Саммари книги «Это мое! 6 парадоксов, которые многое объясняют об устройстве современного мира» — страница 2 из 3

По соседству с пустырями жила семья Маклин, которая открыто использовала одну треть земли Кирлинов более двух десятилетий в качестве заднего двора – устраивала вечеринки, хранила дрова и прочее. Они физически владели землей и вели себя соответственно.

В 2007 году Маклин предъявил иск о праве собственности на физически захваченные земли. Кирлины были потрясены: как они смеют посягать на их собственность?! Однако древний закон о владении без правовых оснований, которому более 4 тысяч лет, действует и сегодня: если люди открыто и долго пользуются вашей землей (в штате Колорадо – 18 лет), они могут претендовать на нее. До исхода 18 лет они являются нарушителями границ.

Суд встал на сторону Маклина. Физическое обладание преобразовалось в юридическую собственность. Эта история вызвала возмущение в обществе, после чего государство предоставило судье право по своему усмотрению обязывать таких владельцев выплачивать рыночную стоимость земли. Это значительно снизило количество подобных исков.

Конфликты, возникшие из-за владения землей, стары, как мир, их список почти бесконечен. Физическое владение какой-либо территорией обладает силой и не всегда соответствует абстрактным представлениям об исторической справедливости и морали.

Один из самых сложных конфликтов – владение культурными объектами без правовой основы. Есть ли у Ирака обоснование требовать возвращения вавилонских скульптур из нью-йоркского музея Метрополитен? А у Египта – мумий и статуй? То же самое касается и претензий Бенина, Китая, Камбоджи, Греции и Перу на сокровища, наследие их древних цивилизаций. И чем отличаются от них предметы искусства, отнятые во время Холокоста? Разве что тем, что их можно идентифицировать.

Что ты посеешь, то я пожну

Третье основное оправдание права владения – «Это мое, потому что я ради этого работал», т. е. речь идет о праве на плоды своего труда.

Труд, подобно принципу «первый по времени» и обладанию, не является самоопределяющимся фактом, поскольку для этого необходим способ решить, чей труд имеет значение. Это не факт, а выводы, которые можно оспорить.

Так, труд коренных американцев был признан менее значительным по сравнению с трудом первых переселенцев, из-за чего первые потеряли свои земли. Однако купить землю (выделение государством приусадебных участков) или завладеть ею было недостаточно, т. е. быть первым по времени – недостаточно для установления права владения имуществом.

Переселенцы были обязаны видоизменять землю с помощью определенных форм труда. Только это давало им право на законное владение, а закон на протяжении всей истории укреплял связь между посевом и жатвой.

В одном из городов штата Флорида дети нескольких детских садов наслаждались нарисованными на стенах фресками с изображением любимых героев мультфильмов Диснея. Однако юристы Disney Company категорически были против несанкционированного использования их образов и грозились судебными исками, если их не закрасят.

Дети были расстроены, общественность возмущена.

Как вообще могла возникнуть такая ситуация? Ответ следует из главного различия в модели владения. Право владения имуществом дается за физический труд. Это мотивирует, например, садоводов выращивать больше фруктов. В выигрыше и продавцы своей продукции, и покупатели. Продукт получает тот, кто заплатил рыночную цену.

Совсем другая ситуация с интеллектуальным трудом. Примером может служить создание рецепта блюда. Его автор разработал с помощью интеллектуального труда, однако воспользоваться рецептом может кто угодно. Образно говоря, сеял один человек, а пожинать плоды его труда будут другие.

С одной стороны, общество и потребители останутся в выигрыше от отсутствия законодательной защиты интеллектуального труда. С другой стороны, пострадают производители, ведь если они не будут получать прибыль от продуктов интеллектуального труда, то какой смысл создавать что-либо? В таком случае в минусе оказываются и создатели, и потребители.

Решение проблемы возникло еще в 1790 году, когда были созданы Закон об авторском праве, а позже и о патентах на изобретения. При этом в Конституции речь шла о продуктах, способствующих «прогрессу науки и полезных искусств», а право собственности имело временные ограничения: 25 лет для авторских прав и 20 для патентов. После этого продукты интеллектуального труда становились общественным достоянием.

Однако не все правообладатели согласны с таким положением вещей, поэтому, когда подходит срок окончания действия прав, они засыпают Конгресс деньгами и лоббистами. В связи с этим им удается в очередной раз отодвинуть неприятную дату.

Именно таким образом компания «Дисней» до сих является владельцем изображений всех своих персонажей, зарабатывая миллиарды. Правда, публика от этого ничего не выиграла.

Закон о защите Микки Мауса является ярким примером того, как компании и правообладатели, с ней связанные, используют положение о вознаграждении за труд только в своих интересах, игнорируя общественную пользу.

