Понимая, что выхода нет, Кейт медленно вытянула руку вперед. Никос видел, как по ее горлу пробежала судорога, но именно от того, что он увидел в ее глазах, в его венах замерзла кровь. Страх. Нет… более того. Паника. Она почти дрожала.
Он посмотрел на маленькую пластиковую палочку в ее руке. Его охватил вихрь эмоций, слишком быстрый и неожиданный. От волнения он не мог сообразить, что происходит.
— Дай-ка подумать.
Он ожидал, что Кейт возразит, но вместо этого она смиренно передала ему эту палочку, как будто сдалась без боя.
— Ну? — Ее мучительный крик дал ему понять, что она не знает результата.
— Ты не беременна, Кейт.
— О, слава богу. — Вздохнув с облегчением, Кейт взяла у него тест, посмотрела на него и упала на колени.
Никос смотрел вниз, на ее макушку, на то, как свет падал на блестящие каштановые волосы на ее плечах. И что-то внутри его шевельнулось.
Внезапно он увидел, как вел себя, — он был слаб. Фиона обращалась с ним как с грязью. Кейт вела себя с ним с отстраненностью, как будто он был ничем… никем. Все это он принял, потому что Кейт потеряла любимого отца. Сказал себе, что она горевала. Что он должен дать ей время.
Но это… это было последней каплей.
— Я так понимаю, ты довольна? — Его голос был напряженным, как будто он пытался собрать воедино нити своего самообладания.
— Конечно. Забеременеть сейчас было бы катастрофой.
— Катастрофой?
Это слово застряло во рту как камень. Никос понял, что никогда бы не подумал так о беременности. Отнюдь нет. После первого потрясения он был бы доволен, горд. Даже в восторге. Мысль о том, чтобы начать новую жизнь с Кейт, стать отцом, не давала ему покоя, он ждал этого, как захватывающего приключения, в которое не терпится отправиться. Несколько недель назад он был уверен, что Кейт отреагирует точно так же.
Никос с горькой обидой увидел, что его снова предала женщина, которую он любил. Его мать отвергла его как сына — теперь Кейт отвергала его как отца.
Ему следовало бросить эту тему, уйти, перенести обсуждение на другое, более подходящее время. Но почему-то он не смог. Его гордость не позволила ему.
— Могу я спросить, почему ты сочла это катастрофой?
— Что ж, это очевидно, не так ли?
— Не для меня.
— Я бы никогда не смогла справиться с ребенком, помимо всего прочего. — Она тяжело вздохнула. — Теперь, когда папы… больше нет, мне придется взять на себя управление бизнесом, сосредоточиться на заботе о моей матери. Я нужна ей сейчас больше, чем когда-либо.
— А наша семья? Если я могу говорить о нашей семье… — Он кивнул на тестовую палочку, брошенную на роскошный кремовый ковер. — Это ничего не значит?
Кейт устало покачала головой:
— Послушай, я не могу сейчас этого сделать, Никос. Просто будь счастлив, что я не беременна, и оставим все как есть.
И что-то внутри Никоса сломалось.
— Поверь мне — я счастлив!
Он оттолкнул ее руку.
— Без сомнения, ты испытываешь облегчение оттого, что я не испорчу драгоценную кровь О'Конноров своими низкими генами, но позволь мне сказать тебе вот что. — Он указал пальцем на то место, где Кейт стояла как вкопанная в потрясенном молчании. — Я рад, что ты не беременна, потому что я не хотел бы, чтобы у моего ребенка была такая мать, как ты!
— Никос!
— Я серьезно, Кейт. — Огонь гнева охватил его, звенел в ушах и жег кожу. — Ты можешь думать, что ты лучше меня. Все это… — он указал на роскошную комнату с огромными окнами, из которых открывался панорамный вид на Сентрал-парк и горизонт Нью-Йорка, — делает тебя лучше во всех отношениях. Что ж, позволь мне кое-что тебе сказать. Ты ошибаешься. Возможно, я не из обеспеченной семьи и не получил такого изысканного воспитания, каким можешь похвастать ты, но знаешь что?
Я рад. Потому что у меня есть кое-что более важное — принципы, честь и честность.
— А ты думаешь, что у меня всего этого нет? — Ее голос был очень тихим.
— Я думаю, ты упустила из виду главное, Кейт. Ты не можешь видеть то, что находится прямо перед тобой.
— Что именно?
— Ты не можешь понять, что ты не более чем избалованная маленькая девочка любящих папы и мамы. Мамы, которая манипулирует тобой. Я не знал твоего отца, но…
Кейт издала тихий звук, похожий на жалобное ворчанье раненого животного. Ее рука нащупала комод рядом с ней.
— Не смей проявлять неуважение к моему отцу!
Никос замер, видя, что ей нехорошо. Он понизил голос:
— Я хочу вот что сказать: если он был тем отличным парнем, о котором ты говоришь, он не заслужил таких жену и дочь, как вы.
Между ними воцарилась тишина, острая, как зазубренное стекло. Кейт ошеломленно отступила назад.
— Теперь я вижу, что женщины, которую я встретил на Крите, женщины, в которую влюбился, на самом деле никогда не существовало, — безжалостно продолжил Никос. — Она была фальшивой. Ты просто развлекалась, прежде чем решиться выйти замуж за богатого банкира из хорошей солидной американской семьи. Я прав?
