Но мама уже оседлала любимого конька:
– А Диана Коллинз – теперь Диана Рохас, – надевала крохотное бикини, мазалась детским маслом и пыталась разбудить его, скользя по гробу, будто по капоту гоночной машины, как в одном из клипов «Вайтснейк». Ох уж эти восьмидесятые! – она рассеянно встала, пересекла комнату и вытащила с нижней полки книжного шарфа старый потрепанный альбом. – Хотите кое-что посмотреть?
– Конечно, – кивнула немного сбитая с толку Хэйзел. Образ матери Меган, намазанной детским маслом, не шел из головы.
Мама перелистала слегка пожелтевшие от времени страницы. Там обнаружился нарисованный карандашом и чернилами и раскрашенный фломастерами спящий принц. Рисунок был неплохой, но и не шедевр: Хэйзел потребовалась пара секунд, чтобы осознать, чей это портрет.
– Это ты нарисовала, – «разоблачила» маму Хэйзел.
Та рассмеялась:
– Конечно, я. После школы я отправлялась в лес, делая вид, что собираюсь рисовать деревья и всякое такое, но вместо этого, как завороженная, рисовала его. Даже написала большую картину маслом. А потом подала ее как вступительную в колледж.
– А куда она делась? – поинтересовалась Хэйзел.
Мама пожала плечами:
– Продала за пару баксов в Филадельфии. Одно время она висела в кафешке, уж не знаю, что с ней стало потом. Может, теперь, когда он пропал, нарисую другую. Не хотелось бы его забыть.
Хэйзел подумала о кинжале, исчезнувшем со стола в лесу, – куда же он на самом деле делся?
После ужина мама уселась перед телевизором с ноутбуком – смотреть какое-то кулинарное шоу, а Хэйзел с Беном остались на кухне: на десерт были тосты с грейпфрутовым мармеладом.
– И что теперь? – спросила Хэйзел брата.
– Лучше бы нам найти принца до того, как начнут сбываться предостережения Джека, – и Бен, нахмурившись, кивнул на ее руки. – Ты где-то упала?
Хэйзел опустила глаза на уже переставшие кровоточить, затянувшиеся корочкой ранки. «Прошлой ночью кое-что произошло». – Слова вертелись у девушки на языке, но она не могла заставить себя произнести их вслух.
После того, как несколько лет назад ее чуть не убили красные колпаки – она все рассказала и показала ссадины, – Бен умолял ее никогда не охотиться одной. «Мы что-нибудь придумаем», – пообещал тогда брат, но к этой теме они больше не возвращались.
Он бы очень расстроился, узнав, что она заключила сделку с феями. Почувствовал бы себя виноватым. И все равно не смог бы ничего с этим поделать.
– В лесу, наверное, поцарапалась, – солгала она. – Колючий куст или вроде того. А, ерунда, оно того стоило.
– Угу, – наконец пробормотал Бен, поднимаясь из-за стола и ставя тарелку в раковину. – Думаешь, принц там? Спит в нашем занюханном спальнике и ест черствые крендели?
– И пьет кофе из кофеварки? Было бы хорошо. Надеюсь, что так и есть, – ответила Хэйзел. – Даже если он злобный принц из твоих историй.
Бен фыркнул.
– Ты это помнишь?
Она отвернулась, пытаясь улыбнуться:
– Конечно. Я все помню.
Брат рассмеялся.
– Боже, а я и думать забыл обо всей той чуши, которую мы друг другу плели. С ума сойти – принц проснулся в наше время! Мы можем встретить его!
– Должна быть какая-то причина, – заметила Хэйзел. – Наверное, в лесу что-то произошло. Джек прав.
– Может, просто пришло время. Вдруг проклятие истекло, и он сам разбил свой гроб, – Бен покачал головой, и уголки его губ поползли вверх. – Если бы наш принц был хитер и хотел бы спастись от Ольхового короля, то отправился бы в самый центр города. Ходил бы от одного дома к другому. Его бы звали на обеды охотнее, чем проповедника в воскресенье.
– Его бы звали в кровати охотнее, чем проповедника в воскресенье, – поправила Хэйзел, рассмешив Бена: пастор Кевин был предметом вожделения девочек из церковной школы, потому что выступал в какой-то недопопулярной христианской рок-группе. И все же рогатый мальчик был гораздо знаменитей. Если он появится на Главной улице, Женский комитет Фэйрфолда наверняка организует невероятно сексуальный фестиваль домашней выпечки в его честь. Бен был прав: если принц не побрезгует прятаться от Ольхового короля в фэйрфолдских спальнях, он будет спасен.
– Ты так и стремишься навстречу опасности. На тебя не похоже, – наконец заметила Хэйзел, потому что должна была хоть что-то сказать.
Бен кивнул, как-то странно на нее посмотрев.
– Поиски нашего принца – это совсем другое дело.
Хэйзел тоже встала из-за стола.
– Ладно, если у тебя появятся блестящие идеи – буди. Я – спать.
– Спокойной ночи, – бодро сказал Бен – возможно, слишком уж бодро – и уставился в сторону гостиной. – Хочу посмотреть новости. Интересно, станут ли они придерживаться версии о вандалах.