Мой дом – не моя крепость

Принцип принадлежности – основа владения имуществом – часто упускается из виду. Это обусловлено тем, что принадлежность является ощущением: «Это мое, потому что относится к тому, чем я обладаю».

Житель частного дома в Кентукки сбил из дробовика дрон, который кружил почти под его крышей. Суд встал на сторону стрелка, отклонив все обвинения хозяина аппарата.

Казалось бы, человек владеет только землей. В состав его собственности воздушное пространство не входит, однако именно интуитивный принцип принадлежности делает его владения трехмерными.

Правда, это всего лишь принцип, а не закон. В документах на собственность владения землей ничего не говорится о подземных ресурсах и воздушном пространстве. Таким образом, владения не простираются «от рая до ада», как говорили в тринадцатом веке, и ваш дом – не ваша крепость.

Принадлежность позволяет владельцам заявлять о новых ресурсах, несомненно связанных с их собственностью. При этом принадлежность касается обеих сторон: для соседей по кондоминиуму, операторов дронов, потомков умерших и для государства. Она охватывает все пространство под вашей землей, над ней и под ней, сбоку от нее и проходит через прошлое. Ваш дом может быть вашей крепостью, но он никогда не принадлежит только вам.

Наши тела, а не мы сами

Хирург-трансплантолог Леви Розенбаум несколько десятилетий спасал жизни людям с почечной недостаточностью. Он находил и подбирал доноров, покупал почку и делал пересадку. Неудач в его практике не было.

Поскольку торговля человеческими органами в США, как и многих других странах, незаконна, Розенбаум был пойман ФБР и предстал перед судом. В зале суда было полно народа, стоявшего на стороне обвиняемого. Один из них сказал, что в этом деле нет жертв, т. к. и доноры, и получатели счастливы.

Розенбаум был приговорен к двум с половиной годам заключения.

Да, продажа органов – уголовное преступление, однако, если человек хочет добровольно отдать почку, закон это поддерживает, поскольку для нормальной жизни человеку хватит и одной. Так почему же почку можно подарить, а продать нельзя?

Кажется очевидным, что для спасения жизни необходимо иметь законодательное разрешение какой-либо ограниченной формы продажи органов. Пока же этого нет, ежегодно умирают преждевременной смертью около 43 тыс. человек.

Конечно, интуитивно мы понимаем, что не все может продаваться. Так, у нашего тела нет цены, это священное ядро собственности на самого себя. Мирское находится на другом конце спектра – это различные предметы, которыми мы владеем.

То, что совсем недавно было научной фантастикой, сегодня стало реальностью: новые современные достижения медицины позволяют отделять от наших тел органы и клетки, создавая новые ресурсы.

Как же мы должны относиться к этим телесным ресурсам? Как к мирским, как к священным или как к чему-то промежуточному? Как и раньше, единства ни в обществе, ни в законе по этому вопросу нет.

В Монтане можно продать клетки своего костного мозга, тогда как в Вайоминге, соседнем штате, это запрещено законом. В Иллинойсе разрешено суррогатное материнство, а в Мичигане, который граничит с ним, нет. Примеров множество.

Такое расхождение базируется на разных религиозных и атеистических убеждениях, на лобби экономических консерваторов и многих других.

Собственность на самого себя – это право не принадлежать другому, а также то, что уравнивает нас с другими. То, что мы владеем собой и не принадлежим никому – предпосылка человеческой свободы, равенства и достоинства.

Рабство – это антитеза собственности на себя. Сегодня оно во всем мире под запретом, однако на практике дело обстоит иначе.

Юдокия Пулидо родилась на Филиппинах, всю жизнь была рабой и умерла в рабстве. Хозяин богатого семейства подарил ее своей жене, когда Пулидо было 18 лет. Она выполняла всю работу по дому, которую не оплачивали, и терпела избиения в течение 60 лет. После переезда семьи ее владельцев в США ничего в жизни рабыни не изменилось. Ее передавали по наследству друг другу ее хозяева. Пулидо скончалась в 2011 году.

Каждый раз при появлении нового ресурса право владения имуществом оспаривается в силу неоднозначности. В связи с этим необходимо иметь исходное правило для определения владельца и предмета его владения.

Это исходное правило часто устанавливается рассуждениями по аналогии, которые являются одним из наиболее широко используемых инструментов для проектирования прав обладания и юридических рассуждений в целом. Именно таким образом, по аналогии с лесами, штаты определили первоначальное владение на газ, нефть и воду и ввели правила добычи.

Модель владения имуществом может включать в себя рассуждения на основе различий, которые также являются мощным инструментом, как и рассуждения по аналогии. Необходимо регулировать диапазон возможностей. Это позволит нам создавать владения собственностью, учитывая и аналогии, и различие.