Глаза Кейт лихорадочно бегали по его лицу.
— Если ты действительно в это веришь, Никос, то ты меня совсем не знаешь.
— Нет? — Он не проявил к ней пощады. — Или столкнуться с правдой больно, Кейт?
— Больно, Никос…
Ее простое заявление, измученное выражение ее лица почти обманули его. Почти.
Но внезапно Кейт собралась, подошла к двери и распахнула ее из последних сил.
— Убирайся.
— Очень хорошо.
Он был рядом с ней. Когда она отказалась смотреть на него, он протянул руку, осторожно приподнял ее подбородок кончиком пальца и стал искать ее взгляда. Его сердце почти перестало биться.
— Но чтобы ты знала, Кейт, если я уйду сейчас, больше не вернусь.
Он ждал, затаив дыхание в груди. Ждал, что Кейт что-нибудь скажет, что-то сделает, чтобы остановить его.
Но вместо этого она промолчала. Тишина давила на него все сильнее с каждой секундой.
— Если я уйду сейчас, наши отношения закончатся.
Он дошел до сути, желая убедиться, что она все поняла.
И когда Кейт взглянула на него, он увидел правду, услышал слова до того, как они были произнесены.
Ее нижняя губа дрогнула, голос надломился, но глаза были как камень.
— Наши отношения уже закончились, Никос.
С тех пор прошло три года, но теперь, глядя на Кейт, Никос знал, что разочарование того дня по-прежнему живо. Взгляд этих зеленых глаз, ее дыхание на его щеке, эти мягкие, сексуальные губы — и он снова перенесся в то время. Теперь он был старше и определенно богаче, но в том, что касалось Кейт, он не стал мудрее.
Он вдохнул сладкий ночной воздух, безмолвно проклиная взгляд Кейт, которая смотрела на него широко раскрытыми глазами. Она не провоцировала его намеренно. Во всяком случае, она выглядела нервной, неуверенной, стоя здесь на фоне ночного Парижа, чуть склонив голову набок и плотно сжав рот.
Она держалась осторожно, как будто не доверяла своим высоким каблукам на этих неровных древних ступенях. Или она не доверяла себе. Волнение Никоса еще больше усилилось.
Он должен был взять себя под контроль — и быстро.
— Уже поздно. Мы должны возвращаться в отель.
Он резко повернулся и начал спускаться по ступеням, не глядя на Кейт, не дожидаясь ее ответа.
Глава 7
Подняв камеру, Кейт сделала еще один отличный снимок. Это было слишком просто — Венеция была самым красивым местом в мире.
Позади нее гондольер умело маневрировал через оживленное движение по Гранд-каналу, одновременно показывая своим пассажирам различные достопримечательности. Грандиозные палаццо и церкви в стиле барокко, Дворец дожей, мост Риальто…
Резко свернув с главной магистрали, гондольер направился вниз по не столь оживленному каналу, местами настолько узкому, что ему приходилось руками отталкиваться от стен древних зданий, чтобы не врезаться в стену. Вдали от шума и суеты они слышали только успокаивающий звук весел в воде и приглушенные голоса вдалеке. Это были закоулки Венеции, которые, по мнению Кейт, были столь же очаровательны, как эффектный Гранд-канал.
Когда гондола подошла к низкому мосту, Кейт повернулась, чтобы посмотреть на гондольера. Стоя на корме, он должен был быть осторожным, чтобы не удариться головой. Они подбирались все ближе, и он, казалось, не обращал внимания, но в последнюю секунду он подмигнул ей и пригнулся. Улыбаясь, Кейт снова повернулась вперед — и сразу же оказалась под проницательным взглядом Никоса. На его лицо легла тень от моста, под которым они как раз проплывали.
Выражение его лица было трудно разобрать — оно не было ни холодным, ни дружелюбным, но скорее настороженным.
С той ночи на ступенях базилики Сакре-Кёр они больше не вели разговоров по душам, не говорили больше о ее семье, и за это Кейт была ему очень благодарна. То, как Никос охарактеризовал ее мать, больно ранило Кейт, но в глубине души она понимала, что он отчасти был прав. Фиона обращалась с ним ужасно.
Может быть, если бы она смогла объяснить Никосу, почему ее мать вела себя так пренебрежительно, все было бы иначе. Но Фиона заставила ее поклясться, что Кейт ни при каких обстоятельствах не должна никому рассказывать о ее состоянии. Попытки урезонить ее, внушить ей, что не стоит стыдиться психического заболевания, вызвали обратный эффект: ее мать впадала в истерику, потому что Кейт хотела всем рассказать, что она «сумасшедшая». Фиона решила, что Кейт не будет счастлива, пока не упечет ее в больницу для душевнобольных.
Так что Кейт послушалась свою мать и ничего не стала объяснять Никосу. В конце концов, это была болезнь ее матери, а не ее. Ей пришлось уважать чужие желания.
Отношения Кейт с Фионой всегда были непростыми. В детстве она смирилась с тем, что ее мать «хрупкая», что иногда она проводит все дни в постели, страдая от головных болей и непонятных перепадов настроения.
Ее отец внушил Кейт, что к ее маме нужно относиться с максимальной осторожностью, всегда слушаться и сохранять спокойствие.