Поднимаясь по лестнице, Хэйзел решила бодрствовать так долго, как только сможет, надеясь поймать то, что вытащило ее вчера из постели – чем бы оно ни было. Она слышала рассказы зачарованных людей, которые выскальзывали из дома, чтобы при полной луне потанцевать с волшебным Народцем, а на рассвете просыпались с мокрыми ногами, лежа в ведьминых кругах и мучаясь смутной тоской по чему-то неуловимому, чего больше не могли вспомнить. Если ее использовал Народец, она хотела знать об этом наверняка.
Конечно, была надежда, что, использовав ее однажды для какой-то службы, они еще долго не призовут ее к себе снова; но лучше перестраховаться, чем потом сожалеть.
Зайдя в комнату, она опустилась на колени и выволокла из-под кровати старый сундук. Дерево местами растрескалось и покоробилось. Когда Хэйзел была совсем маленькой, Бен прятался в нем, притворяясь Дракулой в гробу, а потом – принцем. А когда она была даже еще меньше, мама складывала туда игрушки и детские одеяла. Но теперь в сундуке вместе с кучей памятных вещичек отдыхал ее старый добрый меч. Камни с вкраплением блестящей слюды, которые она любила и собирала, отправляясь погулять по лесу. Серебряная обертка от жвачки, из которой Джек сложил лягушку. Ее старый зеленый бархатный плащ с капюшоном – часть самодельного костюма Робина Гуда. Венок из маргариток, который, засохнув, стал таким хрупким, что она не осмеливалась прикасаться к нему, боясь, что он просто рассыплется.
Открывая сундук, она ожидала увидеть все эти вещи. Она хотела вытащить покрашенный в черный цвет меч и засунуть его под матрас.
Но меча в сундуке не оказалось.
В тайнике было пусто: только какая-то книжка, свернутые туника со штанами – все из светло-серебристого материала, которого она никогда раньше не видела, – и записка, написанная тем же до жути знакомым почерком, что и послание из ореха: «241».
Она взяла книгу – «Английский фольклор» – и открыла на 241-й странице.
Там оказалась история о фермере, который купил участок пашни вместе с живущим на нем огромным волосатым боггартом, который заявил, что это его земля. После продолжительных споров они решили пользоваться наделом вместе. Чудовище потребовало все, что вырастет над землей, разрешив фермеру забрать оставшееся под ней. Но фермер обхитрил боггарта, посадив картофель и морковь. Когда настало время собирать урожай, чудовище получило только вершки. Как же оно разозлилось! Боггарт бушевал, кричал и топал ногами. Но он заключил сделку и, как все феи, обязан был сдержать свое слово. На следующий год боггарт потребовал, чтобы ему досталось то, что вырастет под землей, но фермер снова его надул. Он посадил кукурузу, и боггарту достались только жилистые корешки. Боггарт снова разошелся, еще страшнее и яростней, чем прежде, но ему опять пришлось сдержать слово. Наконец, на третий год боггарт потребовал, чтобы фермер посеял пшеницу, но чтобы каждый сам ухаживал за своей половиной поля и собирал урожай. Фермер знал, что боггарт силен, и засадил его сторону поля железными прутьями: пока плуг чудовища затуплялся снова и снова, он спокойно пахал свою половину. После нескольких часов безуспешной работы боггарт сдался и заявил, что фермер может единолично владеть полем – скатертью ему дорога!
Слова «морковь» и «железные прутья» были обведены грязным пальцем.
Хэйзел, нахмурившись, смотрела в книгу. Эта сказка для нее ничего не значила.
Озадаченная и расстроенная, она занялась постельным бельем: сняла грязное и отнесла его в корзину. Потом взяла из шкафа чистую, правда, мятую простыню и старенькое стеганое одеяло. Наконец переоделась в пижаму с космическими кораблями, залезла в кровать и наугад взяла книжку с прикроватного столика, пытаясь отвлечься и убедить себя, что старый меч был нужен ей не больше костюма Робина Гуда.
Эту книгу она уже читала раньше: в ней рассказывалось про зомби, которые гонялись за братом и сестрой. Но через пару страниц девушка отложила чтение – не получалось сосредоточиться. Ничто не могло затмить мыслей о доме с замшелыми стенами и кованом эльфийском кинжале на деревянном столе. Ничто не могло затмить мыслей об израненных руках, грязных ногах и потерянной ночи.
И ничто не могло затмить мыслей о двойной жизни Джека. Она знала, что с феями нужно быть осторожной – независимо от того, насколько они красивы, умны и обворожительны. Но Джек всегда был исключением. Теперь же мысли о его серебристых глазах и о том, как странно он говорил, не давали ей покоя. Эти мысли и воспоминания об их поцелуе переплелись, и она почувствовала себя очень глупой.
Девушка лежала, закрыв глаза и притворяясь, будто спит, пока не услышала скрип половиц. Кто-то поднялся по лестнице и теперь идет по коридору. Бен? Или брат уже спит, и к ней подбирается… нечто? Хэйзел села и потянулась к мобильнику – два часа ночи.
Как только она выскользнула из постели, кто-то протопал вниз по лестнице.
Сунув ноги в сапоги и зажав в руке телефон, она вышла из комнаты так тихо, как только могла. Если Народец смог околдовать ее, заставив ходить по ночам, что им мешало проделать то же самое с Беном? Может, он ничего им не должен; может, и не заключал с ними никаких сделок. А это значит, что они не имеют на Бена никаких прав. Но феи же постоянно берут вещи, которые им не принадлежат…