хотя все мы находимся в добром здравии. Нам известны наши имена. Друг друга мы тоже сразу же узнали. Долли помнит еще кое-что. Но в целом о своем прошлом мы не знаем почти ничего.
Облонский остановился и оглядел слушателей, ожидая возражений.
– При старческом маразме такое бывает, – сказал Левин.
– Для старческого маразма рановато, не находишь? Кити едва восемнадцать стукнуло. Да и сомнительно, чтобы у всех он начался одновременно. Это ведь не свинка.
Остальные не проронили ни слова.
– Мы словно возникли из ниоткуда, – воодушевившись этим молчаливым согласием, продолжил Облонский. – Выскочили в этот мир, как чертики из табакерки. И нет ни малейшей зацепки. А ведь всегда, всегда должна быть некая точка отсчета, которая позволяет человеку в любой момент определить, в каком направлении он движется, откуда и куда идет. А у нас этого нет. Вообще ничего нет, кроме имен.
– И вопросов, – снова встрял Левин.
– И вопросов, – кивнул Облонский. – Вывод: поневоле задумаешься о сверхъестественных силах.
– Теоретически, нам могли дать какое-нибудь сильное снотворное. Мы уснули, и нас перевезли сюда, в этот дом. А потеря памяти – просто побочный эффект, – сказала Анна.
– А что, если все это сон? – подала голос Кити. – Я сплю, а вы мне снитесь. Очень похоже, кстати.
– Угу. И мне снится тот же самый сон, так? Дом, море, комната… – Облонский похлопал по кожаному подлокотнику. – Кресло, ты, Анна и так далее.
– Нет-нет-нет. – Кити тряхнула головой. – Ты ведь часть моего сновидения и говоришь это не потому, что действительно видишь во сне то же самое, а потому, что тебе положено так говорить по сюжету сна. Если бы я видела носорогов, ты тоже видел бы носорогов, но не потому, что нам снится одно и то же, а потому, что в моем сне ты персонаж, который обязан видеть то, что вижу во сне я. Так понятнее?
– Да, намного, – хмыкнул Облонский.
– Вот! – Кити обвела всех победным взглядом.
– Еще будут предложения? Долли? – спросила Анна.
Долли обхватила себя руками, словно ей было холодно:
– Мне страшно. Я должна, понимаете, должна помнить своих детей. Я не могла их забыть…
– Понятно. Костя?
– Э-э… Мне понравилась идея Кити. Очень умно. И все объясняет. – Он смущенно посмотрел на девушку.
Кити кокетливо улыбнулась.
– Ясно. – Облонский хлопнул по столу ладонью. – Так мы ни к чему не придем. Слишком мало знаем.
– Согласна, – кивнула Анна. – Мы как слепые котята. Я предлагаю для начала выяснить, где мы находимся.
– Как?
– Провести рекогносцировку, или как там это называется. Может быть, удастся найти ответ. В конце концов, сомневаюсь, что мы на необитаемом острове. Это было бы слишком. Должны быть и другие люди поблизости.
– О! – оживился Левин. – Вот это по мне. Чем сидеть и головы ломать, давно уже надо было сходить на разведку. Я готов хоть сейчас. Как говорится, поп не устал, что рано к заутрене встал.
Он поднялся с кресла и принялся натягивать сапоги.
– Подожди, – остановил его Облонский. – Уже вечереет. В темноте мы много не разведаем. Да и план надо бы составить…
– Какой еще план? Взять да обойти всю округу. Вот и весь план.
– Если позволите, дама выскажет свое мнение, – подняла руку Анна. – Начать нужно с осмотра дома.
– Думаешь, здесь есть что-то интересное?
– Вряд ли. Но тем не менее. Нужно быть последовательными. Иначе рискуем упустить что-нибудь важное.
– Дом, так дом. – Левин стянул сапоги. – Пошли, Стива.
И, не дожидаясь друга, он начал подниматься по лестнице.
Спустя полчаса они снова собрались в гостиной. Лица у всех были обескураженными.
– Это не жилой дом, – сказал Облонский, наливая себе коньяк. – Это кукольный домик. Только большой.
– Причем открытый аккурат к нашему приезду, – поддержала брата Анна. – Заметили? На мебели ни царапинки, ни пятнышка. Будто только сегодня привезли из магазина.
– И пыли нигде нет. То есть не просто чисто, а вообще нигде ни пылинки, – угрюмо сказала Долли. – Даже на полу.
– А мне не нравятся шкуры, – пробасил из дальнего конца комнаты Левин. Он провел рукой по распятой на стене медвежьей шкуре. – На ощупь какие-то неправильные. Слишком мягкие. И не пахнут. Абсолютно ничем не пахнут… Зато ружье прекрасное, – восхищенно сказал он, остановившись перед камином. – Просто великолепное! «Зауэр», если не ошибаюсь. – Левин приподнялся на цыпочки, чтобы лучше разглядеть двустволку. – Ну да, «Зауэр 8». Левый ствол – чок, правый – получок. Запирание тройное с болтом Гринера…